Форк 1941 (СИ) - Кулаков Игорь Евгеньевич

Климент Ефремович отлично понимал, за что его в мае 1940 сняли с поста Наркома. Советско-финская, хоть и стала победной, но совсем не в том объёме и не такой ценой, на которую все рассчитывали.

Немного подумав, он решил пока не лезть с вопросами к Хозяину. Настроение у того было деловое, какого-либо недовольства в свой адрес за прошедший год он не слышал, за работу на посту заместителя председателя СНК СССР ни разу товарищи серьёзно не выговаривали, он и решил – ни к чему. Не время пока.

Гитлер, как и в «тот раз», толкнул-прочитал 21 числа «обращение к солдатам Восточного Фронта», в котором вещал о «160 дивизиях СССР, сконцентрировавшихся на границе», про будущее «величайшее сражение в истории человечества», про союзников Германии – «финских героев», румынов под командованием Антонеску, составляющих «самую большую в истории группу армий»… с целью завершения этой великой войны и для спасения «европейской культуры и цивилизации»…

Это было так же, как и в «тот раз».

Еврорейх версии 1.0 и Drang nach Osten, чтобы завоевать Lebensraum im Osten.

Порядок действия, служащего запуском кульминационного этапа в плане «Барбаросса», уточнённый распоряжением армейского командования Германии 10 июня, грохотнул похоронным набатом, возвещавшем о разгоравшейся, самой кровавой в истории человечества, бойне.

21 июня сигнал «Дортмунд»,о существовании которого знали осведомлённые в СССР, ушёл в германские войска так же, как и в «тот раз». Сигнал «Альтона» о переносе наступления на другой срок не прозвучал.

Хотя в верхах германского политического и военного руководства поняли, что большевики немало узнали о плане, направленном против СССР, но все сомнения уже были отброшены в сторону. Вера в несокрушимую мощь германских вермахта и люфтваффе была как никогда на высоте. Как у Гитлера, так и у всего германского народа. Которому пока ещё предстояло заплатить за всю свою поддержку ужасных расистских и человеконенавистнических наци-идей.

После подтверждения о прохождении сигнала в Москве сделали вывод, что последняя попытка – через обращение от 20-го июня, если и не предотвратить войну, то хотя бы «сбить прицел» у немцев, пропала втуне.

Советская авиация частично была рассредоточена на полевых аэродромах. Многие из которых, тем не менее, явно были известны немцам. Полёты высотных разведчиков из авиагруппы Ровеля, хоть и не с такой интенсивностью (из-за потерь от МиГ-3 авиаполков ПВО), как в «мире Рожкова», продолжались. И никто не отменял радиоперехват и агентурную разведку. Возможности по которой на территории западных Украины и Белоруссии у абвера были весьма приличны.

Да и рассредоточение – тоже палка о двух концах. Авиацию раздёргивать и управлять поэскадрильно было бы сложнее и уж не с такими «великими» умениями, как у советских авиакомандиров образца 1941, пусть и прошедшими усилиями тех, кто выполнял приказы Рычагова, большее количество боевой учёбы на основе некоторых знаний из будущего.

Зенитная оборона аэродромов была усилена. Около трети новых средств ПВО, произведённых и старых, собранных из запасов к 22 июня, были поставлены в состав двухсот сорока новых зенитных батарей для обороны аэродромов, формирование которых началось (и было доведено до конца!) с ноября 1940-го.

В «мире Рожкова» приказ НКО по формированию 166 подобных батарей вышел только в апреле 1941. Со всеми вытекающими и малоутешительными к 22 июня результатами.

Эти соединения ПВО заметно усилили слабую оборону аэродромов, которую пытались ранее обеспечить всего 3 шт. счетверенных ЗПУ, входивших в штаты каждого БАО – батальона аэродромного обслуживания.

Внимательное изучение тактики германских ВВС по материалам книг и журналов фаната варгеймов из 21-го века позволило заметно скорректировать методы боевой подготовки и тактику наших ВВС, давшие результаты уже 22 июня. Но и число опытных лётчиков после первых дней заметно уменьшилось. Как в ВВС РККА, так и в люфтваффе. К сожалению, и в «этот раз» потери советских ВВС были значительно выше германских.

