Отверженный V: Возмездие (СИ) - Опсокополос Алексис

— У меня нормально, — ответил я. — Можно даже сказать, что хорошо. Бабушка дала мне таких телохранителей, что у меня просто не было шансов не вернуться.

— Приятно это слышать. Скажи, а ты, случайно, не знаешь, почему мне не звонит Воронцов?

— Знаю. Потому что спецоперация ещё не закончена. Она пошла не совсем по плану, всех ребят освободить не получилось, — я решил не раскрывать подробности, но сильно врать тоже не стал. — Сейчас ситуация сложная. Но я надеюсь, что в ближайшие дни получится договориться с немцами и обменять ребят. Нам есть что им предложить. Но война тоже не исключена.

— То есть, официально ваша спецоперация не закончена и когда закончится неизвестно?

— Я не думаю, что всё это продлится долго.

— Воронцов жив?

— Да.

— Это хорошо. Надеюсь, он не забудет позвонить сразу же, как вы всё закончите.

— Я сам могу позвонить.

— Спасибо, но я бы предпочёл получить официальную информацию от Воронцова.

— Я попрошу Ивана Ивановича, чтобы он этот момент проконтролировал.

— Тогда я продолжаю ждать звонка.

— Папа! — громко сказал я, испугавшись, что отец на этом закончит разговор.

— Я слушаю тебя, — ответил отец.

— Раз уж ты позвонил, скажи, как там Маша и Андрей?

— У них всё хорошо. Но ты можешь сам позвонить им в любой момент и поговорить с ними.

— Я постоянно об это забываю, — признался я. — Обязательно на днях позвоню. Вот как только закончим с ребятами.

— Желаю удачи, — сказал отец и, выдержав небольшую паузу, добавил: — Береги себя, сынок!

— И ты тоже, папа.

Отец сбросил звонок, а я подумал, как же мне не хочется, чтобы снова вспыхнула война между Петербургом и Новгородом. Отец не был таким, как его представляли Романов или Милютин. Он не был кровожадным и жестоким. И я был уверен, что он не хотел воевать с людьми. Но отец оказался заложником совершенной дикой ситуации, доставшейся ему в наследство от деда, не знал, как из неё выйти, и шёл до конца — к катастрофе и своей возможной гибели. Это было страшно, но я ничего не мог в этой ситуации поделать. Пока не мог.

Я положил телефон на столик и начал переодеваться. Постарался отогнать мысли о противостоянии Петербурга и Новгорода, и у меня это получилось. Но зато сразу же вернулись мысли о предателе. Пока переодевался, прикидывал, кто мог им оказаться? Про Яроша знало пугающе мало людей и орков.

Романов, Милютин, Воронцов — этих, вообще, трудно было подозревать. Кто знал, кроме них, и мог предать? Валуев? Глебов? Менталисты и дознаватели КФБ, работавшие с поляком? Ещё про него знали Аня и Настя, но девчонкам должны были прочистить память. Мало шансов, что они были к этому причастны. Приближённые Воронцова и сотрудники спецслужб тоже отпадали — они знали про спецоперацию, но не знали про Яроша.

Круг подозреваемых был пугающе мал. Но благодаря тому, что он так сузился, я теперь был точно уверен, что это не эльфы. Это было очень важно для меня — я не хотел, чтобы ещё что-то усугубило и без того плохие отношения между эльфами и людьми.

А то, что звонили в Петербургское консульство, могло быть как отвлекающим манёвром, чтобы подумали на эльфов, так и просто подстраховкой. Звонки в посольство Священной Римской империи в Новгороде или в московское консульство в теории могли перехватить — мало ли, вдруг посольства недружественных стран прослушивались.

В петербургское консульство можно было звонить, ничего не опасаясь. Если его кто и прослушивал, то эльфы. Правда, звонить надо было из Петербургской области, или губернии, как она теперь называлась, но это было решаемо. Вряд ли тот, кто нас предал, звонил сам. А помощника можно было и в Петербург отправить. Да хоть в ту же Лугу, которая находилась совсем рядом — всего в часе езды на машине от столицы.

