Спасти СССР. Реализация (СИ) - Большаков Валерий Петрович

Итог ряда мероприятий, изложенных здесь, для СССР должен быть однозначен — нарушитель, ведущий себя подобным образом, не может быть «отпущен с миром», даже если имеется предположение, что на борту нет никакой разведывательной аппаратуры, и что всё это — провокация.

Цугцванг для СССР! СССР объявлен единственным виновником. И на Западе обвинение будет выглядеть вполне убедительно…'

Хантингтон демонстративно щелкнул ручкой, пряча ее в карман.

— Готов согласиться с Мадленой, Збиг! — зубасто улыбнулся он. — Твой план стратегически безупречен! Что сказать? — он задумался, и его улыбка сделалась блуждающей. — Джимми Картеру, конечно, далеко до Громыко… Помните, слова «Мистера Нет», когда турки грозились перекрыть русскому флоту Босфор? Он тогда пожал плечами и холодно ответил: «А нам и не нужен Босфор». Помолчал, и добавил: «Всего лишь два залпа, и кроме Босфора появятся еще проливы. Правда, не уверен, останется ли Стамбул…» Как сказано! Но! Осенью выборы, и наш нерешительный и сильно обиженный президент сам начнет искать повод отыграться, а заодно набрать очки. Держу пари, что он руками и ногами ухватится за идею с «Боингом»! Чем не «маленькая победоносная война»? Бинго!

Тот же день, позже

Ленинград, Измайловский проспект

С утра развиднелось, и небеса полыхнули весенней голубизной. Морозец, правда, не спадал, но яркие лучи искупали неудобства студеной поры — город заиграл красками, просиял золотом шпилей и куполов. Даже старенький троллейбус сверкал, как игрушечка.

И люди в толпе всё чаще не жались, кутая озябшие стати, а храбро расправляли плечи, выпрямлялись, как будто бросая вызов зиме, и сбавляли деловитую, озабоченную прыть; жмурились, подставляя лица солнцу. А вот и первые улыбки протаяли…

…Один я брёл, хмур и озабочен, как скучный зануда на веселом детском утреннике.

Если честно, напугал меня «январский кризис». Я просто не ожидал, что мое вмешательство, мое «микроскопическое воздействие» так резко переломит реальность.

Совесть, правда, угрызала не слишком. Кляча истории взбрыкнула вдруг, и понесла неведомым путём? А вы, товарищи, соблюдайте правила дорожного движения, чтоб под копытами не сгинуть!

У меня пока не получалось спокойно рассудить, понять, что творится сегодня, и актуально ли мое послезнание на завтра и послезавтра. Слишком всё смутно. Тревожно. Чего ждать от Штатов? Или им — от нас?

Мир притих, чаши весов качаются, как метроном… А «вызывать джинна брейнсёрфинга» — затея, абсолютно бессмысленная. Не найдется в будущем человека, помнящего то, что в базовом временном потоке не происходило!

Историческую действительность гнуло, с нее осыпались допотопные наслоения, копотя пылью веков, а мне-то как быть?

Я рвусь наверх, встраиваюсь, как могу, в Систему, вот только всё яснее, всё отчаянней понимаю, что коллизия с самостоятельным военно-патриотическим движением — исходно скверная вещь. Допуск такого элемента, пусть и на молодежном уровне, но без прямого партийно-комсомольского контроля, да в практическую политическую жизнь страны — ересь полнейшая и непростительная.

Вопрос вопросов: откуда взять авторитет, чтобы не оказаться в клетке и, в то же время, обладать возможностью влиять на принятие решений?

«Одна надежда — на Великую теорему Ферма, — губы изогнулись в кривой усмешке. — Гельфанд обнадежил намедни — светила-де, работу одобряют, но пока не в открытую, не официально. Будут проверять и перепроверять… Ладно, допустим, окунусь с головой в мировую славу! А наши-то воспользуются моментом? „Ждите ответа“…»

Я свернул с Невского, рассеянно пропуская мимо сцены из городской жизни.

