Римлянин. Финал (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator"

Глава XX

Жемчужины и кораллы

//Королевство Пруссия, г. Берлин, 30 июля 1763 года//

Официальная часть Берлинской мирной конференции закончилась и сегодня вечером Таргус отправится обратно в Шлезвиг. Он бы отправился и раньше, но король Пруссии захотел поговорить. И тема разговора была очевидна.

— Моё королевство ждёт такая же судьба? — спросил Фридрих II.

— Если будешь делать опрометчивые шаги — определённо, — Таргус не стал ему врать.

— Что мне понимать под «опрометчивыми шагами»? — уточнил король Пруссии.

— Понимай под этим подковёрные игры за моей спиной, создание военной угрозы моей империи, то есть, проявления нелояльности, — ответил на это император будущей Римской империи. — Соблюдать эти условия несложно — это даст тебе очень спокойное правление.

— Я хотел обсудить с тобой колониальный вопрос, — произнёс Фридрих II.

— Давай обсудим, — согласился Таргус.

— Я испытываю острую потребность в колониях, — заявил король. — Возможна ли их организация в Северной Америке?

— Нет, невозможна, — покачал головой Таргус. — Это неприкосновенная территория, в которой будут жить только индейцы. Считай, что я забрал её себе и не потерплю там никого, даже союзников. Поищи что-нибудь менее амбициозное. Например, Филиппины — отличные острова, на которых можно выращивать много чего интересного или полезного. Опиум, каучуковое дерево, кофе, бананы — что угодно.

— Эти острова слишком далеко… — поморщился Фридрих II. — Мне бы хотелось что-то поближе.

— Из «поближе» могу предложить только Ирландию, — усмехнулся император. — Всё остальное находится в сфере моих интересов, поэтому трогать это нельзя. А зачем тебе колонии? Ты ведь понимаешь, что они — это практически опиум для страны?

Фридрих чуть насупился, опустив взгляд на ограждение набережной реки Шпрее.

— Но ведь колонии — это сила, — пробормотал он. — Это богатства, это престиж…

— Нет, Фридрих, это лишь видимость силы, — Таргус встал у ограды. — Ты хочешь иметь флаг на чужой земле? Повесить герб, построить форт, посадить губернатора и сказать народу: «Смотрите, мы теперь империя»?

Фридрих промолчал.

— Я не делаю ставку на колонии, — продолжил Таргус. — Я строю систему, не витрину.

— Систему? — спросил король Пруссии.

— У тебя будут каучук и бананы, у меня — дороги, которые связывают города в единый организм, — ответил император. — У тебя будут плантации. А у меня — механизмы, заводы, телефоны, сталь и инженеры. Твои колонии могут взбунтоваться, а моя империя сварена рельсами и телеграфными проводами.

— Но все империи имеют колонии, — покачал головой Фридрих II.

— Я не последовал за испанцами, англичанами или французами, — произнёс Таргус. — Я создал новую модель империи, где приказ доходит за секунды, а легионы — за сутки. Как ты можешь называть землю своей, если не можешь собрать на ней хотя бы половину своей армии за срок меньший, чем неделя?

— Я верно понял, что ты жаждешь создать континентальную империю? — поинтересовался Фридрих II.

— Не жажду — я уже создал её, — усмехнулся император. — А где теперь колониальные империи франков и англосаксов? Я уничтожил их: я сделал то, чего они не смогли и до сих пор не могут — отправил многочисленную армию за океан и приказал ей уничтожить всех, кто имеет бледную кожу. Северная и Центральная Америки освобождены — там живут аборигены, которым я дал шанс построить свои империи. Пусть вспоминают о нас не как о жестоких поработителях, а как о дружелюбных заморских соседях, приходящих торговать, а не воевать.

— Не ожидал узнать в тебе гуманиста, — улыбнулся король Пруссии.

— Да, я самый большой филантроп в своей империи, — улыбнулся Таргус в ответ. — Но за моими действиями в Америке не гуманизм, а холодный расчёт.

— Какой? — спросил Фридрих II.

