Господин следователь. Книга 11 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

— Кстати, подруга дорогая, а помнишь, что у тебя мебель заказана? — поинтересовался я. — И ты, вроде, ее уже оплатила.

Неужели возможно, чтобы Анька о чем-то забыла? Как же.

— Так я ее на Фурштатскую отправила, — отозвалась Анна. — Наверняка она уже в Санкт-Петербурге, меня дожидается. Ольга Николаевна написала, что комнату мне обставила, но не говорила — что за мебель. Думаю, это мой заказ и есть. Поставщик сказал, что так даже проще — не надо в Череповец везти. Мне даже двадцать рублей вернули, которые за доставку платила. А вообще, Иван Александрович, — постучала Анька карандашом о переплет блокнота, — не отвлекайтесь… Мы решили рассказ писать. О чем писать станем? Про сыщиков или сказку?

— Сказку. А будет она называться «Волшебник Изумрудного города».

— Ваня, а может, сначала напишем, а потом название придумаем?

— Нет, придумывать не станем, я уже основное придумал (ага, сидел, вспоминал читанные книжки, а заодно и мультфильмы). Там главная идея (чуть было не сказал — фишка) — город, где все носят зеленые очки, поэтому всем и мерещатся изумруды. Но мы с читателями об этом узнаем в самом конце.

— И ты после этого говоришь о том, что мы соавторы? — вздохнула Анька. — Где же свобода творчества?

— Конечно мы соавторы. И каждый волен писать так, как считает нужным, но ты меня со своей свободой с мысли не сбивай. Вот, додумаю, ты все запишешь — тогда и занимайся творчеством. Значит, писать мы будем о девочке, которую зовут Элли. Она живет в домике, а домик унесло ураганом в волшебную страну.

— Элли? — скривилась Анна. — А почему имя нерусское? Давай ее по-другому назовем. Пусть она будет… Алиной, что ли. А еще лучше — Аленкой.

— Пусть будет Аленка, — махнул я рукой. В конце концов, какая разница, как будет называться девчонка? Вот, имя песика оставлю прежнее — Тотошка.

Имя собаки Аньки тоже восприняла в штыки.

— Тотошка? Если Тотошка — так что-то мелкое, вроде шпица, какой прок от такой собаки? Нужна такая… здоровенная. Вроде той, с которой ты по городу бегал. Кто у Аленки родители? Если крестьяне, так они мелкую собачонку заводить не станут. Собака должна двор охранять, чужаков не пускать. А мелкота на что нужна? Ее саму охранять придется, чтобы кошки не съели. Большая собака и Аленку охранять станет, а еще — если девочка устанет, так собака может ее на свою спину взвалить.

Удивительно, но, если я приношу уже готовые черновики, Анька воспринимает как их как основу и начинает лишь дополнять. Но если я начинаю размышлять вслух — беда.

— Нет, собачка должна быть маленькая, а иначе все будет просто. Тотошка маленький, но очень храбрый и надежный. Вроде тебя.

Не знаю, польстило ли сравнение, нет ли, но она только вздохнула:

— Ладно, как скажешь. А где такие домики, чтобы их ураганом снесло? Ураган — я еще понимаю, читала, что бывают.

— Пусть не в домике, а в фургоне, как у цыган.

— Фургон? А на кой он нужен? Куда в цыганском фургоне разъезжать? Если на ярмарку, так удобнее на телеге. Тогда придется родителей какими-нибудь бродячими торговцами делать. Тогда спросят — а куда родители смотрели, почему девочку одну отпустили? Почему не укрылись?

За два с половиной дня, что проехали в почтовой карете, мы с Анькой успели набросать синопсис, обсудить поведение герое, а еще — раз десять поругаться и помириться. Дома-то мы ругаемся реже, потому что как только кто-то повысит голос (даже слегка!), из ниоткуда появлялся Кузьма и начинал гневно мяукать, призывая нас к порядку. Не любит котик, чтобы его человечки ссорились.

А тут, оказавшись предоставлены сами себе, без догляда, понеслось! Но, в основном, это Анька.

То ее Страшила не устраивал, то Железный дровосек не приглянулся. Но больше всего у нас вызвали споры, когда я решил, что имя Алена не подходит, потому что неплохо бы вставить в сказку песенку.

Мы в город Изумрудный

Идем дорогой трудной,

Идем дорогой трудной,

Дорогой не прямой

Заветных три желания

Исполнит мудрый Гудвин

И Элли возвратится

С Тотошкою домой[1].

