Конструктор живых систем: Красный лед (СИ) - Птица Алексей

Что можно сделать с ветром? Опять создать ту же самую линзу. Я её и создал. Воздух натолкнулся на неё и стал обтекать, а «племянница» начала работать со своим даром и сбивать мне линзу, причём довольно успешно. Она практически вырвала её из моих рук, и тогда я разрушил линзу, став в ответ бить её же оружием.

Всё оказалось не так сложно: я просто уловил, как она это делает, и отзеркалил. Конечно, мой поток воздуха был в разы слабее, чем её, но тем не менее он оказался достаточно сильным. Я делал это создавая в голове картину сильного ветра и вместо того, чтобы рисовать её в пространстве, сразу направлял против того, кто представлял для меня опасность.

Удар порывом ветра застал девушку врасплох — она пошатнулась, и её юбка попыталась задраться вверх. Этого оказалось достаточно, чтобы она прекратила попытки меня атаковать. Профессор тут же убрал её, выпустив вместо неё очередного фантома. Так продолжалось ещё некоторое время, я продолжал сопротивляться, всё больше уставая и всё сильнее отходя к стене позади себя. Сил уже почти не оставалось, когда атаки, наконец, прекратились.

— Господин Дегтярёв, прошу вас подойти ко мне! — долетел до меня голос профессора через усилитель.

— Иду, — буркнул я себе под нос и пошёл к нему, в это время поднялась и железная штора, перегораживающая мне выход, и я смог окинуть взглядом всю картину, что ранее мне была не видна.

Профессор сидел у необычной машины и ждал, когда мигающие разноцветные огни неизвестного мне аппарата погаснут, а сам аппарат закончит выдавать рулон серой бумаги, исчёрканный математическими символами.

— Как же вы нехорошо с барышней обошлись. Некрасиво, можно сказать. Разве так можно⁈

— Она на меня напала, господин профессор, я защищался и ничего ей не сделал. А то, что юбка пыталась подняться, так я не специально; да она всё равно очень сильно приталена и выше колена не смогла бы подняться.

— Ну если бы вы усилили ветер, то ткань могла и треснуть…

— Я сильнее не мог.

— Понятно. Верю, хотя и с трудом. А ведь у вас был шанс барышню раздеть своим порывом…

— Я об этом не думал, и у меня есть честь, чтобы не позволять себе подобного.

Профессор Лебединский остро взглянул на меня, а встретив мой твёрдый взгляд, он неожиданно улыбнулся.

— Рад, что у вас есть честь и собственное достоинство. Прошу меня извинить за неподобающие слова в ваш адрес, вы этого не заслужили.

Я кивнул в ответ.

— Извините и вы меня, господин профессор, за мои действия в отношении вашей помощницы. Мне не до того было.

— Ясно, тогда перейдём к вашему дару. Результат меня немного удивил, но не поразил. Да, вы прогрессируете, но слабо. Ничего особенного не показали; только стрессовые ситуации, что видно вот на этом графике…

Тут профессор взял кусок бумаги, на котором чёрным грифелем прибор рисовал какие-то кривые, и показал его мне.

— На графике видно, что ваш дар резко вырастает в потенциале, но весьма кратковременно. Это плохо и недостаточно. С таким даром вы не сможете бороться на равных ни с одним из агрессоров — слишком он слаб в отношении защиты.

— Я знаю, — поморщился я. — Господин профессор, мой дар вообще не предполагает защиты, как я раньше думал, но именно из-за нападений я и смог его развернуть для обороны. Иначе бы я и не стоял сейчас рядом с вами.

— Да, я читал ваше личное дело, много для себя нашёл в нём любопытного. Понимаю вас и рассчитываю на большее. Что ж, видно, придётся с вами поработать ещё неделю, иначе не будет никакого результата, а мне поставлена задача поставить вам хорошую защиту в короткий срок, что довольно трудно. С другой стороны, научившись необходимым у нас азам, вы и сами сможете самостоятельно увеличивать её до необходимых размеров. Время у вас на это есть, ваш дар пока не статичен и ещё растёт, и изменяется, так что всё в ваших руках.

— Но мне нужно учиться, господин профессор, а то выгонят, тем более, моя стипендия напрямую зависит от моих оценок и соответственно знаний.