Перед выходом я посмотрел в зеркало, поправил бабочку и нашёл себя похожим на настоящего аристократа. В принципе я им и был, но после изгнания меня из семьи в шестнадцать лет, я себя аристократом особо не ощущал. Да и не до того было: то в Кутузовке осваивался, то в Восточном выживал, то в Москве прятался. А сейчас, стоя в дорогом костюме и рассматривая себя в зеркало, я почувствовал, как что-то внутри меня зашевелилось — возможно, во мне просыпался князь Седов-Белозерский.

И ещё я, оглядев себя, с сожалением подумал, что перед визитом к императору Священной Римской империи стоило зайти в парикмахерскую. И это лишний раз подтвердило, что из зеркала на меня смотрел молодой князь. Студент Андреев на такую мелочь, как неидеальная стрижка, внимания бы не обратил.

Ровно в половине четвёртого я пришёл в каминный зал. Минут через пять туда явилась бабушка в сопровождении Тойво. Почему она решила открывать портал для перехода именно в этом месте, я не знал — возможно, выбрала первое пришедшее на ум просторное помещение. Как я уже понял, активировать заклятие пространственной магии и создать портал можно было где угодно. Главное — знать нужное заклятие, иметь специальную кристаллическую пыль и амулет для перехода.

И ещё в том месте, куда направлялся проходящий сквозь портал маг, его должен был ждать специальный артефакт. Он был своеобразным маяком, указывающим магическим силам, куда отправлять одарённого, использующего пространственную магию. У бабушки в имении такой артефакт постоянно находился в круглой башне, куда мы прибыли с фон Лангерманом. А в Потсдам она ещё накануне отправила Ристо, чтобы он там всё подготовил к нашему прибытию.

Выглядела княгиня Белозерская потрясающе. Она была одета в строгий ослепительно-белый костюм, узкая юбка чуть ниже колена и приталенный жакет сидели на ней просто безупречно. Её густые платиновые волосы были собраны в аккуратный узел на затылке, а бездонные синие глаза идеально завершали образ холодной северной красавицы. На вид бабушке можно было дать не больше сорока лет. В сто двадцать с лишним это можно было считать хорошим достижением.

На лацкан жакета была прикреплена брошь с крупным кристаллом светло-бирюзового цвета, таким же, какие были на амулетах для перехода сквозь портал. Скорее всего, брошь тоже была амулетом — бабушка не хотела вешать себе на шею здоровенную цепь. А мне полагался стандартный амулет на цепи, который мне вручил Тойво. И я тут же надел его на шею.

— Готов? — спросила меня бабушка.

— К чему? К переходу через портал или к встрече с императором? — уточнил я.

— К приключениям, — ответила бабушка и улыбнулась, в её глазах на секунду вспыхнули озорные искорки, и я понял, что княгиня Белозерская засиделась в своём имении и была не прочь немного развеяться.

— Можно сказать, что почти готов.

— Почти? — удивилась бабушка. — А что не так? Тебя что-то смущает или пугает?

— Немного не по себе, что мы едем на переговоры по такому важному вопросу и даже не известили об этом никого в Новгороде.

— А кого ты там собрался извещать? Романова?

— Его в первую очередь.

— А зачем? — спросила бабушка и снова улыбнулась.

— Чтобы заручиться поддержкой.

— А что тебе с его поддержки? Совершенно неважно, будет она у нас или нет. Если у нас не получится вытащить подростков, значит, не получится ни у кого. Но если у нас всё пройдёт успешно, и мы спасём этих детей, то это сделаешь ты! Только ты, без всяких Романовых! Не стоит, мальчик мой, отдавать свои лавры кому попало.

Насчёт «кому попало» бабушка, конечно, погорячилась, но в целом была права. Кесарь действительно ничем нам не мог помочь. Но каковы вообще были наши шансы на успех? Этого я не знал. Поговаривали, что немецкий император был крайне неуравновешенным самодуром, и от него можно было ожидать чего угодно. Это не добавляло уверенности. Видимо, бабушка почувствовала мой настрой. Она улыбнулась и сказала:

— Не переживай. Фон Лангерман — один из самых влиятельных чиновников империи, едва ли не самый приближённый к императору. У Вилли просто нет вариантов. Он будет вынужден отдать за барона всё, что мы попросим.

— А если не отдаст? Я слышал, он очень упёртый, и вообще со странностями.