Нашествие (СИ) - Старый Денис

— Закормимся мы рыбой, — сказал Макар, глядя мне прямо в глаза, но тут же резко их пряча.

Словно бы постыдился чего-то. И нет, не после таких слов появляются столь серьёзные взгляды. Что-то тут иное.

— Что случилось? Ты с чего такой смурной? — спрашивал я.

— Тебе привиделось, — отмахнулся Макар, резко убирая от меня взгляд.

Нет, точно не привиделось.

— С Любавой что дурное, али с Митрофаном? — попытался я добраться до истинной причины такого дурного настроения у министра всего, кроме военного дела.

— Всё добре, Ратмир. Не изволь печалиться, — попытался бодро ответить мне Макар.

Но я видел, а уже и начинал чувствовать, что происходит что-то неладное. Причём это началось тогда, как я пошёл на переговоры с соседями. Покидал общину, когда люди были ещё полны энтузиазмом и многие даже улыбались, — вернулся в то самое уныние, с которым мы на эти земли шли.

Устали, наверное. Да ещё распереживались, что с соседями придётся воевать. Ну да ладно, успокоятся. Это же нормально, так в коллективе бывает.

— К вечеру обстоятельный совет собрать нужно и всё оговорить как следует, — строго сказал я, полагая, что, если даже есть какой-то психологический надрыв у людей или страхи возвращаются, я обязательно должен успокоить их.

Людей нужно приободрить, убедить, а между тем и самого себя. Вновь срываться с места — нет никакого желания, не вижу и смыслов. Тем более, что любой переход куда как опаснее, чем сидение тут. А почему-то мне кажется, что в этом дело.

Оставаться здесь по десятибалльной шкале опасности я выбрал бы шесть баллов. К слову, используя многочисленные «за» и «против», наиболее благоприятным исходом могло похвастаться лишь западноевропейское направление. Здесь степень пребывания в той же самой Германии оценивалась бы мной в четыре или пять баллов по шкале безопасности.

Но вступают во внутреннее противостояние другие факторы, вложенные в подкорку головного мозга: негативное восприятие и западной культуры, и в целом цивилизации, даже если сейчас и абсолютно другое время по сравнению с тем, что из себя представляла Европа в будущем, где эти нарративы во мне взращивались.

А что еще? В Полоцке сейчас идёт борьба между наследниками Полоцкого княжества и смоленскими Ростиславовичами. Там также удачно режут друг друга. И ещё не понять, как сложатся обстоятельства. Возможно, даже незначительный лучик солнца, упавший на глаз Бату-хана, склонит его мысли в пользу того, что Новгород нужно брать, а новгородскую землю, несмотря на болота и леса, разорять. А нет, так есть крестоносцы и шведы — ещё неизвестно, чем их нашествие закончится.

Так что… Здесь опасно, спору нет. Если бы нас было несколько тысяч, мы представляли бы хоть какой-то интерес для более-менее крупного отряда завоевателей. И да, нам стоило бы готовиться к худшему или срываться с места. А так… Да кому будет интересна горстка людей, чёрт-те где? Еще и пробираться к нам через лесную чащу, через болото, через тропы, которые мы ещё и усложнить можем. И такие трудности, чтобы попробовать взять горстку людей, не больше ста человек? Когда потоком из Руси ведут плененных?

Очень сомнительно, тем более, что для взятия этих ста человек, нас, если только поверят в нашу боевитость, необходимо привлекать не меньше шести сотен добрых воинов, да ещё и без коней, так как они здесь, в лесах и болотах, просто бесполезны. Подвести сюда камнеметные машины невозможно. Сделать на месте? А для чего? Опять же для горстки людей.

— Так, я пойду в поселение, тут без меня! — сказал я, почуяв, что что-то неладное происходит.

— Ратмир… — позвал меня Макар, а потом вновь глаза спрятал.

Точно нужно возвращаться. Что-то происходит. И, видимо, то, что я тут, рыбу ловил, в это время кто-то, что-то… Но чего гадать, если можно скоро узнать?

— Лисьяр остаешься тут, за голову, — назначил я перед уходом ответственного, а то еще разругаются в беспощадной битве за лидерство среди чистильщиков рыбы.

