Курсант: Назад в СССР 14 (СИ) - Дамиров Рафаэль

И я пошел первым. Спустился по холодной лестнице в абсолютную темень. Только достал, стоя внизу, из кармана небольшой фонарик, как в это время в помещении что-то щелкнуло и загудело, зажглись под потолком плафоны. Большая часть не горела, но некоторые сработали. Свет мертвенно-бледный, хилый, но все же лучше, чем с фонариком.

— Генераторы — на резерве. Запустились на движение, — сказал Орлов. — Топливо еще не испортилось, видимо…

Он спустился следом.

— Автомат на включение? — спросил я с некоторым удивлением. — Законсервировано же….

Сейчас было уже не время для эмоций, но вот ответы мне нужны были все.

— Вот именно, кто-то заранее запустил автомат. Кто-то, выходит, недавно ковырялся в генераторной. Мы внутри, — произнёс майор. — Верхний уровень — жилой. Ниже — лаборатория, хранилище и автономные блоки, а резервная генераторная здесь где-то, рядом.

— С неё и начнём, — сказал я, оглядываясь по сторонам.

Стены — крашеный бетон, серый, грубый, с пятнами ржавчины и местами забитым железным армированием.

— Не бункер, а целая крепость, — присвистнул я. — Ни за что бы не подумал, что это — научный объект. Больше похоже на запасной командный пункт на случай ядерной заварушки.

— В принципе, так и есть, — ответил напарник, отряхивая брюки. — Лаборатория проектировалась с расчётом на автономную работу в условиях ядерной войны. Здесь, знаешь, и противорадиационные шлюзы, фильтр-установки с йодными и угольными кассетами, стены тут — в два с половиной метра толщиной. Кислород есть в баллонах, а есть и регенератор. Аварийная электростанция, резервное водоснабжение.

— Полный список, — кивнул я.

Он стукнул кулаком по толстой металлической дверце с чёрным гермозамком:

— Это не просто дверь, а бронешлюз. Держит давление и радиацию. Тут можно отсиживаться неделями, даже месяцами — с одним «но»: припасы и психика.

Я кивнул.

— То есть, выжить тут можно. По части техники — всё продумано. А вот, если поедет крыша в таком заточении — ни одна инструкция не поможет. Слушай, а зачем так было заморачиваться? Лаборатория под землёй, фильтры, гермодвери… Неужели нельзя было всё это устроить в городе, при каком-нибудь закрытом НИИ? Ведь есть же такие. Не ты, конечно, строил, но что-то знаешь.

Если здесь ни о чём не говорить, а просто продвигаться в полной тишине — точно где-то психанёшь. Вот я и задавал вопросы, а заодно лучше мог понять, как тут всё устроено и каких сюрпризов можно ждать.

— Нельзя было в городе… — поморщился Орлов, будто объяснял прописные истины. — Во-первых, за разработками шла охота. Разведки вероятного противника — ЦРУ, британцы, прочие — держали под прицелом всё, что исследовалось в рамках советской оборонки. Сам понимаешь, любая утечка — и вся работа коту под хвост. А здесь — тишина, глушь. По карте — обычный провинциальный городок. Ни тебе института, ни штаба. Никаких объектов. Да и теперь ни один спутник не отличит.

— Конспирация.

— Именно. А во-вторых, тогда, в разгар Холодной, в верхах уже понимали: дело не в танках и даже не в самолетах, а в мозгах. Вот и решили вынести часть перспективных исследований в глубинку, построить лабораторию по нормам мобилизационного времени. То есть так, чтобы и под бомбёжкой работать можно было, и при ядерной угрозе — ну, хотя бы не сдохнуть за пять минут. А потом уж решать.

— Как в командном пункте, выходит.

— Почти. Только не для генералов, а для тех, кто в халатах. Изоляция, ФВУ, аварийный дизель, запасы. Всё автономно. И если совсем прижмёт — заложен ещё и аварийный контур ликвидации. Ну, это для крайней ситуации. Чтобы ничего не досталось врагу. Ни схем, ни образцов.

— Ни людей, — добавил я.

— Люди — тоже ресурс, — пожал плечами Орлов. — Для них все и делалось. Фильтровентиляционная установка тут — типовая, ФВУ-100 или ФПУ-200, точно не знаю.

— Как я понимаю, классическая трёхступенчатая система?

— Так точно, и от пыли, и от органики и токсинов, и йодная кассета на случай… изотопов.

