Государево дело (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

– Откуда ты такой взялся? – поинтересовался оторвавшийся от обеда капитан Штире, когда к нему подвели молодого человека.

– Из Моравии, – коротко отвечал Попел, стараясь не смотреть на искромсанный ножом окорок.

– У вас там сейчас жарко, – ухмыльнулся офицер.

– Я давно не был в родных краях.

– Тебе приходилось воевать?

– Нет.

– Врешь! Я всегда отличу новобранца, впервые вставшего в строй, от человека успевшего посмотреть в глаза смерти. Говори правду, а не то пожалеешь!

– Я был кирасиром.

– Вот как! И где же твой конь и доспехи?

– Остались на Праздном поле.

– Стрелять умеешь?

– Да, из пистолета.

– А с мушкетом справишься?

– Справлюсь.

– А с пикой?

– Если понадобится.

– Хорошо. Мне нужны пикинёры. Оружие и доспехи мои, жалованье – четверть талера в неделю. За бой – двойная оплата. Если уцелеешь в первом бою, значит с тебя выйдет толк, тогда можно будет поговорить о прибавке. Если случится добыча, то ты будешь иметь долю наравне с прочими пикинёрами. Согласен?

– Да!

– Тогда подписывай контракт, после чего тебя проводят в твой десяток. И запомни: за трусость в бою – смерть! За утаивание трофеев – смерть! За неисполнение приказа – смерть!

– А если…

– За дурацкие вопросы – смерть!

– Понятно.

– Ну вот и отлично. Задаток за первую неделю получишь у профоса Кирха. Так уж случилось, что этот святой человек исполняет ещё и обязанности казначея, а если случится такая надобность, то и капеллана. Ты лютеранин или католик?

– Реформат.

– Ну и ладно, мне – плевать! Эй, кто-нибудь, отведите этого моравского ублюдка к капралу Нильсу, да велите покормить. Бьюсь об заклад, что он уже дня три ничего не ел.

– Четыре.

– Ты слишком много разговариваешь, парень! – ткнул его в бок провожатый. – С капитаном Штире не так уж трудно поладить, если выполнять приказы и не болтать при этом.

– Спасибо. Я постараюсь запомнить.

– Вот-вот, постарайся, а то он тебе враз язык укоротит.

Скоро Попел получил возможность убедиться в словах наемника. Капитан и впрямь оказался человеком покладистым и незлобивым. Особенно на фоне капрала Нильса, бывшего сущим исчадием ада.

Ему дали старую кирасу и ржавый шлем – морион. И то и другое носили следы множества битв и последовавших за ними ремонтов. Со шпагой и пистолетом пришлось расстаться, а вместо них бывшему студенту выдали видавший виды тесак в деревянных ножнах, да длинную – в три человеческих роста пику. В обычное время её полагалось нести на плече, а в бою, баталия наступала, ощетинившись пиками как разъяренный дикобраз. Причем, пикинёры должны были стойко держать строй, не обращая внимания на обстрел вражеских мушкетов и пушек, или же яростные наскоки кавалерии. Вот мушкетеры – другое дело. Они строились по флангам баталии, и вели огонь, отбивая атаки, или стараясь расстроить ряды противника. Выстрелив, им следовало отходить назад для перезарядки, а потом возвращаться и делать новый залп. Глядя на них, Вацлав скоро пожалел, что не попал в мушкетеры, ибо такая служба показалась ему куда более занимательной. Впрочем, кто знает, может со временем с Божьей помощью ему и удастся сменить неповоротливую пику на тяжелый мушкет.

Пока же, времени для сожалений и, особенно для мечтаний, у него было не так уж много. Ему и прочим новобранцам следовало многому научиться, а потому проклятый Нильс не жалел для них ни отборной ругани, ни увесистой палки. А когда учения заканчивались, неугомонный шваб тут же находил для новичков какое-нибудь иное, не менее тяжелое занятие. На это он был мастер.

