Телохранитель Генсека. Том 5 (СИ) - Алмазный Петр

Удилов сейчас перегружен работой, но нашел время сразу ужесточить правила досмотра. По доброму я должен был пойти к нему с докладом, и все-таки не пошел, решил подождать до послезавтра — до встречи у Брежнева. Вадиму Николаевичу сейчас в копиях Митрохина бы не потонуть.

До дома доехал быстро, взбежал на третий этаж и открыл дверь. Вошел и замер, наслаждаясь теплом родного дома. Пахло чем-то вкусным, не уловимо пряным.

Прошел в ванную, открыл воду и долго стоял под душем. Вышел распаренный, красный.

В кухне на столе обнаружил накрытую салфеткой тарелку, горячий чайник, и записку: «У Тани первый концерт в музыкальной школе. Мы с Леночкой и Лидой идем слушать и болеть за нее, придем скоро».

Я откинул салфетку. На тарелке мясной рулет. Прекрасно! Взял нож и вилку, но аппетит куда-то пропал. Все-таки зря поел в буфете.

Прошел в зал, включил телевизор и прилег на диван, укрывшись пледом. В девятнадцать часов по второй программе началась передача «Алкоголизм. Беседа врача». Переключил на первую. Заканчивалась программа «Из жизни науки», после нее футбол. Наши играют с испанцами. Что ж, неплохо.

Но футбола не дождался, уснул. Спал так крепко, что не слышал, как пришли мои. Утром отругал себя, совсем забросил семью. Но — работа прежде всего.

В пять уже был в гараже, прогрел машину и выехал. Вообще не положено самому находиться за рулем. Но брать подменного водителя не хотел. Неделю покатаюсь без Николая.

Уже на проходной обратил внимание на сияющие лица охранников.

— Что за праздник? — поинтересовался на ходу.

— Да как же! Владимир Тимофеевич, наши же выиграли вчера! — радостно сообщил мне один из прапоров. — Испанцев порвали в клочки, три — ноль! В полуфинал вышли.

— Было б чему радоваться, — скривился второй. — Если бы они Реал Мадрид обыграли. А то Реал-Бетис Севилья. Тьфу! Тоже мне, победа.

— Ну так и Динамо только раскачивается, — заступился за футболистов первый. — Еще порвет!

Они заспорили, но я слушать не стал. Как-то всегда был равнодушен к спортивным играм.

— Ну что, готовы к делам великим? — вместо приветствия задал вопрос своей команде.

— Всегда готовы, — буднично и безэмоционально ответил Карпов. — Как пионеры.

— Задержанного в машину и выдвигаемся. Митрохин с Соколовым и… — я посмотрел на Марса и подумал, что его лучше поберечь после болезни, — … и с Газизом, поедете в моей машине. Даня — ты с криминалистами. Давайте, у вас пять минут. Марс, остаешься здесь.

И я вышел, не обращая внимания на возмущенный взгляд Марселя.

Ровно через пять минут выехали. С мигалками на крышах автомобилей пронеслись через просыпающуюся Москву, выехали за МКАД и, не снижая скорости, и дальше — по Рязанскому шоссе в сторону Рязани.

Средняя полоса России весной удручает. Серые, унылые пейзажи, голые деревья. Но взошло солнце и оттепель сделала вид за окном почти весенним. Казалось еще чуть-чуть, и покажется первая зеленая трава и нежные листочки. Поймав себя на этой мысли, усмехнулся: вроде авитаминоза нет, что так на зелень тянет?

Митрохин сидел на заднем сиденье, зажатый между Газизом и Соколовым. «Зачем они везут меня? Куда они везут меня? Неужели тещин дом нашли? Они не могли сами найти. Кто-то сдал? Кто мог сдать, никто кроме меня не знал», — он пытался мысленно вычислить, где он «прокололся», но не находил ошибок в своих действиях. «Они никогда не найдут основной архив», — наконец, решил он для себя и успокоился.

В Верхнем Ломове немного поплутали, не смотря на карту, не сразу нашли дом умершей тещи Митрохина. Архивариус на наш вопрос, как проехать к дому, только скривился. Газиз выскочил из машины, подбежал к прохожим и, вернувшись, доложил:

— Две улицы проехать и в переулок. Дом коричневый, крыша шиферная. Возле ворот зеленая скамейка. Они сразу поняли, кого мы ищем. Говорят, это вы к нашему писателю приехали? Его тут уважают. Легенда у Митрохина — персик просто!