Я покинул место рыбалки, где сейчас оставалось всего лишь семь человек, из которых двое мужиков, Лисьяр, чьим неводом мы устроили рыбий геноцид, и один из его воспитанников-отроков. Остальными оставались женщины, которые удостоились чести прямо здесь потрошить добычу.

Макар должен был следить за тем, чтобы сразу проводили какие-то манипуляции с икрой, для чего здесь стоят кадки с водой и соль, чтобы солить этот продукт. Причём, меня не совсем поняли, когда в засолке добычи делал приоритет именно на икру, а не на саму рыбу. Ничего, будет икра — я уверен, что с голоду точно не пропадём. Более сытного продукта сложно себе представить. Хотя и селедку солить нужно. Вряд ли она по вкусу похода на атлантическую, но все же.

— Ратмир… Я с тобой, — словно бы решился Макар.

Он должен был оставаться на реке, где начнется обработка рыбы, но словно нехотя, как, наверное, идут на эшафот, побрел за мной.

— Не нужно солить икру, коли такая и буде. Но откель ей, до нереста… — пытался Макар завести разговор, но у него не получалось.

Я ускорился, чуть ли не переходя на бег.

В поселение я заходил с тревогой. Бывает такое, что люди списывают на какие-то сверхспособности, но что, на самом деле, таковым не является. Чувствуешь опасность, чувствуешь и тревогу, что вот-вот случится нечто важное, чаще всего, к сожалению, плохое. Подсознание по ряду признаков анализирует ситуацию словно бы самостоятельно, не распаковывая пакеты данных для всеобщего мозгового штурма. А потом — вот такие переживания.

— Что случилось? — спрашивал я, устремляясь к центру нашего поселения.

Туда, где уже заложен большой центральный дом, скорее, казарма. Здесь толпились люди, и в какофонии, прежде всего, женского крика, но и мужского бурчания я толком понять не мог, что происходит. Кто в чем виноват? Не понятно, с чего митингуют.

Люди толпились вокруг связанного человека. Он был светловолосым, но уж точно не русичем.

— Кто это? — спросил я, но мой вопрос казалось потонул к какофонии множества звуков.

Перед связанным мужиком стояли два подростка, одного из которых, Волка, я уже начинал воспринимать, как полноценного воина и охотника. Не рано ли? Подростков явно отчитывали, и они силились не прогибаться под напором общественности. Но дети же еще, только-только свое мнение формируют.

— А ну всем тихо! — выкрикнул я, но, к своему удивлению, вопреки ожиданиям, мой голос большинством не был услышан.

— Тихо! — закричал Власт.

Его послушали, а стоящий за моей спиной Дюж напрягся. Взгляды устремились на меня. Недобрые взгляды. И что, я в своих людях ещё до конца не разобрался, я поверил, что все хорошо, но… Бунт? Весьма может быть. Слишком много в последнее время было событий, а полноценного отклика на них со стороны поселян так и не увидел, кроме мимолётной радости, что, мол, мы их уделали.

В стороне, там, где был склад, мой заместитель неуверенно водил своим клинком влево-вправо, а на него наседали бабы. Твою же… Как есть — бабы бунтуют. Тут бы засмеяться, да что-то не до смеха. Как с женщинами-то воевать? Тут если идти по жёсткому сценарию. И тогда и мужики могут быть более активными, и присоединяться уже полноценно к этому протесту. И разве для этого я их спасал?

— Что происходит? — спросил я, наблюдая за тем… — И кто это связанный? Да вы что же, дошли до того, что заставили Мстивоя обнажить меч?

Я очень надеялся, что сейчас последует от кого-нибудь шутка про обнажённый меч Мстивоя, что все посмеются, слегка разрядится обстановка, я смогу с этими людьми поговорить. Но мои надежды не оправдались.

— Голова, Ратмир, я же хотел, я… — говорил Волк, оборачиваясь на притихших людей. — Мы половцев, кипчаков, завидели в лесу. Пробираются они сквозь лесные чащи с запада. Один отошел от других, а мы его и взяли. Для допросу привели.

— Глаза не завязали, привели на поселение? — спросил я. — Говорил ли я, что так не можно?

— Так, а как? Тебе… — сказал напарник Волка.

— На! — я отвесил тяжелого «леща» Волку.