Лег. Сабля как уже привычно под рукой, пистолет тоже. Вдохнул, выдохнул, вырубился…
Разбудил меня шум снаружи и слово, столь пугающее всех собравшихся здесь людей.
— Татары!
Глава 24
Неужели так быстро! Зараза! Вскочил. В дверь тут же постучали. Не ломились, не орали, паники слышно не было. За ней не били тревогу. Значит… Все нормально, и, видимо, Пантелей мой ночью из Воронежа отправился и уже прибыл с пленниками татарскими, или…
За дверью донесся глухой голос Тренко:
— Игорь Васильевич! Пленных привели! Татар!
Вот и раскрылось все. Пленников Воронежских привезут скоро, плыть, если быстро, часа полтора — два. По течению же идти. Вот и считай от рассвета два часа и здесь. Пантелей, человек суровый, справится.
— Иду. — Ответил, следом слугу позвал. — Ванька!
Сам встал, отодвинул лавку, что перегораживала проход в комнату. Было тепло, даже жарко. Печь, натопленная вечером для готовки, грела отлично. Уверен, в ней сейчас стояла всяческая снедь, запаривалась.
— Хозяин. — Слуга застыл в двери, заспанный, помятый слегка.
Потянулся, приказал:
— Доспех в порядок приведи и завтрак организуй.
— Сделаю, хозяин.
Я накинул кафтан, перепоясался быстро, вышел.
Девушки тоже уже проснулись, возились у печки. Вот она женская доля после кучи мужиков все прибрать, вымыть, а потом еще раньше всех встать и начать готовить. А если ушел мужик на заработки или на войну еще и за всем хозяйством само́й. Тяжелое время.
— Что там, Тренко?
— Дальний дозор вернулся. Привезли пленного. Волнуются люди.
— По-ихнему кто-то умеет?
Сотник в ответ покачал головой.
Черт, как же допрашивать, если языка не знаешь. Это же ерунда полная. Двинулся дальше. В сенцах один стрелец, который стоял на страже вечером, сменился, спал. Новый встретил меня как положено, руки по швам, грудь колесом. Глаша тоже спала. Сидела, привалившись к стене, посапывала. Один из братьев, тот, что раненный, лежал на спине, дышал, это хорошо, ночь пережил, на поправку пойдет. Второго не было, отошел куда-то.
Во дворе творилась некая суета. Люди встречали у ворот вернувшийся разъезд, расспрашивали.
Утро выдалось промозглым, ветер качал и гнул деревья, гудел. Солнце только-только начало подниматься из-за леса. Его первые лучи освещали все окрест, подкрашивали ярким, тяжелые дождевые тучи. Погода за ночь резко поменялась. С юга шла гроза. Вот-вот и накроет. До удара стихии оставались считаные минуты. Сверкали молнии, громыхало, горизонт был обложным, затянутым черно-алым. Красота писанная, буйство стихии.
Как там, у великого русского поэта, Тютчева: «Люблю грозу в начале мая».
Только вот мне она сейчас не с руки. Оборону хутора готовить нужно или, наоборот, плоты сжигать. Обоим действам непогода мешает. За ночь как-то я еще не решил, какие приказы раздавать. Пока что взвешивал все. Еще Пантелей с отрядом и пленными по воде идет. Как давно выдвинулся из Воронежа? В такой ветер и ливень ему к берегу приставать придется или справится? В непогоду даже на реке волны появляются. С морскими, конечно, не сравнить, но стихия лютует, потонут еще.
Я покачал головой, промедление…
Дозор, высланный мной вечером сразу после штурма в степь, вернулся только что. У ворот стояли двое всадников и несколько лошадей. Два служилых человека о чем-то говорили с караулом из стрельцов. У ног их сидело двое пленников.
Двинулся вперед. Услышал, что следом идет Тренко. Хорошо, вдвоем допросим.
Бойцы заметили руководство, подтянулись, разговоры прекратили.
— Воевода. — Выпалил один из разведчиков. — Вот, двух татар ночью захватили. Еще один убитый в Поле остался.
— Как дело было?
Я осматривал своих парней. Вроде не ранен никто из них. Так, усталые, малость помятые. Еще бы. Они же ночь не спали.
= Ну, мы это, как вечером ушли, коней рысью пустили, сразу. И так, торопясь, верст десять прошли. Озеро там к восходу от Дона. Затем, еще до темноты, уже помедленнее шли. Может, от лагеря верст… — Он задумался. — Ну пятнадцать, может, чуть больше.