— Садись, в машине расскажешь, — поторопил его. Время уже начало десятого. На автобусе от Москвы до Нижнего Ломова пилить часов пять- шесть. Мы доехали меньше чем за четыре.

— Они по-другому город называют. Ударение на последний слог ставят, — говорил Газиз. — Не Ломов, а ЛомОв.

— Не город, а поселок, — впервые подал голос Митрохин, — причем очень старый.

— Вот прохожие тоже пожаловались, что старинные здания посносили, что их поселок древнее Нижнего Ломова… ЛомОва… Дома на старых фундаментах стоят. А Верхний… Нижний… Запутался. — Газиз вздохнул и добавил:

— Короче, жалеют жители, что их село городом не сделали.Поселок, — снова поправился он. — Вон она, скамейка! — Казах показал пальцем в нужном направлении. — Владимир Тимофеевич, сворачивайте.

Дом оказался крепким пятистенком. Тоже обшит вагонкой и покрашен обычной половой краской. Двор небольшой, участок куда меньше, чем на Васиной даче.

— Василий Никитич, покажите пожалуйста, где находится тайник с копиями документов? — задал ему вопрос.

— А вы ищите, может, найдете, — Митрохин прищурился, губы его сложились в ехидную усмешку.

«Ну-ну, удачи. Никогда не найдете вход в подвал», — подумал он и скосил глаза на поленницу дров в сенках.

— Соколов, убери-ка дровишки, — скомандовал я. — Посмотрим, что под ними.

Митрохин побледнел: «Откуда они знают? Кто? Кто видел этот люк в подвал? Кто меня сдал?»…

Под поленницей действительно обнаружился люк в подвал. От погреба на даче этот подвал отличался как небо от земли. Старинная кладка, потемневший от времени старинный кирпич — большеформатный, такого сейчас не делают.

Большое проветриваемое помещение, воздух свежий, пахнет так, как могло бы пахнуть в библиотеке — клеем, старой бумагой и почему-то сургучом. Воздух сухой.

Вдоль стен стеллажи, заставленные папками — обычными, канцелярскими.

— Да, человек работал с большим размахом, — произнес Газиз.

— И про гарнитурчик тут наверняка есть, — заметил Карпов.

— Не понял, какой такой гарнитурчик? — уточнил Газиз.

— Двенадцать стульев, там архивариус Коробейников хранил архив о реквизированной мебели. Надеялся продать информацию бывшим владельцам, когда Советская власть падет и все будет по-прежнему, — напомнил Карпов. — А на этот вот, — он кивнул на ряды папок, — архивчик покупатели в очередь бы выстроились.

— Точно. Только не у нас, а на Западе, — добавил я и крикнул:

— Андрей, веди сюда подследственного. Даниил, сходи за понятыми. Но пусть подождут во дворе, пока не позову.

Соколов, спустившись в подвал с задержанным, увидев объемы, присвистнул. Митрохин же споткнулся, но тут же выпрямился и окинул взглядом стеллажи. Он буквально посерел. Не побледнел, а именно посерел, как пепел. Видимо, только сейчас, осязаемо, до него дошел весь масштаб его провала. Что всё — врать, юлить, пытаться переложить вину на «преступные приказы Андропова» — бесполезно.

В помещении было по-подвальному прохладно, но его вдруг бросило в жар. Крупные капли пота выступили на лбу, на висках, стекли на глаза, и он даже не пытался их стереть. Митрохин поднял руки, инстинктивно желая закрыть лицо ладонями, спрятаться. Но посмотрел на наручники и из его груди вырвался отрывистый, короткий вздох, будто его ударили под дых. Один раз. Затем еще.

Сначала он просто прошипел, сжав зубы так, что казалось, они вот-вот треснут:

— Ненавижу…

Его, что называется, «прорвало». Он зарыдал, судорожно всхлипывая, его плечи тряслись. А потом, сквозь слезы и слюну, архивариус заговорил. Быстро, яростно, выплескивая наружу годы молчания, годы злобы, годы отчаяния. Поток слов, обвинений, оправданий и проклятий нельзя было остановить. Я и не останавливал, просто глянул на Газиза. Казах уже включил диктофон и держал его так, чтобы ни одно слово Митрохина не пропало даром.

— Это вы… Вы меня угробили! Вы сами довели меня до этого! А сейчас, конечно, всем удобно рассуждать. Мол, Митрохина недолюбливали, в нем чуяли не своего. Меня… жалели. Жалели, как жалеют калеку, на которого свалилась крыша, которую он же и строил.