Расплата за предыдущую жизнь (СИ) - Косенков Евгений Николаевич

— Пришлось! Над нами самолёт немецкий кружил, вот и решили с поляны перебраться в лес. Я смотрю, ты опять кого-то привёл!

— Фёдор, — протянул широкую ладонь матрос и улыбнулся светло и открыто.

— Моряки здесь откуда?

— Как откуда? Пинская речная флотилия.

Бурмакин выслушал Александра и Фёдора, посмотрел на Кострового.

— Что скажешь старший лейтенант?

— А что тут говорить? Есть возможность добраться к своим по реке, почему бы не воспользоваться? Это не ноги бить по лесам.

— Я тоже так думаю. Сможем ли мы столкнуть катер в воду?

— Столкнём, — утвердительно ответил Фёдор, — Это мне одному не под силу было, а такой оравой плёвое дело.

Сказано — сделано. Ещё солнце не успело спрятаться за горизонт, как отряд выдвинулся в путь. В кромешной темноте пересекли железную дорогу. Скорость передвижения минимальная. Фёдор держался на вторых ролях и даже вызвался нести носилки с раненым Юрашевым. Но стоило выйти к реке, как он взял инициативу в свои руки. Каким-то особенным чутьём Фёдор безошибочно вывел отряд к бронекатеру.

Экипаж катера составлял 7 человек. В свободных каютах разместились практически все. Снаружи остался часовой и Фёдор, который решил ночевать в открытой рубке у штурвала. Механик-водитель, который согласился пойти в мотористы катера, спустился в машинное отделение и заночевал там. До рассвета оставалось немного, часа два…

Часовые менялись, народ отсыпался. Солнце ещё только поднималось, когда Александр скинул с себя повлажневший от росы брезент, умылся в реке и отправился на осмотр близлежащей территории.

Где-то далеко громыхало, и было понятно, что это не гроза. Война въелась в него, изменила взгляды, заставила ценить то, что в прошлой жизни не казалось важным и обязательным. Родители, сестра, друзья, которых он растерял своим поведением, превратились в самое дорогое и бесценное состояние. Он понял, что важно не то, как ты выглядишь, а то какой ты внутри. Способен ли придти на помощь товарищу в трудную минуту, готов ли ради чужой жизни, Родины, страны, любви пожертвовать своей жизнью. На данный момент для него всё стало ясным. Не ордена и медали, а он сам — показатель мужества, доблести и человечности.

Александр вернулся к катеру через полтора часа и застал народ готовым к спуску. В этом необычном мероприятии приняли участие все, кроме двух часовых. Впрочем, их участие и понадобилось. Катер посопротивлялся немного и скатился в воду. Бензиновый двигатель не стал испытывать терпение людей и завёлся сразу.

За штурвалом — Фёдор. В машинном отделении — механик-водитель, в пулемётной башне Костровой с пулемётчиком, в рубке Александр и Бурмакин. Остальные внутри, в каютах.

Решили пробиваться днём, рассудив, что немцы их не ждут, а советские войска отступили не так далеко.

Катер взбурлил воду, развернулся и постепенно начал набирать ход вниз по течению, на восток.

Ощущение потрясающее! Александр чуть не забыл о том, что идёт война. Свежий прохладный от воды воздух наполнил лёгкие. В прошлой жизни Александру не довелось покататься на катерах по речным просторам, а здесь судьба подкидывала столько всего нового и неизведанного для него, что начало казаться, что это сон…

— На нашем пути до самого Турова нет городов. Коробье осталось за железнодорожным мостом. Да и крупных селений нет, — говорил Фёдор, лихо управляя бронекатером. — Есть по пути несколько небольших селений, но их даже на картах нет. В Туровский порт войдём через озеро Раздёра.

— Хочешь сказать, ёшки-матрёшки, что Туров стоит не на Припяти? — спросил Александр и снял командирскую сумку, положил на лавочку, а то цепляется за всё подряд.

— На озере. Сами всё увидите. Там, точно наши, — Фёдор улыбнулся.

— А мосты есть? — спросил Бурмакин. — Мосты до Турова есть?

— Мостов нет.

