Спасти СССР. Реализация (СИ) - Большаков Валерий Петрович

Дежурный офицер по кризисным ситуациям вошел в Овальный кабинет без стука, и Картер обмер.

— Сэр… — выдавил офицер, вздрагивая брыластыми щеками и косясь на Бжезинского.

— Говори, Чак! — каркнул президент.

— Непосредственной опасности нет, сэр, — заспешил Чак. — Мистер Громыко угрожает опубликовать собранные доказательства организаторской роли ЦРУ в покушении на Брежнева, а также ответить… Цитирую: «немедленно, остро и непублично в других областях». Полный текст скоро доставят в Кризисную комнату…

— Спасибо, Чак, — Картер сник.

Поклонившись, офицер удалился, а Бжезинский вымолвил деревянным языком:

— Сэр… Я согласен подать в отставку. Сегодня же.

Картер лишь кивнул. Збигнев неслышно покинул кабинет, а президент США даже головы не повернул. Ссутулившись, будто от непосильной ноши, он тускло смотрел за окно.

Вторник, 23 января. День

Вашингтон, угол Пенсильвания-авеню и 17-й улицы

Напротив, через дорогу, вырастал Белый дом — его западное крыло виднелось отчетливо. Голые ветви деревьев тужились заштриховать стены президентской резиденции, но безуспешно — «место силы» открывалось глазам.

Бжезинский горько усмехнулся — им пожертвовали, как пешкой, на «Великой шахматной доске». Ничего… Проиграно сражение, но не война.

До боли жалко «Полонию», хотя… Да, операция развернулась очень мощно, охватила всю Польшу, власть коммунистов зашаталась… И укрепилась! Неожиданно, непредсказуемо…

Милевский в считанные недели разгромил передовые отряды оппозиции, всех этих дешевых болтунов-интеллигентиков, раскормленных ксендзов, попахивавших нафталином обожателей Пилсудского…

Впрочем, сей шляхетский сброд не жалко. Недаром марксисты небрежно именуют интеллигенцию «прослойкой»…

Збигнев покусал губу. Возможно, его отставка и свертывание «Полонии» — даже к лучшему. Поскольку лишь теперь, остыв от горячки видимого успеха, отстроившись, он разглядел, наконец-то, угрозу своему плану, прямую и явную. Ведь цели — всеобщего антикоммунистического восстания в Польше — можно добиться лишь при одном непременном условии: мятеж должен стать антисоветским. Лишь в этом случае стоило ожидать дестабилизации всего соцсодружества!

Как только неразворотливое и туго соображающее руководство СССР даст отмашку Северной группе войск, поляки обязательно перейдут к активным действиям, затеят настоящую партизанскую войну. И тогда Советскому Союзу, чтобы подавить выступления, чтобы удержать Польшу в сфере своего влияния, не хватит ни тридцати, ни даже пятидесяти дивизий!

Однако советские войска не покинули гарнизонов…

Новенькие «Т-80» не утюжат улицы польских градов и весей, не наматывают на гусеницы кровавые ошметки «патриотов»… Бравые офицеры и солдаты СССР, ГДР и ЧССР справно несут службу, готовят технику к масштабным учениям. То ли «Щит-80», то ли «Содружество-80», то ли «Дружба-80». Да какая разница…

И в то же самое время КГБ, в связке с польской СБ и ЗОМО, открыл настоящую охоту на подпольщиков, на терроргруппы. Никаких арестов, никаких автозаков — «наймитов Запада» беспощадно и безжалостно «умножают на ноль».

Вот и Чешиньского помножили… И как бы ты выглядел, Збигнев Казимеж Бжезиньский, когда «тихая война» закончилась бы показательным трибуналом над «террористами из ЦРУ», продажными профсоюзными боссами и прочими «агентами империализма»?

Экс-советник президента глубоко вдохнул, и медленно выдохнул.

«Может, и так…»

За его спиной сухо зашелестели страницы, и Збигнев спросил, не поворачивая головы:

— Ознакомились?

— Перечитываю, мистер Бзежинский! — мигом откликнулась Мадлена.

— М-м… В общем и в целом, Збиг… — промямлил Хантингтон, ерзая на скрипучем диванчике. — Я вижу, ты учел мои замечания по реализации этого плана… э-э… с корейским «Боингом». Но… летом этого года? Не рано ли? Насколько мне известно, никаких военных маневров флота не планируется. Хм… Специально заслать эскадрилью «Корсаров», лишь бы имитировать бомбометание по Курилам?

