Рерайтер (СИ) - Каталкин Василий

* * *

— Климов, срочно в деканат, — в очередной раз на меня наезжает староста, — что опять натворил?

— Во-первых, почему «опять», а во-вторых, почему «натворил»? Назови мне когда я хоть раз «натворил».

— По первому вопросу не знаю, но создаётся впечатление, что к руководству вызывают только тебя, — не тушуется девушка, — а второй вопрос вытекает из первого.

В деканате со мной бесед вести не стали, вручили повестку к следователю Ухтомскому и на этом всё. Вот так, теперь гадай до завтра, с чего бы это? Проанализировал все события, которые произошли со мной и не нашёл причин вызова в милицию, а утром как порядочный гражданин заявился к десяти часам к следователю. Однако следователь, как я и подозревал, был занят, поэтому меня промариновали в коридоре полтора часа. Впрочем, времени я не терял, достал свой блокнот и занялся новой для себя работой, разработкой модема, который сможет работать на плохих телефонных линиях. Для СССР это жизненно важно, тянуть выделенные линии будут очень нескоро.

— Климов, заходи, — выглянул из кабинета Ухтомский, и когда я вошёл, кивнул на стул, — садись.

Потом обычная процедура, паспортные данные, сведения по учёбе…

— Ну, рассказывай? — Откинулся следователь на спинку стула.

— А что конкретно вас интересует? — Теряюсь я в догадках.

— А всё интересует, с самого начала.

— С самого начала чего? — Опять не понимаю следователя.

— Да хоть от начала сотворения мира. — Ухмыляется тот.

— Ну ладно, — пожимаю плечами и, устроившись поудобней на стуле, начинаю пересказ библии. — В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы…

Сначала Ухтомский улыбался и мерно кивал в так моему голосу, но после того как я перешёл ко второй главе, кивать перестал, когда я уже начал подбираться к третьей, откровенно заскучал.

— Ты всю библию заучил что ли? — Прервал он меня.

— Нет не всю, сорок девятую главу не очень хорошо помню. — Отвечаю без капли улыбки, пытаясь сформировать о себе мнение как о человеке, который не от мира сего.

— И зачем тебе это нужно?

— Ну как же, — начинаю оживать, — религия это опиум для народа, а я комсомолец, поэтому должен бороться с ней. А как бороться с тем чего не знаешь? Вот и пришлось с этой библией познакомиться.

— Если бы ты был настоящим комсомольцем, то не стал бы мне тут цитировать всю эту антинаучную чушь.

— Но вы же сказали «от сотворения мира», а это только из библии можно почерпнуть.

— Ладно, посмеялись, и хватит, — прекратил препирательство следователь, — меня интересует, когда в последний раз ты видел Светлану Краснову и где она сейчас находится?

Эти вопросы трудности у меня не вызвали, так как встреча произошла на виду одноклассников, а где она находится я не знал и знать не желал.

— А чего так? — Усмехнулся Ухтомский. — Поссорились что ли?

— Чтобы поссориться, надо хотя бы общаться, — заявил я ему, — а между нами этого общения не было.

— А вот у меня имеются другие сведения, — хмыкнул он, — вы раньше учились вместе.

— Нет, не вместе, — сразу отметаю измышления следователя, — она училась в другом классе. Более того, последний год я учился вообще в другой школе и с ней не встречался. Так что ваши сведения получены от несведущих людей.

— Эти сведения получены от родственников, трудно их назвать несведущими людьми.

— Я этих родственников, слава Богу, никогда не видел, и не могу понять, почему они вдруг обо мне вспомнили?

Дальнейший допрос ничего не дал, в части поиска Светланы, поэтому следователь быстро закруглился.

— А хотите совет? — Перед уходом повернулся я к Ухтомскому.

— Давай, — не стал отказываться тот.

— Зная характер Красновой, предположу, что она готовится к поступлению в Институт, значит, проходит дополнительную учебу на подготовительных курсах.

— Советуешь мне пошарить там?

— Или прийти на экзамены в августе и отыскать пропажу в списках. — Предложил другой вариант.

