Отверженный V: Возмездие (СИ) - Опсокополос Алексис

Примерно через три минуты бабушка убрала руки от головы барона и сказала:

— Сильная защита стоит. Очень сильная. Скорее всего, сам Вилли накладывал. Оно и немудрено, барон знает много секретов.

— Такая сильная, что даже Вы не можете сломать? — удивился я, почему-то мне казалось, что княгиня Белозерская может всё.

— Сломать защиту не проблема, — ответила бабушка. — Если Тойво часок промучается, и он сломает. Но нам надо не сломать, а обойти её.

— Простите, но я не понимаю, в чём разница, — сказал я.

— Если я грубо сломаю его защиту, он нам всё расскажет, но не будет помнить нашего разговора. А нам надо, чтобы он был в сознании и всё запомнил, поэтому действовать нужно осторожно.

— Чтобы всё помнил? Как дядя Володя?

— Да. Это важно. Я не хочу, чтобы Вилли подумал, что я выпытывала у барона информацию, не касающуюся наших детей. Он может обидеться.

— А просто за то, что Вы пытали одного из его приближённых, он не обидится?

— Нет. Я в своём праве. Фон Лангерман несёт ответственность за то, что в своё время похитили тебя, и за похищение и пытки Дьяниша. У меня к нему есть личные претензии. И я могу их предъявить. Но переходить границы и лезть в дела империи я не буду. И надо, чтобы Вилли это знал.

— Он поверит словам барона?

— Вилли никому не верит. Именно поэтому мы и должны обойти защиту, а не сломать её. Вилли проведёт полное ментальное сканирование фон Лангерману, и тот вспомнит всё, что с ним здесь делали, до каждой мелочи и обо всём этом расскажет, — пояснила бабушка и обратилась к одному из охранников: — Позови Тойво!

Охранник тут же выскочил в коридор. Буквально через пять — семь минут он вернулся с Тойво. Бабушка тут же что-то сказала моему бывшему телохранителю на карельском, они быстро перекинулись несколькими фразами, после чего Тойво подошёл к барону спереди и приложил правую ладонь к груди немца, а левую к его лбу. Что-то сказал на карельском и сосредоточился.

Бабушка тем временем опять положила ладони барону на голову, и они с Тойво начали борьбу с магической защитой фон Лангермана. Возились почти полчаса, иногда переговариваясь на карельском. Когда я уже начал подумывать о том, что в Потсдам мы можем опоздать, княгиня Белозерская и её помощник разом убрали руки от немца, а бабушка улыбнулась. И я понял, что у нас опять появился шанс попасть на аудиенцию к Вильгельму Пятому без опозданий и с информацией.

— Оставьте нас! — приказала бабушка, и Тойво с охранниками сразу же покинули комнату.

Бабушка снова села за стол и спросила у барона:

— Вы готовы ответить на все мои вопросы?

— Да, Ваше Сиятельство, — ответил немец без каких-либо эмоций.

— Отлично! Тогда приступим, не будем затягивать. Но сначала я хочу Вас предупредить: информация, которую я планирую получить, касается лишь подростков, похищенных в России и других странах в рамках проекта, который Вы курируете. Я не собираюсь Вас спрашивать о целях и задачах этого проекта, меня интересуют только дети. Мне не нужна информация, разглашение которой может нанести вред Священной Римской империи или её императору. Я не буду задавать вопросы на такие темы. Вы это понимаете?

— Да, Ваше Сиятельство, — повторил фон Лангерман.

После этого бабушка перешла к вопросам. Их было много, но все они, как и было обещано, касались только ребят. Куратор проекта «Вархайт» рассказал, из каких стран похищали подростков, как работала схема, кто помогал на местах, как была организована переброска ребят из России в Польшу. Но главное, мы выяснили, сколько всего ребят было похищено в рамках проекта и сколько из них в данный момент содержались во всех четырёх центрах.

К моей радости, память у немца оказалась хорошая. Конечно, многие ребята были спасены во время спецоперации и вывезены в Россию, некоторые, к сожалению, погибли, кто-то мог сбежать и прятаться, но в целом можно было посчитать, сколько ещё курсантов осталось в центрах. Переоценить ценность такой информации было трудно. Я не знал, как бабушка собиралась вытаскивать ребят, но по допросу было видно, что она занялась этим всерьёз.