Моей исходной принципиальной позицией являлась невозможность «собрать глобальный кубик», сплачивая лишь одну его грань — я был и остаюсь в убеждении, что спасти мир, не спасая СССР, не получится. Никак. И, напротив, нельзя спасти СССР, не спасая весь мир… Обращая внимание, в первую очередь, именно на США, как на вторую из основ стабильного мироздания для планеты Земля.

«Да уж… — я зябко повел плечами. — Однажды победа в глобальном „холодном противостоянии“ уже оставалась за ними, и ничего хорошего из этого не вышло. Их надо спасать, прежде всего, от самих себя…»

Меня притянула к себе сухая и довольно чистая лавочка в зыбкой тени голых ветвей, и я присел на облупленные планки, нагретые вышним теплом.

Надо было как-то обозначить, чем для брежневского СССР являлись отношения с США. Ну, хотя бы, настолько, насколько вообще возможно объяснить «андроповскую линию» в политике — ту самую, из-за которой Юрия Владимировича станут подозревать в сознательной подготовке к уничтожению СССР!

Она, эта линия, была выбрана наощупь, на основе довольно смутной околонаучной риторики и, по моему глубокому убеждению, была далеко не всегда верна, но… По совсем уж большому счету — правильна.

Многие ошибки при этом делались по сугубо личностному наваждению узкого круга интеллигентов-контактёров с советской стороны. Одни готовы были видеть в оппонентах не противников или весьма жестких конкурентов, а чуть ли не буквально братьев по разуму, за коими, именно в советской традиции, признавался априори гуманизм и прочие высокие достоинства.

Были, были страшные, губительные ошибки! Одни только войнушки и конфликты, погромы и гонения на территории ублюдочного СНГ унесли четыре с половиной миллиона жизней!

Однако, если бы линии Андропова не было вовсе, то с середины девяностых начала бы расти непосредственная угроза атомной войны. Всё дело в иллюзиях!

Облик предполагаемой ядерной заварушки, несмотря на заклинания части ученой братии насчет «абсолютно гибельных последствий», начал стремительно меняться после отработки — вот в эти самые, текущие, обтекающие меня годы! — новых разновидностей «спецбоеприпасов», якобы чистых или «почти чистых». И порог применения чудовищного оружия начал угрожающе снижаться…

Очередной тур разрядки может оказаться безуспешным. Чует моя душа, что Рейгана нам не удержать, что до власти в США дорвутся-таки неоконы, резко роняя «интеллектуальную планку» политического класса оппонента.

И всё пойдет вприпрыжку, скачками — как минимум, к локальному ядерному конфликту, где на полях битв рванут два-три десятка боеголовок и боевых блоков, каждый мощностью от пяти до ста пятидесяти килотонн.

Разрушенные города… Миллионы погибших, раненых, искалеченных, сошедших с ума…

Но весь этот ужас может стать лишь прелюдией к концу света — в душной атмосфере тотального вранья и недоверия между державами, локальная «разборка» легко раскрутится в полномасштабную Третью мировую!

Люди мечутся в суете мелких проблем, и даже не задумываются о том, что где-то, в глубоких шахтах и в отсеках субмарин, таится адский огонь, готовый скоропостижно спалить их будущее, все их мечты и наивные планы…

В моем «минувшем будущем» мир стал однополярным, но решило ли это проблему? Отнюдь нет. Грозное крушение СССР и социалистического мира способствовало вовсе не «конвергенции и стабилизации развития», а становлению и консолидации во власти в США крайне агрессивного во всех смыслах слоя «политического класса» под личинами миротворцев, гуманистов и «демократизаторов»…

Чисто мусульманским движением я отер лицо, и криво усмехнулся. Кто виноват, вроде разобрались. Осталось найти ответ на другой вечный русский вопрос: «Что делать?»

А что тут станешь делать… Моей задачей должно стать, разве что, опережающее «встречное наведение мостов». И это не просто явная встреча с оппонентами, но контакт, дающий мне авторитет «на той стороне». Если уж определенную весомость при Кеннеди, в качестве «честного посредника», получил известный Большаков, то сейчас — чтобы переломить тенденцию роста значимости условного Большого Збига — нужны уже шаги иного уровня. И они представлялись мне вполне возможными — ведь были же письма по наркокартелям, Афганистану, Ирану! Пускай значение моих писулек не бесспорно, но «для зачина» — годится.