Трудовые будни барышни-попаданки 5 (СИ) - Дэвлин Джейд

Возразил лишь один зритель: худой, бледный, по виду — явно поэт. Углядел меня в толпе, подошел, спросил:

— Госпожа Орлова-Шторм, для чего это надо?

— Чтобы общество узнало: правящая династия не завоевала страну, но была избрана по общему согласию, — непринужденно ответила я.

— Не лучше ли было сказать публике, что династия не нужна вообще? — спросил собеседник, и в его взгляде я увидела подобие затаенного фанатизма.

— Большинству публики вы не сможете это объяснить, — сказала я и показала на простонародье, пытавшееся протиснуться поближе и понять суть спектакля.

Мы еще немножко поспорили, например, я убеждала собеседника, что для меня вся публика равна — и образованная, и необразованная.

Потом выяснила, что это и правда поэт — Кондратий Рылеев. Что же, надо постараться, чтобы я смогла спорить с ним и в дальнейшем. С узниками Петропавловской крепости, тем более с повешенными, полемизировать некрасиво.

В первый же день было распродано две тысячи экземпляров двенадцатого тома. По доходившим до меня слухам, книгу читали, и очень внимательно.

Увы, были и другие, не столь приятные слухи. Активизировался Фотий, недавно вернувшийся из своего монастыря. Если прежде он доносил на меня царю, то теперь начал пропаганду среди широких масс. Обвинял меня в прорицании, в ведовстве, в использовании сатанинских машин и особенно в колдовском лечении. Еще и в кощунстве. Например, в том, что я устроила театральное действо напротив Казанского собора.

Почему же «полуфанатик-полуплут» столь ретиво ополчился на меня? Вероятно, увидел конкуренцию. Его угрожающие пророчества не сбывались — ни огненного дождя, ни труса (землетрясения), ни прочих бедствий. А два моих прогноза из трех уже исполнились. Да еще он имел неосторожность ляпнуть в конце лета, что, пока «паровая колдунья» не вернется в столицу, новых наводнений можно не ждать. Надеялся, бедненький, что меня сплавили всерьез и надолго. Теперь же или меня удалять, или молиться о наводнении.

Самое неприятное — не так давно проповеди Фотия получили почву. Из Воспитательного дома в Новую Славянку привезли пятнадцатилетнюю девчонку, забеременевшую от негодяя-сторожа. Миша, отложив все дела, провел экспресс-расследование, выявил мерзавца и был беспощаден, но основную проблему это не решило. На этой стадии — только рожать. Девчонке сделали кесарево под наркозом. Увы, Пичугин, полагавшийся на Василису в этом вопросе, ошибся, и несчастная из наркоза так и не вышла…

Администрация Воспитательного дома еще недавно вздохнула с облегчением: меня нет, воруй не хочу. Теперь же была в расстройстве и поторопилась поделиться печальной историей с многочисленными поклонниками Фотия по кладбищенским храмам и часовням. Добровольная агентура «полуфанатика» твердила, что в поместье богомерзкой колдовки теперь и детей стали в жертву приносить. И если колдовку не изгнать, ждать городу еще больших бед, чем в прошлом ноябре.

— Не рассеять ли мне это кубло административными методами? — предложил супруг. Да так задумчиво, что я поняла: ждет моего одобрения.

— Тебе одному за это лучше не браться, — ответила я. — Если Милорадович от тебя бегает, то от меня не убежит. Сама к нему явлюсь, пожалуюсь на оскорбления. И если напрямую не возразит, получу предписание, чтобы архимандрит вернулся в свой новгородский монастырь. Братия по нему уже соскучилась.

— Правда, Мушка, возьмись хоть завтра, — попросил супруг.

Завтрашнее утро началось с неожиданной и тревожной новости. Пришло письмо с Егорьевского завода — от Ивана, мужа Насти. Он выполнил поручение, закупил стройматериалы, нанял ремонтную бригаду, на третий день вернулся, а жены не обнаружил.

Только записка. «Не ищите меня, отвергнутую предательницу и разрушительницу».

Глава 51

Как следовало из письма, Анастасия оставила странную записку и исчезла. Иван, не такой уж робкий и глупый мужик, стал искать супругу официальными-неофициальными средствами. Но ничего не выяснил. Кроме того, что в день исчезновения Насти пропал и самый лихой-знаменитый ямщик в округе, разбойничий приятель и мастер увозить невест без родительского благословения.

