Новая жизнь (СИ) - Волков Тим

Яким! Яким Гвоздиков! Узнал парня Артем. Но, что он здесь забыл? Уже посадили? Или… или, наоборот — все куда интересней… и омерзительней! Если Гробовский и Яким…

— Кто, говорите, меня спрашивает? — за канцелярской стойкою вдруг распахнулась дверь. Показалась мерзкая физиономия Гробовского… поганого царского сатрапа!

— А-а! Это ты… — узнав доктора, агент недобро прищурился. — Явился, все-таки? Значит, отстать не захотел… гм… Ну-у… проходи, коль пришел. Не страшно? А то лечил бы себе… пока…

— Бояться мне нечего, господин поручик! — сняв шлем, Иван Палыч повел плечом. — Я ведь не преступник и ничего такого не совершил!

— А вот это мы еще погляди-им! — пропуская визитера вперед, покусал губы агент. — Погляди-им… Руки за спину заложи, господин доктор!

Ну, откуда столько ненависти? Зачем? Почему?

Длинный полутемный коридор. Гулкие шаги. Доносящиеся из камер крики… Допросная. Тюремщик в сером мундире, отдав Гробовскому честь, предупредительно распахнул железную дверь.

— Ну, входи, Петров, — усмехнулся агент. — Гостем будешь. Только вот как бы не пожалеть, что пришел… Ну, что встал? Присаживайся.

Комната, как комната. Разве что, весьма небольшая. Серые стены, белый потолок, окно с решеткой. Железный несгораемый шкаф, старый конторский стол с зеленым сукном, давно уже залоснившимся и потерявшим всяким вид. Железный табурет, наглухо привинченный полу. Портрет батюшки-царя.

С потолка, на длинном проводе, словно запутавшийся в лианах удав, свисала тусклая электрическая лампочка. Ватт на сорок. А то — и того меньше. Ну, надо же — прогресс!

— А у нас в Зарном, в больничке-то, до сих пор электричества нет, — усаживаясь на табурет, делано посетовал доктор.

Гробовский хмыкнул:

— Власть критикуешь? Ну-ну… Ну! Зачем пожаловал? Зазнобу свою навестить?

— Не зазнобу, сударь, а госпожу Мирскую, — нарочито пафосно заявил врач. — Между прочим — учительницу. И впредь прошу мне не тыкать!

— Ах ты ж… Хорошо! Будем по-вежливому, на «вы».

Взяв себя в руки, поручик холодно взглянул на доктора:

— Ну? Чего хотите?

— Прояснения дела. И свидания! — Иван Палыч сузил глаза.

— Свидания? — взвился Гробовский. — Да ты в уме ли? Ой, извините-простите — вы!

— Да-да, свидания… И прояснения дела, — доктор все больше наглел, и старался, чтоб его виз-а-ви это заметил.

Тот заметил. Побагровел, едва не себя сдерживая.

— Я так понимаю, никаких прямых улик против госпожи Мирской у вас нет? — доктор безмятежно положил ногу на ногу. — Ведь нет же? Иначе б и не пытались нахрапом взять. Ай-ай-ай, Алексей Николаич! Как же так беззаконно-то, а?

— Да помолчите вы!

Не совсем понимая, что такое сейчас происходит, Гробовский обернулся на портрет государя императора, словно бы ожидая от него помощи и совета.

— Все ваши свидетели — никакие не свидетели, ничего они не видели, — между тем продолжал доктор. — Ну да, собирались — пили чаи, болтали, музыку слушали. Гимназисты же — дети! Между прочим — из хороших семей. Да вы, верно, и без меня уже знаете.

— Гимназисты… да не все! — сухо буркнул агент… правительственный агент, если точнее, но, пусть так будет — агент, для краткости. — А литература? Подрывные статейки?

— Это что вы называете подрывными статейками? Сочинения господина Чернова, вполне легально изданные в Гельсингфорсе? — Иван Палыч сцепил руки замков и негромко засмеялся. — Или статьи господина Керенского, депутата Государственной Думы? Между прочим, можем ему телефонировать… Так что ожидайте депутатский запрос! И хорошую такую проверку. Не только вас, но и вашего начальства! И даже — самого генерал-губернатора! Вот представьте только — вызовут его господа депутаты на сессию! Господин Гучков… Господин Милюков… Господин Керенский… Аксентьев… да много… Вызовут, как проштрафившегося гимназиста к директору — и задут вопросы! По вашей, господин Гробовский, незаконной деятельности! Скажете, не может такого быть? А вот посмотрим! Вы что же, Алексей Николаевич, газет, что ли, не читаете?