Александр долго не выпускал из рук автомат и напряжённо вглядывался в заросшие ивняком берега реки. И в какой-то момент природная красота и тишина заворожили, расслабили, автомат оказался на лавочке, а глаза от наслаждения покоем закрылись. Александр держался за специальную ручку и подставил лицо встречному ветру и маленьким водным брызгам, которые изредка залетали в открытую рубку. Впервые в этой жизни он ощутил мальчишеский восторг. И если бы не война…

Катер проскочил излучину и перед взором предстали десятки немецких танков или самоходок, которые будто ждали именно их отряд. Кроме техники весь берег был усеян солдатами в серой форме. Первые разрывы легли вразнобой, но один из снарядов вонзился в воду рядом, качнул катер и обрызгал всех находившихся в открытой рубке. Фёдор бросал катер в разные стороны, стараясь держаться ближе к противоположному берегу.

Тра-та-та! Заработал башенный пулемёт по солдатам врага.

— Пригнись! — закричал Бурмакин и дёрнул Александра вниз.

Фёдор сумел увести катер за поворот, но не успели облегчённо вздохнуть, как увидели похожую картину. Сердце у Александра безумно застучало, рука потянулась к автомату. Фёдор резко взял в сторону, уходя от взрывов. Александр не сумел с первого раза ухватить оружие и повторным выпадом уцепился в ствол.

— Нам придётся пройти близко к ним! — закричал Фёдор. — У того берега мель!

Александр взобрался на лавку с ногами и изготовился к стрельбе. Вот они, самоходки и немецкие солдаты, которые уверены в своей победе. Пулемёт зарокотал. Бурмакин начал стрелять из винтовки. Александр короткими очередями из автомата поддержал товарищей.

Резкий поворот и взрыв совсем рядом. Что-то мощное толкнуло Александра в грудь, перевернуло, ударило головой о броню и выбросило в воду.

— Сааааняяяяя! — услышал он голос Бурмакина на грани сознания, а рядом новый взрыв и ускользающая мысль: прорвались?..

Глава 24. Хиви

Непонимание того, что произошло, взрывало мозг. Тюляпин шёл в сторону леса в утренних сумерках. Боль в груди нисколько не мешала. И он шёл, погрузившись в свои мысли и пытаясь понять, что произошло? Как его отпустили просто так?

Выстрелы в тишине стали полной неожиданностью. Тюляпин бросился бежать, но перед ним, непонятно откуда, возник немецкий солдат. Утренних сумерек, как ни бывало. Вокруг стало совершенно светло. Ствол винтовки смотрел прямо в грудь. Лицо солдата не выражало никаких эмоций. Он легко качнул винтовкой, словно указывая Тюляпину в какую сторону идти.

Тюляпин развернулся и увидел пленных. Красноармейцы сидели на траве и с сочувствием смотрели в его сторону. С обеих сторон сидящих высились немецкие солдаты-конвоиры.

— Это что получается? Офицер спас от расстрела? Или решил просто от него избавиться, чтобы не марать руки? — подумал Тюляпин и получил удар прикладом в спину.

От боли подогнулись колени, и он опустился на корточки рядом с военнопленными. Судьба, похоже, решила шутить над ним дальше.

Разговаривать было нельзя. Пленных оказалось около тридцати человек. В основном те, кто пытался выйти к своим, но заплутал или нарвался на немецкие отряды.

Через час их подняли и погнали по дороге на запад. В пути удалось перекинуться фразами с одним из пленных.

— Не знаешь, куда гонят?

Коренастый красноармеец с петлицами артиллериста шумно выдохнул.

— К железке. На станцию. В Европу погонят.

— Откуда знаешь?

— Офицер приказывал, когда нас отправлял. Я немного немецкий знаю.

— А почему не лагерь? У них тут, вроде, их уже много в округе?

— Откуда я знаю? Что знал — сказал.

Пригнали их на какую-то небольшую станцию и передали другой команде, форма одежды немного отличалась. Их посадили на землю прямо на землю под палящим солнцем.

— Венгры, — словно понял, о чём размышляет Тюляпин, ответил красноармеец. — Меня Пётр, зовут!

— Аркадий, — рука красноармейца была сухая жилистая, крепкая. Кисть сжал так, будто намеревался сломать.

— Бежать надо отсюда.

— Надо, но как?

— Случай всё равно представится, — красноармеец поднял голову, высматривая впереди колонну из автомобилей и мотоциклов. — Это кто ещё едет?