Каюсь, несколько секунд я была в ступоре. Потом обратилась к Лизоньке, оказавшейся в конторе — супруг утром отбыл в МВД.

— «Отвергнутую предательницу и разрушительницу…» — перечитала вслух дочка. — Маменька, а не могло так выйти, что какой-то подлец, да все тот же аргентинский граф, прислал ей письмо от твоего имени? Мол, сначала из-за ее поступка нас отправили в ссылку, а теперь она сожгла завод. И, мол, ты ее проклинаешь и знать отныне не хочешь.

— Почему бы и нет, — в прежней растерянности произнесла я. И подумала, что, пожалуй, неизведанной подлянки в запасе у судьбы не осталось.

Конечно же, только узнав о пожаре, я отправила Анастасии подробное письмо. Похвалила за разумные действия, дала советы. Намекнула, что, когда ЧП будет устранено, верну в Питер. Потому как соскучилась — здесь душой не кривила.

Письмо отправилось обычной почтой. Очень возможно, кто-то подсуетился и успел вручить подложное послание с нарочным гонцом. Нервы у бедолаги и так не в порядке. И тут — последняя капля.

Ладно, кто виноват — разберемся. Что делать — понятно. Искать всеми средствами. Надо бы скорее к мужу обратиться…

— Эмма Марковна, — раздался тревожный голос.

Я взглянула на ученика, вбежавшего в кабинет. Парнишка запыхался.

— Эмма Марковна, меня сторож прислал. К воротам толпа подошла, с крестом и хоругвями. Требует пустить, дать поискать, всё ведовство в Неву спустить или огнем попалить.

Все прочие проблемы были мгновенно забыты.

Что делать-то? Вот где пригодился бы супруг. Точнее, не столько он сам, сколько десяток-другой его сотрудников.

Думала я быстро, а еще быстрей распоряжалась. Мальчишка-секретарь был использован в качестве курьера — привести из цехов десять крепких рабочих. Мальчишка-гонец направился в училище, привести старших учеников. В обоих случаях пришлось написать записки, нельзя же просто так прервать производственный и учебный процессы.

Новая Славянка — больше пяти гектаров, но от прибрежного дворца до ворот на пригородном шоссе десять минут ускоренным шагом. Я преодолела этот путь явно быстрее.

Узнав о беде или проблеме, всегда ужасаешься и всегда надеешься: всё не так страшно, как было сообщено.

Увы, на этот раз оказалось не так. Да, очень большая толпа, не только с хоругвями, но и с дубьем. С достаточно разнородным социальным составом: алтарники, монастырские послушники, монашки. А в задних рядах — настоящие громилы, те, кто в ближайшем будущем станут главными акторами холерных бунтов, те, кто будут разбивать лазареты и убивать «дохторов».

Не только осадная армия, но и осадные орудия — бревна, которыми без особого труда можно вынести ворота усадьбы. Канаты с петлями — их можно накинуть на ограду и разом опрокинуть несколько звеньев забора, чтобы ворвалась вся толпа одновременно.

Но приказ на решительный штурм еще не отдан. Потому что его не отдал полководец, стоящий в центре толпы. Тот самый «полуфанатик-полуплут».

Увидел меня, махнул рукой, толпа расступилась, пошел к воротам.

Приблизился, опять махнул, и скопище явило идеальную управляемость — заколебалось, но отступило шагов на десять-пятнадцать. Тех, кто не хотел отходить, оттащили за шиворот.

Простите за малодушие, но я вспомнила недавние времена, когда модный архимандрит ждал от меня большой подачки. Посему не здороваясь спросила:

— Сколько? Сколько вам нужно, чтобы вы забыли обо мне навсегда?

Да, сломала алгоритм. Фотий замер, тряхнул головой, да так, что клобук опустился ниже подбородка. Потом откинул капюшон, перекрестился. Спокойно сказал:

— Не сколько, а что. Эмма Марковна, вам следует покинуть Санкт-Петербург. Как можно скорее, но не навсегда. Вернитесь после Благовещения… нет, даже после Богоявления. Но главное, сейчас — удалитесь.