Вот так, что и требовалось доказать, как я и предполагал, Светка домой не поехала, и уверен, попыталась договориться с родителями, что те снабдят её деньгами. Предсказать реакцию родителей не сложно, наверняка потребовали от неё вернуться домой и выкинуть все глупости из головы, и тогда она решила показать, что может быть самостоятельной в своих решениях. Не знаю, как и сколько они перепирались, но дальше все просто, родители были вынуждены обратиться с заявлением в милицию, а в качестве знакомых с кем она может поддерживать отношения, указали на меня.

Но это не всё, через неделю в Зеленоград приехал отец Красновой и, получив на руки отловленную милицией на подготовительных курсах дочурку, а это мне стало известно от того же следователя, который зачем-то решил вдруг проинформировать меня, захотел выяснить отношения с «бедным» студентом. Уж не знаю, что ему от меня понадобилось, решил извиниться, что мало вероятно, или наоборот наехать, что скорее всего, но меня это мало привлекало. В общежитии он меня естественно не нашёл, а вылавливать в институте во время сессии пустое занятие, это же дежурство организовывать придется, к тому же моего лица он никогда не видел.

* * *

— Андрей, — окликнул меня Троцкий, когда я пришёл в лабораторию, — ну и заварил ты кашу.

— Это в каком смысле? — Не понял я.

— В том, что переполошил всех производителей микросхем. Теперь только ленивый не судачит об успехах «Интеграла», они же свои калькуляторы на ВДНХ выставили.

— А не рановато ли? — Пришлось засомневаться мне в необходимости такого шага. — Как хоть назвали?

— Электроника К-1 и К-2.

— Да, с оригинальностью у них явные проблемы. — Покачал головой. — Хорошо ещё, что не Кал-1 и Кал-2.

— Шутник, — рассмеялся Валерий Ефимович, — но это полбеды, а беда в том, что на «Пульсаре» проснулись и наехали на наш институт, мол, нет у вас корпоративной солидарности.

Ух ты, я здесь впервые услышал производное от слова «Корпорация», надо же дожил наконец-то.

— И теперь они требуют от руководства института передать им что-нибудь получше из наших новых разработок. — Меж тем продолжал доносить до меня проблему Троцкий.

— И? — Доходит до меня, что могу сейчас услышать.

— А ты не догадываешься?

— Пульсар восьмибитные процессоры запорет, а потом нас же и обвинит. — Высказываю неприятие идеи института.

— Если докажем, что это возможно, то никуда они не денутся. — Возражает Валерий Ефимович, — сколько вам ещё времени потребуется, чтобы маску сделать?

— Ещё недели две — три, прикидываю я, — тут зависит от того как много ошибок при резке рубелита сделают. Но дело не в этом, без обвязки делать процессор бессмысленно, многие нужные функции окажутся за бортом.

— Это ты насчёт настольных ЭВМ речь ведёшь?

— Ну да, — киваю в ответ, — разве не для этого нам нужен восьмибитник?

— Нет, не для этого, — рушит все мои надежды Троцкий, — на них военные уже глаз положили, а им эта обвязка по большей части не нужна.

Вот такие дела, не трудно предсказать дальнейшие события, как только процессор пойдёт в серию, его засекретят, и на нём можно будет ставить крест. А если это действительно так, то зачем мне торопиться? Этим летом я запланировал съездить в Переславль, к Карпову, оказывается, его успехи в министерстве заметили и тут же нагрузили другим заданиями. Обязали расширять завод и поставили в план производство цветной негативной кинопленки для нужд союзных киностудий. Максим Григорьевич отбрыкивался от свалившегося на него «счастья» как мог, но не получилось, авторитарный стиль правления в министерствах процветал. А цветная кинопленка довольно-таки сильно отличалась от обычных цветных фотоплёнок, так как в ней должно было быть на три цветных слоя больше. Вот и пришлось ему вспомнить о школьнике-консультанте, чтобы не набивать себе шишек с технологией предложенной профильным институтом, так как она вызвала большие подозрения. Весточку мне он прислал через родителей, и я в тот же день связался с ним.