Орлов помолчал, потом провёл пальцем по воздуховоду и обеспокоенно проговорил:

— Металл сухой, без пыли — значит, систему запускали недавно. Значит, кто-то тут ещё шляется.

Он обеспокоенно оглянулся.

— А я тебе говорил… — хмыкнул я. — Где генераторная?

— Вон там, похоже.

Мы дошли до ответвления коридора, которое упиралось в дверь. На ней висела покосившаяся и облупившаяся табличка: '…энергетический отсек. Объект 2/13…

— Свет откуда? — спросил я, кивнув на дверь.

— Это резервная автономка, — ответил майор. — Дизельная АД-шка, пуск от сжатого воздуха.

Я толкнул тяжёлую дверь бокового хода и шагнул внутрь. Темно, потолки низкие, как будто давят на плечи.

— Жди здесь, прикрывай, — обернувшись, скомандовал я и прошел дальше.

Я замер в небольшом помещении, прислушался. Тишина — только равномерное поскрипывание металла и запахи: солярка, масло, копоть. Постепенно глаза привыкли к полумраку. Пусто. Вроде, никого…

Генератор стоял, как танк на приколе — старый, массивный АД-100, если верить табличке, выпущен в 1962-м. Поставили его, скорее всего, сразу, когда закладывали этот бункер — в ту пору, когда боялись американских ракет. А американцы боялись наших.

Низкий гул и ритмичная вибрация шли по полу, ударяясь в пятки и поднимаясь по ногам, будто сердце под землёй билось. Я прошел дальше, тут нужно было пригнуться — над головой старая балка, обмотанная резиной. За столько лет она сгладилась от лбов техников.

Провёл ладонью по корпусу генератора — тёплый. Работает давно. Снаружи питание лаборатории давно отключено. Сейчас это — единственный источник энергии.

На стене висел противогаз без сумки-чехла. Потертый и потемневший, но ещё в строю. Как немой сигнал: здесь не место для прогулок.

Из вентиляции тянуло сухим, отфильтрованным воздухом. Где-то за стенкой гудели компенсаторы — гасили вибрации, не давая им расходиться по конструкциям.

Я подошёл к аварийному рубильнику. Массивный, с резиновой накладкой. Уже было потянулся — и замер. Отключить питание? Нет… Пока пусть работает. Это сердце бункера. Глушить — всё равно что душить живой организм. Да и свет мне понадобится, чтобы найти тех, кто здесь прячется.

Так что я вышел и закрыл за собой дверь.

— Ну что? — с облегчением выдохнул Орлов, когда я вернулся.

Ему явно не по себе было одному.

— Чисто, идем дальше.

И мы пошли. Коридор с металлическим полом еле слышно гудел. Откуда-то из глубины доносился этот слабый гул — то ли воздух ходил по водоводам, то ли гремели отголосок чьих-то далеких шагов.

Я крепче сжал рукоять пистолета. Орлов — тоже.

— Там кто-то есть… — пробормотал шепотом майор. — Готов?

— Всегда, — ответил я.

Впереди сгущался полумрак. Лампы аварийного освещения здесь были разбиты — точно не случайно, словно кто-то заранее готовился к нашему приходу.

На стенах возле дверей виднелись пыльные таблички с обозначениями секторов — «С-2», «Технический», «Насосная», некоторые — перекошены, одна сорвана. Мы шли всё глубже, под неясный гул и отзвуки собственных шагов. Каждое движение — ближе к тем, кто прятался здесь. К тем, кто поверил, что этот брошенный бункер — их крепость. Их убежище. Их дом. Но я знал: сегодня мы этот «дом» вскроем. До последней гермодвери.

Пришлось включить фонарики. Лучик выхватил из темноты серые стены и облупленные указатели с надписями: «СЕКЦИЯ Х-3», «ТЕХНИЧЕСКИЙ МОДУЛЬ Б/6».

Коридор вдруг начал петлять — странные зигзаги, как будто бункер прокладывали не по чертежу, а в обход уже существующих вентшахт, блоков. Мы спустились на уровень ниже и шли уже вдоль остекленных перегородок. За грязными стеклами — брошенные лаборатории. На внутренней стороне стекла кое-где — пятна от испарений или брызг реактивов. Внутри помещений виден типовой советский лабинвентарь: столы со вздувшимся покрытием, какие-то пробирки, мензурки, стеклянные воронки, фарфоровые ступки, флаконы с выцветшими этикетками. В одном шкафу — ряды банок с маркировкой: «ПК-7», «АШ-43», «Раствор №12». Всё покрыто равномерной нетронутой пылью. Видно, что брошено и никому не нужно.