Мне показалось, что глаза его блеснули холодом и подозрительностью. Однако в следующий момент взгляд его превратился во взгляд едва ли не наивного простака.
— Где болит? — спросил я старика, украдкой наблюдая за реакцией Карима.
— Тут, — прохрипел Айдарбек, — нога.
Он погладил себя по бедру.
— Дай-ка.
Я взялся ему за голень.
— Тут болит?
— Нет.
— Тут?
— М-м-м-м… Да…
Мы с Алимом переглянулись.
— Берцовая, — заключил я. — Видимо, и правда перелом. Шишка тут какая-то. Но так не скажешь. Я ж всё ж не медик.
— Ну… Ну хоть не открытый, — пробурчал Алим задумчиво. — Нету крови.
— Карим, — я подлез под правый бок Айдарбеку, — помоги его поднять. Будем вытаскивать.
Карим нырнул ему под левую руку, и вместе мы помогли старику подняться. Тот кривился от боли, но не издал ни единого стона.
Так мы и повели Айдарбека к верёвке. Там мы обвязали старика, и пограничники сверху принялись тянуть его со дна впадины. Старик не кряхтел. Он мастерски помогал себе руками, умудряясь при этом оберегать сломанную ногу от соприкосновения со стеной.
Алим бросил взгляд вверх, к небу. Сквозь туман можно было разглядеть серый, неяркий диск солнца.
— Мы должны уже быть на следующей стоянке, — проговорил Алим. — На связь с заставой попробовать выйти. Саша, который час?
Я глянул на часы. Нахмурился. Потом быстро достал компас и открыл его. Посмотрел на стрелку.
Как по расписанию, она дёрнулась. Но на этот раз не едва заметно, как на Шамабаде. Даже не на четверть окружности, как тут, в горах. Она дёрнулась наполовину и обратилась точно на юг.
Я обернулся.
Стрелка указала на Карима, стоявшего за спиной у нас с Канджиевым и холодно наблюдавшего за каждым нашим движением.