Ну, не укладывалось в текст имя Аленка. А написать «И Ленка возвратится с Тотошкою домой» — не то. Анька предложила — мол, быстренько пересочини, чтобы складно было, но «пересочинить», а уж тем более, самому сочинять стихи, у меня не получается. У меня все, прямо по тексту. «Соломою своею, я думать не умею».

— Пусть главную героиню зовут Аня, — решил я.

— Аня? — с сомнением покачала головой Анька. — Не слишком ли много Аней получается? Куда не кинь — сплошные Аньки с Нюшками.

Я только пожал плечами. Что поделать, если Анна, как и Мария с Иваном — самое распространенное имя?

В Кадуе нашу карету не переставили на полозья, сделали проще — пересадили нас в новую, на санном ходу. Так даже и быстрее получилось, но нам пришлось перетаскивать весь багаж, увязывать по новой судаков, томившихся в прямоугольной корзине. Мы даже добавили к рыбкам свежего льда. Не сами, конечно, а за денежку. Лед еще был так себе, «прошлогодний», но в ноябре месяце ледники не заполняют.

— Ваня… А я ворона. Как ты говоришь — большая ворона с бритым клювом, — всполошилась Аня.

— А что случилось? Что-то оставила? — забеспокоился я. В размышлении, что Анька что-то забыла на станции, собрался дернуть за шнурок, дав сигнал к остановке, но девчонка замотала головой:

— Мы же мне паспорт не выправили!

Точно. Везем барышню в Санкт-Петербург, а она без паспорта. В моем паспорте она числится крестьянской девкой 14 лет, а ей уже пятнадцать стукнуло. 15 лет?

— Подожди-ка, а какой тебе еще паспорт? — вспомнил вдруг я. — Паспорт тебе пока не положен.

— Разве?

— Аня, паспорта положены подданным Российской империи, начиная с 21 года. Так что, в любом случае, твоим основным документом нынче служит метрическое свидетельство. Еще у тебя аттестат имеется, и бумага от исправника.

— А, тогда ладно, — успокоилась барышня.

Аньку-то успокоил, но забеспокоился сам. Где-то «косяк». Но где и в чем? Нужно прикинуть. Значит, если подданный империи получает паспорт, в него вписываются все члены семьи, включая жену и детей. Жене паспорт выдадут только с согласия мужа, а дочери — с согласия отца. У Анькиного отца никакого паспорта нет, потому что он ему нафиг не нужен. А моей барышне паспорт по возрасту не положен. Но что-то у нее должно быть? Вспомнил!

— Аня, мой прокол, — признался я. — Паспорт тебе не нужен, но Игнат Петрович должен был дать тебе вид на жительство. Вернее –должен был зайти в полицейское управление, оставить прошение, а исправник его рассмотреть, подписать, канцелярист выпишет бумагу, поставит печать.

Эх, Василий-Василий, а ты-то отчего не предупредил? Впрочем, Абрютин и сам мог такую деталь упустить. Не так и часто наши девушки куда-то одни уезжают.

— И что теперь делать? Ваня, ты же у нас юрист — думай.

— Пока и думать не станем, — пожал я плечами. — В Петербург мы въедем совершенно легально, если что — ты в мой паспорт вписана. Если бы останавливались в гостинице — пришлось бы в полиции на учет становиться, но, опять-таки, ты за мной пока числишься. Но мы с тобой не в гостиницу едем, а в частный дом.

— Подожди, — перебила меня Анька. — Понимаю, в Москве мы останавливались у ваших родственников — у Винклеров да у Людмилы Петровны, но у них собственные дома. А ты мне говорил, что на Фурштатской твой батюшка квартиру снимает?

Ну зануда!

— Аня, все тоже самое. Долговременная аренда, что у батюшки — тоже самое, что иметь собственный дом. Мы же с тобой, когда в прошлый раз приезжали, не регистрировались.

— Так это с тобой. Ты, как-никак, сынок, а я?

— Анька, еще немножко, и поедем обратно, — пообещал я. — А если батюшка мне голову снимет, что долго ехал — ты станешь виновата!

— А вот это уже шантаж!

— Точно, шантаж, — согласился я. — Еще раз говорю — жить ты будешь у моих родителей, значит, в полиции тебя регистрировать не нужно — ты не в гостинице живешь, не в меблированных квартирах, не в пансионе. И статус у тебя воспитанницы, значит, вид на жительство тебе не нужен. Батюшке для училища согласие на твое проживание давать. Но, если для тебя это важно — по приезду в Санкт-Петербург попрошу батюшку, чтобы тот запросил для тебя вид на жительство.