— Североамериканские колонии имели очень большой потенциал к стремительному развитию, — ответил император. — Не прошло бы и полусотни лет, как они бы могли стать региональной силой. Если бы я не остановил это тогда, колонии англосаксов могли бы превратиться в очень серьёзную угрозу Европе. Через две сотни лет, через три — это неважно. Я решил эту проблему примерно лет на триста-четыреста, вырезав колонистов на корню. Теперь Европа может не опасаться удара с запада. Его не будет.

Индейцы, несмотря на торговое взаимодействие с империей Таргуса, ещё очень долго будут проходить социальную эволюцию, которая может привести к промышленной революции и индустриализации. У них нет базиса, поэтому они обречены копошиться на родо-племенном уровне минимум полторы сотни лет и Таргус не будет помогать им вылезать из этой ямы.

Он объединит их в североамериканскую конфедерацию племён, обучит их воинов, превратив в легионеров, но никогда не будет потворствовать их индустриальному развитию — пусть занимаются этим сами, в меру собственного разумения…

«Мезоамерика — вот исключение», — подумал Таргус. — «Они имеют предпосылки для вестернизации, но она возможна только при условии, что я это позволю».

Вакуум власти, образовавшийся в результате геноцида испанцев и прочих европейцев в Мезоамерике, успешно заполнен — аборигены заняли места погибших господ и начали строить что-то своё.

Они уже отреклись от креста — большая часть населения, несмотря на формальное крещение, всегда верила в свои традиционные религии, правда, уже густо замешанные с христианством. К массовым кровавым жертвоприношениям они не вернулись, но и Папу Римского больше не признают.

Агентура Зозим докладывала пару десятков лет назад, что на юге и в горной местности в открытую проповедуют полузабытые культы, с человеческими жертвоприношениями — никто в это не вмешивается, потому что таков естественный ход исторического процесса. Вернее, Таргусу просто плевать, чем они там занимаются.

Вмешайся он в то, что они там творят, это значило бы для них одно — он стал «новым хозяином». А это ответственность за всё происходящее, персонификация власти и совершенно не нужные ему проблемы.

Легионы вошли в Мезоамерику, уничтожили испанцев и ушли, оставив после себя выжженные руины.

Испанцы всё ещё присутствуют на Карибах, но на континент лезть больше не смеют — знают, что сегодня легиону вернуться гораздо легче, чем прийти в прошлый раз.

Таргусу интересно наблюдать за Америкой, но работа ещё не завершена — Карибское море должно быть очищено, Южная Америка всё ещё находится под гнётом колонизаторов и должна быть освобождена.

И больше никто не посмеет лезть туда — этот континент станет запретным для колонизации кем-либо.

«Я уже почти закрыл Америку», — подумал император. — «Я уже почти Бмулок!»

— Трудно представить, чем могла бы угрожать Европе та горстка из пары сотен тысяч колонистов, — пожал плечами Фридрих II.

— Не нужно их недооценивать, — покачал головой Таргус. — Они бы размножались, как кролики, ведь те земли плодородны и недра их полны ресурсов, а с численностью приходит могущество. Но больше можно не волноваться — их нет.

— Там ведь жили и немцы… — вздохнул король Пруссии.

— Да, жили, — кивнул император.

Никто не знает, сколько точно немцев проживало в Америке, но изучение данных церковно-приходских книг позволило судить о масштабах — их было около 7–8% от общего населения британских колоний.

Причин мигрировать в колонии у них было много, но основной была Реформация и всё, что было после неё. После Тридцатилетней войны массы немцев-протестантов и сектантов по мотивам протестантства подались в Америку, чтобы жить там и никому не мешать своими религиозными убеждениями.

Многие из них вернулись в «Священную Римскую» империю в ходе Большой чистки, устроенной легионом Таргуса, но часть погибла, потому что это война.

— Что нужно сделать, чтобы ты помог мне захватить Филиппины? — спросил Фридрих II.

— Договор о расширенном торговом сотрудничестве — раз, — сразу же ответил Таргус. — Договор о поставке сорока тысяч здоровых новобранцев в мои тренировочные лагеря — два. Финансовое участие в строительстве моей новой железной дороги, не менее чем 5% — три. И тогда я сделаю всё, чтобы ты получил Филиппины — я даже готов разрешить тебе использовать мои железные дороги и порт Владивостока, чтобы доставлять товары с Филиппин кратчайшим из возможных путей. Правда, дорога ещё не завершена, но это вопрос времени.