Дядя самых честных правил 10 (СИ) - Горбов Александр Михайлович

За день до отъезда Марья Алексевна разбудила Бубликова. Должен заметить, что долгий отдых пошёл ему на пользу: чиновник по особым поручениям был свеж, бодр и лучился хорошим настроением. Я попросил его проверить, готовы ли дать свободный проезд пяти моим составам, и он тут же засел на телеграфе, переписываясь с работниками эфирной дороги.

Уже под вечер в Злобино приехал Шешковский. Невыспавшийся и мрачный как туча. Он первым делом переговорил с Бубликовым: из окна кабинета я видел, как начальник Тайной канцелярии устраивает весёлому толстяку разнос. Закончив с ним, Шешковский отправился ко мне, хмурясь и сжав губы.

— Приехали проводить меня, Степан Иванович? — я радушно улыбнулся ему и позвонил в колокольчик, вызывая слугу. — Судя по виду, вам не помешает крепкий кофий. Садитесь, в ногах правды нет.

Шешковский тяжело опустился в кресло и вздохнул. Он молчал, пока нам не принесли кофий и мы не выпили по чашечке.

— Скажите честно, Константин Платонович, вы это специально сделали, чтобы загнать меня в гроб? — начальник Тайной экспедиции на меня так посмотрел, будто хотел немедленно придушить. Но всё же ему удалось справиться с собой, и он кисло усмехнулся. — Весь Петербург стоит на ушах из-за вашей «выходки». Ей-богу, мне хотелось доложить императрице, кто за этим стоит, и получить указ о вашем аресте.

— Один раз такой указ уже подписывали.

— Я помню, Константин Платонович, лучше, чем хотелось бы. У меня отличная память, и она подсказала, чем закончилась прошлая попытка вас арестовать. Простите, но я не готов пережить ещё один переворот на своём веку. — Шешковский налил себе вторую чашку кофия, сделал глоток и спросил: — Ну зачем, скажите на милость, вам потребовалось убивать их сейчас?

— Ни за что не поверю, что вы не знаете, Степан Иванович. Смерть Александры Бобровой привела меня в сильное расстройство чувств, особенно когда я узнал, кто за этим стоит. Если бы вы провели расследование и наказали виновных, я бы не поехал в столицу.

— Вы же понимаете, что я человек подневольный. Политическая ситуация не позволяла…

— Ваша ситуация меня не касается. Вы не сделали свою работу, и мне пришлось делать её за вас. Скажите спасибо, что время не позволило мне пройтись по всей цепочке. Представляете, как тихо и спокойно стало бы в столице?

Шешковский поджал губы и промолчал.

— Кроме того, Степан Иванович, я хотел напомнить о себе.

— В каком смысле? — он бросил на меня сердитый взгляд.

— За десять лет в Петербурге забыли, кто я такой и каким прозвищем меня наградили. Хочу заметить, что Алеутское княжество хоть и находится на краю света, но моя эфирная дорога существенно сократила время путешествий.

— Вы угрожаете, Константин Платонович?

— Ни в коем случае, — я улыбнулся и поднял открытые ладони. — Как я могу угрожать начальнику Тайной экспедиции? Скорее, выражаю надежду, что меня не будут отвлекать от управления моей вотчиной. Вы же знаете, сколько там предстоит сделать! И если придётся срываться из-за какой-нибудь ерунды, ехать в такую даль, то я буду очень опечален. С другой стороны, дела столицы меня больше не интересуют. Что бы там ни случилось, если мои интересы не задеты, я не буду вмешиваться.

Почти минуту Шешковский молчал, обдумывая сказанное.

— Вы обещаете, Константин Платонович?

— Даю слово князя.

— Приложу все усилия донести до императрицы ваши слова. Со своей стороны я постараюсь, чтобы вас ничем не отвлекали от дел княжества.

Я улыбнулся, уже искренне, и налил в две рюмки рябиновку.

— Предлагаю выпить за это, Степан Иванович. Полагаю, это всё, что вы хотели со мной обсудить?

Начальник Тайной канцелярии выпил рябиновку залпом. Откинулся в кресле, заметно расслабился и покачал головой.

— Я привёз вам и кое-что хорошее. Не всё же мне приносить дурные новости. Вот, возьмите.

