Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
– Индейцы, отец, – уклончиво сказал Клаус, а потом подумал: какого чёрта? – и решил высказать всё. – Я вмешался в стычку Билли Пенна и лорда Балтимора. В итоге старый Билли прожил, кажется, на десять лет больше. Я когда в среду пошёл в Мемориал, просто обалдел. – И Клаус, вопреки приличиям, залпом хлопнул рюмку коньяка.
Папашка вскинул руки ладонями вверх и заходил по кабинету кругами, восклицая:
– Jesus, Jesus, Jesus, Jesus, Jesus, Jesus, Jesus!
Потом опять схватил сына в объятия и жадно спросил:
– И что изменилось?
– Название, представляешь? Наш город раньше назывался Харрисвилл. Теперь тут стало больше немецкого.
– Прекрасно! – закричал папашка и закружил по комнате. – Это впервые, ты понял?! Впервые за многие десятилетия! Немецкое!
– До этого было ещё несколько раз…
– И как ты там устраивался?
– По-разному, – ответил Клаус. – Мне приходилось и одному жить, и с индейцами драться. Но сначала это было как бы не всерьёз, как в театре: drei, zwei, einen – и покойник. Выходи кланяться. И вдруг попал к белым людям, проторчал там несколько лет.
– О, чудо! – сказал папашка и опять воздел руки вверх: – Jesus, Jesus, Jesus, Jesus, Jesus!
В дверь заглянула мамаша:
– Герхард, у тебя всё в порядке?
– Да, да, Габи, не мешай. Я беседую с твоим сыном.
– Aber mein Sohn hei Klaus, und nicht Jesus! [46]
– Ах, это теперь всё равно, – махнул он рукой, и мамаша, пожав плечами, скрылась. А папахен отпил коньяку, пожевал лимончик и продолжал:
– Странно, я думал, тебе известна наша семейная легенда. Я слышал, один из наших предков составил о ней письменный документ, но когда проклятые русские ударили нам в тыл – это при нашей войне с Наполеоном, – то весь архив сгорел… А потом… Это бывало столь редко, что большинство членов семьи даже не верили.
– Но я там был, и не единожды!
– Да, тебе повезло. А я лишь мечтал. Сколько сочинил разных ситуаций! И всё зря. Возможно, этими мечтами я испортил собственную жизнь… Кажется, ты решил разбогатеть, положив денежки под процент там?
– Es schien mir eine gute Idee, [47] – согласился Клаус.
– Чепуха, – твёрдо сказал старый фон Садофф. – Я по молодости лет тоже мечтал разбогатеть. Как ты теперь… Иначе с чего бы мне идти в финансисты? Меня всегда привлекала механика… Но решил, что, если попаду туда, надо суметь выгодно вложить деньги. Заработаю, а уж потом начну настоящую жизнь. И вот… Жизнь прошла прежде, чем я понял, о какой чепухе мечтал. Но теперь я знаю, зачем Господь посылает нас туда.
– Зачем?
– Чтобы кто-то из членов нашей семьи помог возродиться Великой Германии!
– О, папа! Только не это!
Герхард фон Садофф был известным германофилом. Он провёл в 1993 году очередной референдум за принятие немецкого языка в качестве государственного в штате Пенсильвания (провалился). Он финансировал немецкие школы (народ отдавал в них детей ради бесплатной столовой). Он издавал немецкие газеты (издатель его обманывал на тираже, но Герхард в это не верил). Добился, чтобы местную кабельную тиви-сеть обязали 1/10 часть времени вещания отдавать немецким передачам (добивался, правда, половины, но и 1/10 тоже неплохо). Любой жулик, желающий производить, например, спортивные майки, мог получить беспроцентный кредит у Герхарда фон Садофф, пообещав, что на майках будет написано что-нибудь вроде «Deutschland ьber alles». [48]
В общем, и в штате, и особенно в родном городе Герхард создал себе репутацию забавного фанатика, и это не могло не сказываться на Клаусе, который вращался в основном в среде обычных американцев. И естественно, Клаус желал держаться подальше от папашкиных германофильских закидонов. Он с дрожью вспоминал школьные годы, когда после уроков его заставляли зубрить немецкую историю. А теперь – здрасте! – старый хрыч собирается использовать его как инструмент внедрения своих идей, и не только в Америке, но и в Европе! И это вместо того, чтобы посоветовать, как, используя уникальные способности Клауса, заработать денег!