Рычагов, изучивший множество авиамурзилок, с согласия наркома и генштаба внёс изменения в оснащении новой техникой авиачастей приграничных округов. С позиции послезнания исчезла логика скорого перевооружения на новую технику. В «тот раз» её в авиации приграничных округов практически не освоили, множество новых неосвоенных самолётов так и сгорело на аэродромах. «Двойные комплекты» – старое оснащение и новое при единственном штате лётчиков, слишком красноречивы были случаи с новыми самолётами – на которых до 22 июня пару «успел пролететь» командир авиаполка и его заместитель, а остальные только посмотрели и прочая и прочая… процессы оснащения переориентировали и скорректировали.

Забитых техникой аэродромов – самолёты крыло к крылу в «этот раз» не было.

С осени процесс поставки новой техники резко сменил направление с приграничных округов на внутренние. Пусть уж лучше перевооружаются и осваивают новинки промышленности авиачасти там. Эти же соединения после сменят истощенные части ВВС приграничных округов, которые будут после приграничного сражения отправлены на отдых, пополнение, переоснащение и освоение новой техники.

Причём переучивание шло сразу авиаполками, что избавляло от разнотипья и облегчало работу технических служб.

Мемуары Георгия Нефёдовича Захарова со строками, в которых он описывал свои ощущения от полёта на У-2 вдоль границы за несколько дней до войны, о том, что видел приграничные районы на сопредельной территории с плохо замаскированными и совсем не замаскированными массами машин, бронеавтомобилей, танков в рощах, в деревнях и хуторах так задели поздней осенью за живое Рычагова, читавшего данный текст из «пока не наступившего», что он, на очередном докладе, показал их Сталину. Привычка притаскивать вождю что-то совсем ошеломляющее нравилась, похоже, им обоим. И получил в конце встречи «мудрое» (задне-передним числом) напутствие:

– Все, что хочешь делай, Паша, но чтобы авиация у тебя… и 22 июня и после… дралась лучше, чем в «тот раз»… Конфликтов с ведомством Лаврентия никаких на местах нет?

В этот раз на по ту стороны границы было также. Всё также сжимался кулак фашистской военной машины.

Но не по эту… здесь её удар был встречен и перенесён намного лучше.

Павел Рычагов, снова отчаянно, сильнее чем прежде, верил в вождя, страну и себя и всю он войны рвал жилы и напрягал свой совсем не самый гениальный (ну лётчик-истребитель он был, истребитель!), но уж какой имелся «стратегический взгляд» ради того «наказа вождя».

Рвал и упирался на своём посту за службу Советской Родине так, что незадолго до Победы его молодой и закалённый организм всё равно не выдержал. И Павел Рычагов встречал радостную новость о безоговорочной капитуляции Германии и о Победе в войне – такой долгожданной и такой бесценной, в больничной палате. Едва удержавшись после инфаркта по эту сторону границы жизни и смерти. А кампанию ему составили пришедшие его навестить и поддержать попаданец, явившийся вместе со своей восхитительной Маргарет, про которую падкий до женской красоты Павел Рычагов уже столько слышал, но лично увидел первый раз. Он тогда только сглотнул и напомнил себе, что Рожков – его очень хороший товарищ, почти что друг и вообще он обязан тому жизнью. Да и ну нафиг, учитывая кто эта сногсшибательная юная вертихвостка. Пусть сам путешественник из будущего с ней жизнь долгую и счастливую строит. Может, чего и выйдет у них. Всяко разно та – не пара командующему Советскими ВВС.

Хмель от предвоенного ветра удачи из головы командующего Советскими ВВС уже давно и очень хорошо выбили знание о тех «застенках НКВД», где он мог кончить свои дни, знание о том «что было у страны по другому» и свежую боль воспоминаний о тех, кого знал лично, с кем когда-то вместе летал и кого забрала закончившаяся война. Лица тех, кто не вернулся – кого он так часто посылал на смерть…