— Так.
— Хорошо бы до Хворостани нам бы дойти было, но… Далеко очень. Она отсюда верст сорок. Думали, может, завтра. — Он глянул на татар. Кашлянул. — Так вот, значит. Лагерем стали. Дон рядом, по правую руку получается. Ложбинку нашли, притаились. Ночевали. Под утром ветер поднялся. Смотрим, огонек, недалече, костер выходит. Ну и пошли глянуть, еще потемну. Тихо. А там эти…
— Трое?
— Трое. Одного мы это… — Он кашлянул, по горлу провел рукой. — А этих тепленькими взяли. Лошади только их это… Разбежались. Не стреноженные были. Мы двух поймали, остальных бросили и сразу обратно.
— А еще видели татар?
— Так нет, только эти.
— А разъезд этого, атамана Жука, куда делся?
— Так это… Может, они дальше ушли. За день или за два. Там, где Хворостань в Дон впадает, чуть ниже, озер много. Может, туда.
— Говорить пробовали?
— Да, они нашего не знают… — Покачал головой боец. — Совсем.
— Молодцы, сотоварищи, давайте отдыхайте, ешьте. Сейчас будет все, горячее.
— Спасибо, воевода.
Я подошел к татарам.
— Э, как звать? Есть хочешь?
Лицо стоящего рядом разведчика исказилось недовольной гримасой. Кормить еще этих басурман. Но, вопрос такой имел смысл, потому что татарин мог знать про это место и понимать, что здесь не его враги. А раз кушать предлагают, выключить режим — «не разуметь по-русски», ответить что-то адекватное.
— У-рус. — Прошипел один из пленников. — Шайтан бла-бла.
Язык показал, сплюнул.
Диалог не пошел, речи нашей они все же не понимают. Хреново.
Здесь в воротах показался один из братьев, тот самый, которого на месте я не нашел. Здоровый.
— Воевода, я если что по-ихнему немного разумею.
Вот это дело, это славно. Мы переглянулись с Тренко, тот пожал плечами, улыбнулся.
— Так, давай сюда, спроси у них, кто такие, чего близ лагеря делали и где полководец их. Только так спрашивай, про Кан-Темира Мурзу отдельно, а про Джанибека потом.
Пленники, услышав знакомые имена, завозились, переглянулись.
— Сделаю, воевода.
Они обменялись несколькими фразами, перебежчик повернулся ко мне, заговорил:
— Помимо ругани и проклятий, говорят, что шли они от Кан-Темира. Сказать тут, что ровно три дня есть у атамана на то, чтобы достроить все. Доделать. Что его личный, мурзы то есть… — Он сбился, помялся, произнес. — Воевода, я слово не знаю, думаю что-то типа, мудрец. Не их этот, мулла, а какое-то слово иное. Не ведаю. В общем, мудрый человек…
— Колдун может?
Говоривший кашлянул, перекрестился.
— Может и колдун, воевода. В общем, он что-то там по небу, по звездам, по траве и воде смотрел… Сказал три дня, и идти надо. На четвертый Дон перейти и тогда Кровавый меч, это прозвище их Кан-Темира, славой себя покроет.
— Три дня, значит. — Я почесал затылок. — А что Джанибек? Он где с основным войском.
— Так это… Сейчас.
Они вновь стали говорить на неведомом мне татарском. Обменялись еще несколькими фразами. Степняки шипели, злились, ярились.
— Выходит, вдоль Хворостани на восход вся орда растянулась. Там еще одна речка есть, Красная. Вот там, вроде как так.
Эти двое подтверждают то, что я и думал.
Обычно татары большими силами ходят не здесь. Ногайский шлях восточнее. Прочие крупные дороги идут через Оскол, Белгород и Елец. Через воронежские земли только Мамай шел. И, по легендам Батый, через Червленый Яр и Воронеж на Рязань.
Хм… Может быть, приемный сын хана Джанибек, вкладывает что-то сакральное в этот поход.
Ветер поднялся еще сильнее.
— Все внутрь, коней в конюшню, почистить после такой долгой скачки. — Отдал я приказ. — Этих двоих тоже куда-то пристроить. Ждем Пантелея с отрядом.
Мы все сокрылись в остроге. Набились в строения, укрылись от непогоды. Под дождем остались только те, кто несли караульную службу.