Они, конечно, тут же поругались – впрочем, вот уже десять лет, то есть с тех пор, как Клаус окончил школу, они ругались всякий раз, когда Герхард начинал при нём свои патриотические речи.
– О, папа! Только не это! – воскликнул Клаус, и папашка немедленно завёлся:
– Ты что, против Великой Германии? Ты враг?
– Да ладно! Где ты её нашёл, «великую» Германию? Как только она объединялась, так немедленно начинала войны и гибла. Поверь, я очень уважаю немецкую культуру, но международная политика, единое государство – это не для немцев. Нежизненная вещь.
– Как?! А исторические примеры? Бисмарк?
– Да брось ты. Бисмарк! Ведь это ты заставлял меня зубрить историю Германии, а сам что, так и не прочёл? В семнадцатом веке единую Германию, стоило ей возникнуть, раздербанили шведы. А? Каково? Шведы! В восемнадцатом она опять объединилась, и её раздолбал Наполеон в компании с русским царём Павлом. Затем бойню для объединения устроил твой Бисмарк, и что? Пришёл двадцатый век: Германия поделена между Францией, Англией и Россией, адью, единый Vaterland. А уж сколько народу зря перебили – жуть. И поныне твоя Германия разделена…
– Это ты, ты ничего не понял! Посмотри же вокруг трезвым взглядом! Все войны были оттого, что нам не позволяли иметь единую Отчизну. Ведь тогда бы мы смогли участвовать в дележе мира наравне с ними! Вот почему наши враги поныне держат Германию в раздробленном состоянии. Они боятся, они из своих шкурных интересов сдерживают немецкий гений, они…
– Ой, ой, ой, ой! Это не мне, а тебе недостаёт трезвого взгляда. Можно подумать, без немцев весь остальной мир до сих пор качался бы на ветках баобабов. «Гений»!
– Да, немцы внесли решающий вклад в мировую культуру. Наш Лейбниц придумал первую вычислительную машину. Наш Николаус Отто изобрёл двигатель внутреннего сгорания, Карл Бенц – автомобиль, Филипп Рейс – телефон. Что сделал Рудольф Дизель, напоминать не надо? Человечество бесконечно обязано немцам, но нам не дают иметь своей страны! Чего бы мы могли достигнуть, страшно подумать. Но и без того немцами изобретены динамо-машина, рентген, ружьё, мортиры и космические ракеты, пенобетон, магнитофон, книгопечатание и даже синтетические моющие средства.
– Ты забыл назвать часы с кукушкой, расчёску и растворимый кофе.
– Зря смеёшься. И часы, и кофе. И твою излюбленную униформу, джинсы, тоже изобрёл немецкий эмигрант Леви Страус.
– Немец Леви Страус! Охренеть. Что ты несёшь, папашка? Над тобой и так потешается весь Харрисвилл…
– Гаррисбург! Гаррисбург! И не сметь называть меня папашкой!
– Ладно, извини. Сорвалось.
– Ты же сам немец, как ты можешь…
– Немец, немец. Где тут немец? Я? Ты, что ли, немец? А тётка Natalie, твоя родная сестра, русская.
– Да она не знает ни одного русского слова!
– Знает: гармошка.
– Гармошку тоже изобрели немцы.
– Да тьфу на тебя, на твоих немцев и на твои гармошки. Мы о деле говорить будем или нет? Между моими последними погружениями прошло две недели. А ну как меня прямо сейчас туда попрёт? С чем я там окажусь? С россказнями про немецкий гений?
Но тут Габриэла объявила обед. «О деле» пришлось говорить позже, когда они опять остались одни.
Москва, 25 июля 1934 года
На Мясницкой, 19, – знаменитый «Чайный домик». Башенка вроде китайской пагоды, зонтики, драконы, змеи, восточные фонарики и орнамент. Появился он в самом конце девятнадцатого века. Тогда прошёл слух, что на коронацию Николая II в Москву приедет китайский император, и хозяин заведения перестроил здание в китайском стиле, из тех соображений, что, кроме как к нему, царю китайца вести в Москве будет некуда, а визит сразу двух императоров даст его магазинчику отличную рекламу. Из Китая приехал совсем не император, но дом уже был. Деревянные его стены покрыли штукатуркой, и стоит себе, радует взгляд прохожего.