— А почему бы и нет, Сэм? — мягко проговорил Бжезинский, разворачиваясь и складывая руки на груди.

Ушастый Хантингтон развалился в одном углу дивана, страшненькая Корбелова присела на краешек в другом.

— Я ухожу, но вы остаетесь, — усмехнулся Збигнев, раздувая клювастый нос. — Картер не задержится в Белом доме, он слабак, и наши группы в ЦРУ, в Госдепе, в Пентагоне, ориентированные на приход сильной власти — и соответствующие изменения политики на советском направлении — могут и должны начать скрытную подготовку. Ибо времени нет, мы близки к цейтноту.

В этом моем маленьком меморандуме я собрал… даже не планы противодействия Советам, а их наброски. Например, тесные контакты с аятоллой Хомейни… Раз шах бежал, нам ничто не мешает помочь аятолле возглавить Иран! В любом случае, исламизм не столь опасен, как коммунизм… Нам следует также «разогреть» Афганистан — Хекматиар пускай ударит из Ирана, а «пешаварская семерка» — со своих пакистанских баз. Что же до «Боинга»… Тут я имел в виду, что, фактически, полноценная подготовка такой операции… то есть, развертывание экспедиционной тактической авиагруппы… с высокой вероятностью обратит на себя внимание советской радиотехнической разведки, даже если перебрасывать все подразделения с Окинавы на север Хонсю в последний момент, когда провокатор-нарушитель уже ложится на курс, ведущий в воздушное пространство Советского Союза…

Хантингтон смешно выпятил губы, и покивал, вчитываясь в «меморандум».

«Таким образом, поддержку операции со стороны ВВС США могла бы, например, естественно осуществлять какая-либо из эскадрилий 432-го тактического истребительного крыла — 13-я или 14-я, используя 'Фантомы» F-4E при основной «группе открытия ворот» — группе «взломщик» в составе двух эскадрилий — 361-й эскадрильи РЭБ (тоже на «Фантомах», только RF-4C) и приданной эскадрильи морской пехоты, оснащенной наиболее новыми и мощными системами РЭБ — VMAQ-2 на EA-6B, а также спасательной вертолетной эскадрильи на HH-53.

Если ВВС США потребуют полноценного обеспечения (а они потребуют — опыт Вьетнама никуда не делся и «болит» всерьез), то переброска сама по себе будет смотреться провокацией, хотя пройдет по разряду традиционных военных демонстраций Холодной войны.

Тем не менее, если пассажирский рейс подоспеет уже после переброски названных подразделений с Кадены (Окинава) и из США на Мисаву (Хонсю), то «гражданского» нарушителя будут ждать, заранее предполагая при этом провокацию, направленную на «срыв разрядки» и конкретно на срыв соглашения по ОСВ-2, а потому, при достаточном времени реакции, с высокой вероятностью удержатся и не отреагируют как надо нам. Максимально — будут действовать «бескровно», с самого начала аккуратно выпроваживая за линию границы…'

— Блистательно, мистер Бжезинский! — осклабилась Мадлена, шурша своей копией распечатки.

Збигнев кисло усмехнулся, а Сэмюель неприкрыто фыркнул, щелкая толстой четырехцветной ручкой. Отдельные места он подчеркивал синей пастой или обводил красной.

«…Значит, ситуацию в небе надо 'греть» дольше и сильнее обычного. Причем, не предупреждая СССР о сути происходящего. До такой степени, чтобы:

1) нарушение стало максимально оскорбительной и, по видимости, опасной репетицией прорыва рубежа ПВО (Поэтому для успеха провокации становится категорически необходима также имитация атаки на острова Хабомаи, чтобы заработала и набрала необходимый ход бюрократическая советская машина);

2) необходимо — отсутствие надлежащего прикрытия как для самолета-нарушителя, так и для разведчика-провокатора. И сам маршрут нужно прокладывать максимально близко к особо охраняемым объектам, а поведение самого нарушителя должно быть максимально наглым;

3) кроме того, высока вероятность, что позиция влиятельных советников Политбюро, экспертных групп и аппарата ЦК КПСС будет сводиться к закрытию информации от большинства граждан СССР, что с определенной поддержкой вещания соответствующих радиоцентров, позволяет рассчитывать на дезориентацию и деморализацию части населения Советского Союза, а это будет способствовать в дальнейшем решению той стратегической задачи, которую я вижу перед собой.