И он протянул мне лист бумаги.

Глава 38

Дорога

— Вексель на полмиллиона рублей?

Шешковский кивнул.

— Всё верно, Константин Платонович, это компенсация за долю в эфирных дорогах, изъятую в пользу казны. Её должны были выплатить сразу же, но, к несчастью, она затерялась в канцелярии Сената. Виновные в небрежении уже наказаны.

Я чуть не расхохотался в голос. Ты смотри, как забегали! Стоило правильно напомнить о себе, как закрутились невидимые шестерёнки страха и от меня решили откупиться. Ну что же, с паршивой овцы хоть шерсти клок.

— Императрица надеется, что эти средства помогут вам обустроиться в Алеутском княжестве.

— Передайте Екатерине Алексеевне, — я постарался сдержать улыбку, — мою благодарность. Князь Алеутский по-прежнему её верный союзник и вассал.

— Обязательно передам, ваша светлость. Но это ещё не всё, — Шешковский подал мне вторую бумагу. — Императрица пожелала возвести младшего члена вашего рода Петра Боброва-Урусова и всё его нисходящее потомство в графское достоинство. Полагаю, вам будет приятно самому сообщить ему эту новость.

Такой ход Екатерины оказался для меня неожиданным. По сути, это было извинение за смерть Сашки и попытка успокоить мой гнев. И я, после короткого размышления, согласился на такой вариант. Убийцы мертвы, а графский титул Бобровым не помешает.

— С удовольствием это сделаю, Степан Иванович.

— Кроме того, Константин Платонович, императрица желает оказать вам помощь. Она хочет передать под ваше командование пехотный полк и батарею полевой артиллерии. Полагаю, они пригодятся вам на южных рубежах княжества.

А эта «милость» меня насторожила. Да, прямой намёк на трения с испанцами прозвучал, и полк будет совсем не лишний в борьбе с ними. С другой стороны, это будут императорские войска, и приказы им смогу отдавать не только я. В любой момент полк могут направить уже против меня, если в Петербурге возникнет сомнение в моей лояльности или кто-то решит, что княжеский титул мне жмёт. Нет уж, спасибо!

— Не думаю, Степан Иванович, что это хорошая идея. Война с турками ещё не закончена, да и на западных границах не слишком спокойно. Не стоит отрывать ради меня опытные войска. К тому же участие полка в пограничных стычках с испанцами может стать причиной неприятного дипломатического инцидента. Не думаю, что война с Испанией стоит того. Тем более что я полностью уверен в своих опричниках.

— Ну, как хотите, Константин Платонович. — По лицу Шешковского скользнуло едва заметное разочарование.

— Кстати, чуть не забыл. Павел Петрович ничего не передавал мне? Быть может, на словах?

Шешковский отрицательно покачал головой.

— Я не виделся с ним перед отъездом.

— Жаль, мне было бы приятно получить весточку от своего ученика. Если несложно, скажите его императорскому высочеству, что двери Злобино открыты для него даже в моё отсутствие. Он может полностью располагать усадьбой, если ему захочется отдохнуть в тишине от суеты столицы.

— Конечно, Константин Платонович, меня не затруднит подобная малость.

Думаю, Павел поймёт намёк и побывает в Злобино. А Лукиан обеспечит мою с ним переписку через маленький портал. Телеграф, при всех его достоинствах, не может гарантировать достаточную конфиденциальность в подобных разговорах.

Утром в день отъезда в усадьбе поднялась ужасная суета и галдёж. Слуги таскали оставшийся багаж. Настасья Филипповна страшно переживала, что мы забыли что-то нужное и по кругу обходила все комнаты особняка. Марья Алексевна волновалась с ней за компанию и то и дело пила успокаивающие капли. Близнецы-Бобровы носились по дому вместе с Мурзилкой, изображая индейцев. Таня всех успокаивала, а Бобров пытался поймать детей и привести творящийся балаган в подобие порядка.

А на меня напала лёгкая грусть: Злобино успело стать мне домом, и было печально оставлять усадьбу, быть может, навсегда. Кто знает, удастся ли вернуться сюда?

Наблюдая за суетой в доме, я вспомнил ещё об одном деле, оставленном на последний момент. И, взяв птичью клетку, я вышел в парк за домом и мысленно позвал старую знакомую.