— Гм, я тут на днях узнал о вас чуть больше и думаю, что руководство академии будет намного снисходительнее относиться к вашей учёбе. Поэтому не нужно заранее переживать, всё у вас будет хорошо. Учиться вы можете пока самостоятельно, тренировки станут легче, и у вас появится больше свободного времени и сил, чтобы дойти до библиотеки и погрузиться в мир знаний. Здесь вы их получите намного больше, чем вам дадут лекции, а практические занятия начнутся примерно через месяц, вы к ним как раз успеете.

— А, — начал было я отвечать, но, уткнувшись взглядом в глаза профессора, понял, что препираться бессмысленно. Он уже всё для себя решил, а я сейчас для него просто объект исследования и интересной работы. Ничего от моих вопросов и возражений не изменится, абсолютно ничего.

— Хорошо, я могу идти?

— Да, отдыхайте. Завтра вас никто трогать не будет, а ваша дальнейшая судьба решится в понедельник.

— Понял, спасибо за работу со мной.

Остаток субботы и всё воскресенье я провёл в комнате в гордом одиночестве, штудируя взятые из библиотеки учебники. Меня никто не беспокоил, и даже разрешили погулять во внутреннем дворе, где я увидел ещё двоих мужчин, так же гуляющих, как и я. Но ни они со мной не пожелали разговаривать, ни я с ними, да и вообще, я в госпитале мало кого видел.

В общем коридоре, куда выходили двери десяти отдельных комнат, редко кого можно было встретить, и то, только когда я шёл в туалет или на занятия. А если и встретишь, то никто не пытался рассмотреть тебя или заговорить с тобою. К тому же, я оказался самым молодым из всех здесь обитающих.

Как бы там ни было, но закончилась суббота и прошло воскресенье, сменившееся понедельником. Позавтракав, я стал ожидать своей участи. Ровно в восемь утра в дверь моей комнаты постучали.

— Прошу вас! — крикнул я, и оказался немало удивлён, когда увидел вместо профессора Лебединского бравого поручика Радочкина, одетого в официальный мундир жандармского корпуса.

— Эээ, господин поручик, не ожидал вас увидеть, да ещё при параде, — выдал я довольно бестактную фразу, немного ошалев от удивления.

Поручик молча зашёл в комнату и только тут ответил мне:

— Я тоже вас рад видеть, господин Дегтярёв. Если вы помните, меня назначили над вами куратором, а данный госпиталь принадлежит нашему ведомству, и потому-то я сюда вхож. Профессор Лебединский любезно предоставил мне возможность посетить вас лично и пообещал выполнить все пожелания и даже возможные указания. Конечно, после уточнения с вышестоящим начальством, но я к вам по служебной необходимости, решить, что делать с вами дальше.

— Проходите, — посторонился я и уселся на свою кровать, предоставив для неожиданного гостя единственный стул.

— Благодарю! — поручик аккуратно прикрыл дверь и, взявшись за спинку стула, развернул его к себе, поставил удобнее для себя, после чего уселся, не забыв бросить на стол тяжёлую в кожаном переплёте папку. Невольно я перевёл на неё взгляд, увидев на обложке двухглавую сову Склавской империи. Интересно, что находится в этой папке⁈

Поручик перехватил мой взгляд и усмехнулся.

— А я к вам с подарками, господин студент, и с подарками весьма большими, вы их даже не ожидаете.

— Нет, я не ожидаю подарков. Мне просто не от кого их получить, — сказал я честно, хотя в душе теплилась крохотная надежда, что обо мне кто-то вспомнил. Женевьева, например…

— Понимаю и, тем не менее, вы заслужили их.

Поручик потянулся к своей папке, взял её в руки, раскрыл и достал оттуда плотный лист мелованной бумаги с водяными знаками и всеми необходимыми атрибутами официального документа.

— Почитайте, в этой бумаге идёт речь о вас, — и поручик сунул мне в руки лист неведомой официальной бумаги.

Взяв его, я углубился в чтение, и чем дольше читал, тем больше перечитывал, раз за разом не веря своим глазам. В этом документе говорилось о присвоении Фёдору Васильевичу Дегтярёву, то бишь мне, звания почётного гражданина Павлограда, что автоматически выдвигало меня на новую социальную ступень. Я становился дворянином, правда, без права передачи своим наследникам дворянского звания, но всё равно. Получается, я стал выслужившим дворянство мещанином, даже не успев стать государственным чиновником.