Интервенция (СИ) - Алексин Иван

А тут ещё неожиданный привет с Кавказа прилетел. Мда. Я о своей несостоявшейся невесте царевне Тинатин (Елене) и не вспоминал уже давно, а вот грузины ничего не забыли. Оказывается, что царствующий в это время в Картли её брат, Лаурсаб II, ещё весной ко мне посольство послал; об брачном договоре напомнить, союз против Персии заключить, воинской помощи попросить. Вот только добравшись до Астрахани и узнав о надвигающихся со всех сторон на Москву врагов, посол неожиданно занемог и так и проболел три месяца, не в силах продолжить путь. И лишь известие о Московской победе стремительно подняло страдальца со смертного одра, добавив при этом изрядной резвости.

А добравшись до Москвы, этот джигит чуть ли не в горло мне зубами вцепиться норовил, крича о нанесённом бесчестии отвергнутой невесте. И то, что четыре года назад, ещё до известия о моей «гибели», они сами от брачного договора отказались, буквально смеясь в лицо Чемоданову, оскорблённый посол почему-то вспоминать не хотел.

В общем, посмотрел я на эти танцы с саблями и решил добра от добра не искать. За Марией хоть никто из влиятельных родов не стоит (если, конечно, покровительства со стороны Ксении не считать). Отец, став царским чашником, ни в каких интригах не замечен, будучи вполне довольным своим положением, брат совсем мальчишка ещё. А больше и нет никого, что меня вполне устраивает.

Так что 5 октября в Москве сразу три свадьбы сыграть собираемся. Этакой честью я решил заслуги Скопина-Шуйского и рода Грязных отметить. Ну, и слегка противопоставить их друг другу; не без этого. Систему противовесов в политике никто не отменял. А пока, наплевав на обычаи (до свадьбы невесты должны были дома сидеть, а не по московским окрестностям шастать), решил Ксению с подругами в Воробьёво свозить. И им хоть немного развеяться, и мне место для университета посмотреть.

С того времени как в европейские страны отбыло великое посольство прошло больше полугода. По нынешним меркам, срок не велик. Новоиспечённые послы едва обосновались на новом месте, лишь начиная налаживать контакты с местной знатью. Так что быстрых результатов я из-за границы не ждал. И всё же, имея на руках готовые списки с именами и местожительством нужных мне людей, переговорить с большинством фигурантов они успели.

В основном, мимо. Большинство толковых учёных и механиков и так вполне преуспевали, занимая доходные должности в европейских университетах или при дворах местных правителей. И менять привычный образ жизни ради переезда в далёкую Московию, никто из них не желал.

И как итог, к осени в Москве появилось лишь двое: Иоганн Кеплер и Роберт Фладд. Да и то, последний, покинув Англию сгоряча, (не поделил что-то с руководством Оксфордского университета) уже явно жалел о недальновидном поступке, подумывая вернуться назад. Вот и вернётся… года через три. Пусть сначала хотя бы пару десятков будущих студентов основам медицины обучит, а там мы ему кого-то из своих на замену поставим.

Долго это, муторно. Но другого пути я просто не вижу. Можно, конечно, попробовать скопировать все технические достижения западных стран, можно построить заводы, верфи и мануфактуры, создать передовую армию, заложить верфи. Но всё это будет зданием возведённым на песке. Пройдёт полвека и европейская наука и промышленность, движимая новыми открытиями и инновациями, уйдёт вперёд, а мы так и продолжим работать на устаревшем оборудовании, вновь плетясь в хвосте.

Ну, ничего. Пусть с Фладдом я общего языка не нашёл, зато с Кеплером сумел договориться. Великий учёный, уставший от постоянных невыплат жалованья при дворе императора Рудольфа II, с радостью согласился стать первым ректором Московского университета, заодно пообещав попробовать переманить сюда ещё несколько учёных. Тут главное не пропустить тот момент, когда иностранцы на Руси обживутся и всё ключевые университетские должности под себя подгребать начнут. Но за этим уже я, как главный куратор первого на Руси университета, лично прослежу.

— Я быстро, — нашёл я глазами главу тайной канцелярии, благоразумно ждущего неподалёку среди берёзок. Лезть нахрапом на глаза рассерженной царевне, даже он не рисковал. Но с какой-то безделицей в Воробьёво Лызлов не прискакал бы. — Вернусь, ещё погуляем.

— Чего ты здесь? Случилось чего?

— Шеин большую ватажку шишей под Смоленском изловил, государь, — осклабился Матвей, топчась сапогами по пожухшей траве. — Ну, как ты и велел, всех татей вдоль дороги и развесил.

После разгрома казаков Баловня, последние крупные казачьи отряды, ушли на Юг, покинув территорию русского царства. Даже Илейко со своими кровопийцами без боя из Белгорода удрал. Но мелких шаек и ватажек, особенно к Западу или Югу от Москвы хватало. Грабили деревеньки, нападали на купеческие обозы, жгли дворянские усадьбы. Вот и повелел я всем воеводам безжалостно искоренять супостатов, заодно направив им в помощь стрельцов и отряды городовых казаков.

— Ну? — поторопил я смолкшего главу тайного приказа. — Повесил воевода татей и что?

— Не все повесил, государь, — криво улыбнулся Лызлов. — Один из татей, литвин, слово государево кричать начал. Вот боярин его и доспросил с пристрастием.

Я сразу помрачнел, не ожидая ничего хорошего от этого допроса. Были бы добрые вести, Матвей бы их сразу выложил, а не тянул как кота за причиндалы.

Хотя, если хорошенько подумать, что такого сильно неприятного мне с Запада может прилететь? С Сигизмундом мы замирились, договорившись об совместном ударе весной по Эстляндии, законным правителем Московии он меня признал, северские города опять же без боя вернул. Разве что Шуйских с Филаретом вернуть отказался. Так эту карту иезуитам проблематично разыграть. Устали на Руси от самозванцев, нахлебались до кровавых соплей. Да и оппозицию среди боярских родов я знатно проредил. А на одной банальном вторжении без серьёзной поддержки внутри страны далеко не уедешь. Это мы своему западному соседу доходчиво объяснили.

— Что сказывает?

— Лисовского с дружками в Мстиславской княжестве перенять хотели. Наградой соблазнились. Да только где им? Вои они не важные да и перепились к этому времени все. В общем, ушёл вор вместе с сотоварищем своим.

— Ушёл и ушёл, — пожал я пренебрежительно плечами. — Новый отряд ему всё равно не набрать. И слава дурная, и наёмники, узнав о награде, сами же пришибут. Ты только, чтобы об этом сообщить, сюда прискакал?

— Ругался он, когда с боем из корчмы пробивался, — насупился Лызлов. — Сильно разозлился, когда о награде за его голову услышал. Грозился сам её к тебе принести. Вот только плату не серебром возьмёт. Поберечься бы тебе, Фёдор Борисович.

— А я разве не берегусь? — удивился я. — Вон Никифор всё Воробьёво отрядами из стремянных оцепил. Ещё и Ефима с его рейтарами по старой привычке в подмогу позвал. Тут не то что человек, мышь не проскользнёт. Только если и ждать убийц, то их иезуиты пришлют или недобитки из знатных родов, кто выжили да до поры затаились. А об Лисовском забудь. Руки у него коротки. И не говори никому. Особенно Подопригоре.

— Как прикажешь, царь-батюшка, — не смог сдержать улыбки глава тайного приказа.

Яким приехал в Москву в конце августа. Вернее не приехал, а привезли. Всё же хорошо в том бою моего ближника Лисовский саблей угостил. До сих пор до конца оправиться не может. И главное, что при одном упоминании о своём противнике, мгновенно из себя выходит. Так матерится, что даже у меня уши в трубочку заворачиваются.

В Москву вернулись вечером. Проводив сестру с невестой на их половину, вернулся к себе в кабинет, кивнул уже поджидавшему дьяку Семёнову. Может я сегодня и отдыхал, взяв себе «выходной», вечернего доклада от секретаря никто не отменял.

— Есть что важное?

— От тарского воеводы, князя Ивашки Мосальского послание привезли, государь.

— Что так долго? — упрекнул я ни в чём не повинного секретаря. — С тех пор, как я ему гонца послал, почти одиннадцать месяцев прошло. Что-то не спешил князь с ответом. Ладно, — махнул я рукой. — Ты то тут при чём? Мосальские — они все такие. Что пишет?