Первый бой в качестве пехотинца он принял через две недели после вступления в отряд. Они только перешли через границу Лужицы и устало двигались по дороге. Несколько раз их колонну обгоняли гарцующие рейтары, позади тащилась артиллерия, а они всё шли и шли, и казалось этот проклятый путь никогда не закончится. Вражеская кавалерия появилась из ближайшего леса внезапно, да ещё в такое время, когда рядом не оказалось ни рейтар, ни кого другого способного помочь им отразить внезапную атаку. Только что они спокойно шли, мечтая лишь о привале и последующим за ним ужине, как вдруг воздух наполнился выстрелами, яростными воплями нападавших, криками паники и отчаянной руганью капрала Нильса. Некоторые из новобранцев, завидев, что на них несётся неприятельская конница, в ужасе побросали оружие и попытались спастись бегством, но основная часть быстро построились и, выставив вперед пики, стали непрошибаемой стеной.

Вместе с последними оказался и Вацлав. Повторяя про себя все молитвы, какие только знал, он упер своё оружие в землю и, стиснув зубы, ожидал своей судьбы. Впрочем, противники и не подумали лезть на рожон, лишь гарцевали перед лесом пик, и палили в пикинёров из пистолетов и ружей, то и дело выбивая из их рядов, то одного, то другого солдата. Но на место павших тут же становились другие, так что лес пик перед врагом и не думал редеть.

Всё же, некоторому количеству неприятельских драгун удалось прорваться к пушкам, где они тут же принялись рубить канониров и ездовых. Те отвечали им выстрелами из пистолетов, отмахивались длинными банниками, отбивались шпагами. Некоторые попытались спастись бегством, или же прячась под повозками с припасами, но основная часть артиллеристов стойко сопротивлялась, и скоро к ним пришла помощь. Затрубили трубы, раздался гул копыт, и все увидели, как к ним возвращается ускакавший было вперед эскадрон рейтар. При виде их вражеские всадники тут же ретировались, не принимая боя.

– А ты не такой уж и никчемный, – без тени улыбки на лице пробурчал Нильс, обращаясь к Вацлаву. – Пожалуй, со временем, из тебя выйдет пикинёр. Если раньше не убьют, конечно.

– Спасибо, капрал, – немного растерялся от такой «похвалы» Попел.

– На здоровье, – криво ухмыльнулся тот и принялся рассматривать, одного из немногих убитых вражеских драгун. В отличие от кирасир или рейтар, единственной его защитой был жилет из толстой кожи, надетый поверх камзола, и кольчужная пелерина, едва прикрывавшая плечи.

– Плащ епископа, – вспомнил ей название бывший студент.

– Точно, – кивнул Нильс. – Видел таких раньше?

– Не слишком близко, – отвечал Вацлав, сообразив, что капрал спрашивает о драгунах. – На Праздном поле они стояли с другого фланга.

– Проклятые ублюдки, – сплюнул старый вояка. – Если бы они спешились, то запросто расстреляли нас из своих ружей. Это тебе не пистолет, из которого надо стрелять, видя белки глаз противника!

– Тогда бы они не успели удрать от наших рейтар, – возразил пикинёр.

– Тоже верно.

– А где были наши мушкетеры?

– Вот и мне интересно. Хотя думаю, это скоро выяснит капитан Штире и кое-кому придется туго.

– А что будет с теми кто бежал?

– Слушай, парень. Ты слишком много болтаешь, чтобы быть хорошим солдатом, но на этот вопрос я, пожалуй, отвечу. И вот что я тебе скажу. Ты очень скоро узнаешь их судьбу, и будь я проклят, если ты её не запомнишь!

Так и случилось. Едва их колонна остановилась на привал, как появился профос Кирх и крикнул Вацлаву:

– Эй, мораванин, иди сюда!

– Зачем? – удивился тот.

– Затем, что так приказал капитан, – огрызнулся палач.

Как оказалось, Попелу и ещё двум солдатам пришлось конвоировать незадачливых беглецов. Всего их оказалось четверо, точнее прежде было пятеро, но один не дожил до экзекуции, получив несовместимое с жизнью отравление свинцом. Оказавшись перед строем, они бросились на колени, прося о пощаде, но натыкались лишь на враждебные или равнодушные взгляды наемников. Наконец, капитан Штире объявил их судьбу:

– С тех пор, как всемогущий Господь сотворил этот мир, – пафосно начал он. – Мир ещё не видел таких гнусных и трусливых ублюдков как вы! И потому вы, как никто другой, заслуживаете самой ужасной казни, какую только может измыслить человеческий разум. Но, я милосерден, а потому обойдусь простым повешеньем. И первым приказываю вздернуть вот этого негодяя!