— Заткнись! — выйдя из себя, рявкнул Гробовский. — Я прекрасно знаю всех эти сво…

— Ай-ай-ай! — Иван Палыч укоризненно покачал головою. — Вы так про господ депутатов? Про избранную демократическую власть? Сатрап вы царский, вот кто!

На сатрапа агент неожиданно обиделся. Отвернулся на миг, покусала губы…

— Напрасно вы так, господин Петров! По-вашему — всякий сатрап тот, у кого душа не болит за Россию?

— А у вас болит?

— Представьте себе — да!

— Так и у меня болит. Иначе с чего я в уездной больничке?

Гробовский презрительно прищурился:

— Просто не хотите на фронт, в окопы!

— Скорее, вас можно в сем упрекнуть! — отмахнулся доктор. — У хирурга — какие окопы? Так что, телефонировать депутатам?

— Бог вам судья… Поступайте, как хотите… — махнув рукой, агент вдруг воспрянул духом. — Да! Забыл спросить о некоем господине Заварском! Между прочим — беглом преступнике! Скажете, такого не знаете?

— Знаю, невзначай встречались, — не стал скрывать Иван Палыч. — Однако, мельком. Про то, что он преступник узнал нынче от вас!

— Да он же…

— Согласен! Заварский произвел на меня впечатление психически неуравновешенного человека. Такой мог! И да — берегитесь! Я случайно узнал — он поклялся убить вас!

— Меня? — Гробовский искренне изумился. — Но, я же никто! Не губернатор, не гласный городской думы, не…

— И все же, он поклялся. Так говорят. Случайно в разговорах услышал…

— Убить — меня? — вдруг рассмеялся агент. — Этот вот полудурок? Ну-ну… Повадился теляти до волка!

Гробовский все же промурыжил доктора почти до самого обеда. Все допытывался о Заварском, как видно, и раньше его знал, может быть, и брал даже…

Покинув, наконец, казематы, Иван Палыч завел мотоциклет и неспешно поехал по городу.

Позади катила пролетка — фаэтон с понятым верхом. Извозчик. Таких в городе тьма…

У аптеки господина Фидмана доктор тормознул, заглянул за лекарствами, примостил коробку на багажнике…

Фаэтон стоял на углу, неподалеку. Бородатый извозчик в треухе, в синем армяке с темно-зеленым околышем. Гнедая лошадка с поникшим левым ухом. Желтый номер на передке фаэтона — «Л-12–3». Седока Иван Палыч не рассмотрел — да тот, верно, сошел уж…

Теперь — в трактир, пообедать, а потом…

И снова тот же извозчик! Впрочем, нет — другой. Номер другой. И возница — в темно-зеленом кафтане с синим колышем.

Номер-то другой. Да вот лошадка — та же! А кафтан, видно, наизнанку вывернут да надет.

Ай да Гробовский, ай да сукин сын! Вот уж точно — сатрап сатрапыч. Ла-адно…

С полчасика погоняв по городу, Артем остановился возе почтамта и быстро заскочил внутрь.

Отстоял небольшую очередь…

— Девушка, мне бы телефонировать в Санкт-Петербург! Денька через три возможно? Скажем, в пятницу?

— Да, конечно.

Девушка благожелательно улыбнулась — юная совсем красотка.

— Это хорошо, что вы заранее зашли. На какое время удобней?

— На три часа…

— Хорошо. Говорите номер… Ну и — куда, кому.

Номер молодой человек назвал что называется «от балды» — какой пришел в голову… а вот — куда и кому…

— Таврический дворец… Керенский, Александр Федорович… Да-да, тот самый! Депутат Государственной Думы!

Простившись с девушкой, доктор нырнул в толпу и, сняв шлем, затаился у столика для писем и телеграмм.

Ага! Вот, растолкав очередь, шмыгнул к стойке прыткий молодой человек в кургузом студенческой тужурке… Что-то показал девчушке… Какую-то бумагу… Удостоверение? Мандат? Ну, до мандатов, пожалуй, еще рановато… Ага! Что-то выспросил. Заглянул в журнал… повернулся…

Гвоздиков!

Черт побери!

Теперь уж точно — все с ним понятно…

* * *

Ближе к вечеру из больнички забрали Чарушина. Приехали на таксомоторе! Земский деятель был бледен, но бодр и, прощаясь, искренне благодарил доктора: