Князь Мещерский (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович

Фон Бюллов встал и, подойдя, дал Брусилову конверт, после чего вернулся на свое место. Командующий взял нож для бумаги, вскрыл конверт и извлек сложенный пополам лист бумаги. Пробежав его глазами, положил на стол.

– Я не могу дать вам ответ немедля, полковник, – сказал гостю.

– Понимаю, – кивнул немец. – Я готов ждать.

Брусилов нажал кнопку электрического звонка.

– Проводите парламентера в офицерскую столовую, – велел появившемуся адъютанту. – Пусть его накормят, предложат вина или чего он захочет. Потом устройте в какой-нибудь свободной комнате и выставьте караул.

– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! – щелкнул каблуками адъютант.

После того как он с немцем ушел Брусилов пустил послание Гогенлоэ по рукам. Генералы прочли быстро: на листке было всего несколько строк.

– Предлагают прекращение огня и переговоры о мире, – сказал начальник штаба, возвращая письмо командующему. – Как поступим, Алексей Алексеевич?

– Для начала доложу главнокомандующему, – сказал Брусилов и встал. – Прошу не расходиться, господа!

Выйдя из кабинета, он пересек приемную, прошел коридором и толкнул дверь в небольшую комнату, где у телеграфного аппарата сидел молодой солдат с погонами вольноопределяющегося. При виде командующего, он вскочил.

– Сиди! – махнул рукой Брусилов. – Связь со Ставкой есть?

– Так точно! – доложил солдат.

– Вызывай!

Паальцы телеграфиста запорхали по клавиатуре. Разговор, состоявший далее, остался в стопке подшитых телеграмм.

«У аппарата главнокомандующий. Слушаю вас, Алексей Алексеевич!»

«Только что ко мне в штаб явился германский парламентер, полковник Генерального штаба фон Бюллов. Сообщил, что в Берлине случился переворот. Убиты император Вильгельм и его старший сын. Остальные дети императора отреклись от престола. В замятне погибли Гинденбург и Людендорф. Временное правительство объявило Германию республикой. Немцы предлагают прекратить боевые действия и приступить к переговорам».

«Кто возглавил Германское правительство?»

«Генерал-полковник в отставке цу Гогенлоэ. Парламентер ждет ответа. Что ему сказать?»

«Велите начальнику штаба фронта доставить из секретной части пакет номер два, вскройте его при свидетелях и следуйте инструкциям».

«Это все, Михаил Васильевич?»

«Нет, Алексей Алексеевич. Поздравляю с окончанием войны!»

Недоуменно прочитав последнюю строчку, Брусилов вернулся в кабинет, где передал Клембовскому распоряжение Алексеева. Начальник штаба сходил за пакетом лично.

– Вскрываю в вашем присутствии, господа генералы! – объявил Брусилов, получив пакет. – Прошу расписаться на конверте!

После того, как процедура завершилась, он сломал сургучные печати и разрезал ножом шпагат. В пакете оказался запечатанный конверт и несколько листков бумаги. Отложив конверт, Брусилов прочел текст на листках. Генералы терпеливо ждали.

– Итак, господа! – объявил командующий, закончив. – Государыня повелевает нам заключить с немцами перемирие и передать им проект мирного договора. Он здесь, – Брусилов указал на конверт. – А это, – он взял листки, – его текст на русском языке. Ознакомьтесь!

Листки пошли по рукам.

– Похоже на капитуляцию, – сказал Деникин, возвращая листки. – Немцы не согласятся.

– Кто знает? – пожал плечами Брусилов. – Вас ничего не удивляет, Антон Иванович?

– Нет, – пожал плечами Деникин.

– А вот меня – многое. Я докладываю главнокомандующему о парламентере и его сообщении о событиях в Берлине. Михаил Васильевич спрашивает имя главы временного правительства Германии, после чего велит вскрыть секретный пакет номер два. Я так полагаю, Владислав Наполеонович, – он посмотрел Клембовского, – что таких пакетов в секретной части не менее двух?

– Три, – сказал начальник штаба.

– Выходит, Ставка предвидела развитие событий в Германии и заранее озаботилась ответом. Разработала три варианта. Как понимаю, даже имя будущего главы временного правительства было известно. Не удивлюсь, если с этим Гогенлоэ успели приватно побеседовать. Если мои предположения верны, мирный договор он подпишет.

– Значит, конец войне? – спросил Клембовский.

– Алексеев меня с этим поздравил, – буркнул Брусилов. – Слушайте меня, господа! Сейчас приглашаем парламентера и вручаем ему пакет с условиями мирного договора. Объявляем о прекращении огня сроком на три дня. Доведите это до войск. Но держитесь сторожко! Никакой беспечности! От германцев всего можно ждать. Понятно?

Генералы закивали.

– А еще приглашаю вас на обед. Отметим победу! Кто думал год назад, что мы стоять у ворот Берлина и вести с немцами переговоры о капитуляции. Дождались, господа! Слава нашей государыне, которая все предвидела, и в дни тяжких испытаний, выпавших на долю России, верила в победу. Эта ее вера передавалась нам. Спаси ее Господь!

Брусилов встал и перекрестился. Генералы последовали его примеру.

Когда Смирнов вошел в кабинет начальника Московского охранного отделения, тот встал из-за стола.

– Здравствуйте, Платон Андреевич! Рад вас видеть, хотя, признаться удивлен. Чем жандарм может быть полезен разведке Генерального штаба?

– И вам здравствовать, Павел Павлович, – улыбнулся Смирнов, пожимая руку генерал-майору. – Есть деликатное дело.

– Присаживайтесь! – предложил Заварзин.

– Слышал много доброго о ваших замечательных филерах, – сказал Смирнов, когда оба генерала заняли места за столом.

– Что есть, то есть, – довольно улыбнулся Заварзин. – Евстратий Павлович замечательно службу поставил. Жаль, отошел от дел. Но Мокий Силыч, его преемник, не хуже будет.

– Приятно слышать. А дело у меня к вам такое. Нужно присмотреть за одним человеком.

– Кем? – насторожился Заварзин.

– Лейб-хирургом государыни князем Мещерским.

– Вы в своем уме, Платон Андреевич? Следить за женихом цесаревны? Да ежели государыня узнает…

– Вы не так поняли, Павел Павлович. Я просил присмотреть, а не проследить.

– Объяснитесь!

– Есть основания полагать, что Валериану Витольдовичу грозит опасность. На него могут совершить покушение.

– Кто? Революционеры? Так они у меня вот где! – Заварзин сжал кулак. – С началом войны сидят, как мышь под веником.

– Не хотел бы вас обижать, Павел Павлович, но если вспомнить взрыв в Кремле…

Хозяин кабинета засопел.

– Уели вы меня, Платон Андреевич, – вздохнул мгновением погодя. – Солью раны посыпали. Но правы – наше упущение. Как меня за это ругали! – он сморщился. – Хотели от дел отставить. Государыня заступилась, сказала, что сама виновата: не внимала предупреждениям. Я ведь записки начальству писал, указывал на беспорядок в Кремле. Шатались там, кому не лень, проходной двор устроили. Эти записки и спасли, хотя вину за собой чувствую, – Заварзин снова вздохнул. – Но теперь подле государыни по-другому: мышь не проскочит! В оправдание скажу, что революционеры в том деле – пешки. Самим бы такая пакость не удалась. Иностранцы за ними стояли.

– В случае с князем аналогично.

– Вот как? – Заварзин подобрался. – И кто же?

– Британцы.

– Чем им Мещерский насолил? – удивился жандармский генерал. – Он же врач!

– Не только. Слышали о его поездке в Париж?

– В газетах читал, – кивнул Заварзин. – С великим успехом визит прошел.

– Так и есть. Но помимо дел медицинских князь, исполняя поручение государыни, встретился в Париже с одним человеком. Имя его назвать не могу – дело тайное. Скажу лишь, что это пошло на пользу России.

– Позвольте, догадаюсь? – сощурился Заварзин. – Газеты пишут: в Германии переворот. Император Вильгельм и его старший сын убиты, другие наследники отказались от престола. Новое правительство объявило Германию республикой и запросило мира. Боевые действия прекратились, идут переговоры.

– Ничего от вас не скроешь! – развел руками Смирнов.

– Так мои люди князя в Париже сопровождали, – улыбнулся Заварзин. – По приезду доложили: Мещерский имел беседу в ресторане отеля с каким-то важным немцем. Имени его они не знают, но, судя по виду, военный и в чине не ниже генерала. К слову, если дело тайное, князю не следовало проводить встречу в ресторане – свидетели могли быть.