Уложились мы менее чем за полчаса, бабушка сказала, что она узнала всё, что хотела, поблагодарила барона за ответы и обратилась ко мне:

— Если у тебя, мой мальчик, нет вопросов к нашему гостю, то мы будем заканчивать этот разговор.

— Есть, — сказал я. — Один вопрос.

— Задавай!

— Кто рассказал вам о готовящейся русскими спецслужбами спецоперации? — спросил я фон Лангермана, глядя ему прямо в глаза.

— Неизвестный мужчина, который позвонил в наше консульство в Санкт-Петербурге, — спокойно ответил немец.

Я понял, что барон действительно в прошлый раз не врал, но это было очень странно — по звонку незнакомца привести в боевую готовность столько военных и магов. Что-то там было нечисто.

— А кто это был? Эльф? Орк? Человек? — задал я уже второй вопрос.

— Не знаю. Мы разговаривали с ним по телефону, — ответил фон Лангерман.

— Ты всё-таки мне не поверил, когда я сказала, что он не солгал во время нашего первого разговора? — спросила меня бабушка усмехнувшись. — Зря.

— Я Вам поверил. Поверил, что Вы не ощутили лжи с его стороны, — сказал я. — Просто я подумал, вдруг его сильная защита в тот раз помогла ему нас обмануть? Вы сами посмотрите, это же очень странно, так серьёзно отреагировать на звонок незнакомца. Почему они ему поверили?

— А почему ты это спрашиваешь у меня, а не у него? — удивилась бабушка.

— Простите, — сказал я ей и снова обратился к барону: — Скажите, почему вы поверили звонившему? Почему не подумали, что это шутка?

— Потому что звонивший сообщил факты, которые заставили нас ему поверить, — ответил фон Лангерман.

— Какие именно факты он вам сообщил?

— Он назвал имена трёх курсантов, сбежавших из центра «Ост», и сообщил, что они похитили сотрудника центра, которого мы считали погибшим.

— Какого сотрудника?

— Войцеха Яроша.

От этих слов меня прошибло, будто от сильного заклятия магии воздуха — молнии или чего похлеще. Подозреваемых в предательстве резко стало меньше. Ни отец, ни бабушка не знали про Яроша. Даже если бы я им и проболтался, что притащил с собой из Восточного «языка», то уж имя его точно не стал бы называть. В Петербурге больше подозревать было некого. А в Новгороде и Москве про Яроша знали единицы. Круг подозреваемых сузился настолько, что теперь их можно было в прямом смысле пересчитать по пальцам одной руки.

Глава 26

После допроса фон Лангермана у меня было полчаса, чтобы переодеться и подготовиться к отправлению в Потсдам. Не так уж и много времени, поэтому я поспешил в свою комнату. Придя к себе, обнаружил там напольную вешалку, на которой висели строгий чёрный костюм, белая рубашка и бабочка. Рядом с вешалкой стояли чёрные лакированные туфли.

Намёк я понял и начал переодеваться. Но едва я расстегнул первую пуговицу на рубашке, в дверь постучали. Я подошёл к двери, отворил её и увидел на пороге слугу. Он протянул мне телефон и сказал:

— Вам звонят, Ваше Сиятельство! Ваш отец.

Я уже давно бросил все попытки объяснить бабушкиным слугам и помощникам, что меня не надо называть по титулу — это было бесполезно. Только Тойво и Дьяниш называли меня князем, а все остальные в имении, и даже Ристо — Ваше Сиятельство. Поблагодарив слугу, я взял у него телефон и поздоровался с отцом.

— Здравствуй, сынок! — донеслось из динамика. — Я рад, что ты вернулся живым. Надеюсь, у тебя всё нормально.

Слово «сынок» резануло слух — отец раньше всегда называл меня исключительно по имени, причём только Романом. Уменьшительно-ласкательных версий я от него не слышал. А тут вдруг «сынок». Было очень непривычно, но что скрывать, приятно. К тому же я достаточно неплохо знал своего отца — он не любил притворяться, и если он меня так назвал, то это не ради чего-то, а потому что захотел назвать именно так. А вот почему захотел — это было для меня загадкой.