Черное золото (СИ) - Тыналин Алим

Но мы справились. Когда состав наконец втянулся на станционные пути Алатыря, за окнами уже сгущались сумерки.

Где-то вдалеке, в темнеющем лесу, тоскливо завыл волк. Я невольно порадовался, что мы успели добраться до города засветло.

На станции Алатырь нас встретил сырой и хмурый вечер. Тусклые фонари освещали пустынный перрон, ветер гонял опавшие листья между путями.

— Придется заночевать здесь, — сказал я Рихтеру. — Проверьте еще раз все крепления.

Начальник станции, молодой, но уже поседевший Трофимов, выделил нам два запасных пути:

— Охрану усилю. После того случая с бандитами на прошлой неделе мы настороже.

Всю ночь вокруг состава ходили усиленные патрули. Двое станционных охранников и наши рабочие. Я несколько раз просыпался от их мерных шагов под окнами вагона.

Утром, едва рассвело, мы двинулись дальше. За Алатырем начинались чувашские земли. Холмистые поля, перелески, аккуратные деревеньки с резными наличниками. На переездах собирались местные жители, с любопытством разглядывая наш необычный состав.

На одном из полустанков возникла неожиданная проблема. Толпа крестьян преградила путь, размахивая вилами:

— Не пустим! Земли портите! Скотина пугается от ваших машин!

Пришлось остановиться. Я вышел к людям:

— Товарищи, мы геологическую экспедицию везем. Нефть будем искать. Для страны стараемся.

— Какая нефть? — выкрикнул кто-то. — У нас тут отродясь никакой нефти не было!

Ситуацию неожиданно спас местный учитель, Петр Яковлевич Хузангай. Он быстро перевел мои объяснения на чувашский, добавив от себя несколько веских аргументов. Толпа начала расходиться.

Но только мы тронулись дальше, как новая беда. В паровозе кончилась вода. Ближайшая водокачка, по словам машиниста, находилась в двадцати километрах.

— Без воды не дойдем, — мрачно констатировал он, разглядывая почти пустой тендер.

И тут снова помогли местные жители. Тот же учитель организовал крестьян из ближайшей деревни. Они привезли на телегах бочки с водой, помогли заправить паровоз.

— Только привезите нам потом книги про нефть, — попросил Хузангай. — Детям в школе рассказывать буду.

Я записал его адрес, твердо решив выполнить просьбу. Такая бескорыстная помощь дорогого стоила.

К вечеру на горизонте показался Канаш, крупный железнодорожный узел. Там нам предстояла серьезная техническая остановка перед рывком к Казани.

Паровоз дал протяжный гудок, возвещая о прибытии. В голове проносились события дня. Утренняя стычка с крестьянами, проблемы с водой, неожиданная помощь местных жителей. Я понимал: без поддержки простых людей наша экспедиция вряд ли доберется до цели.

После короткой остановки в Канаше наш состав двинулся к Волге. Пейзаж за окном постепенно менялся. Появились широкие поля, холмы становились все положе. Воздух наполнился речной свежестью.

— Волгу чувствуете? — Рихтер заглянул в мое купе. — До моста часа полтора ходу.

Я кивнул, разглядывая схему моста. Романовский мост через Волгу, построенный еще до революции, считался одним из самых сложных участков на нашем пути. Две с половиной версты над водой, да еще при сильном осеннем ветре.

Внезапно в купе постучался встревоженный Лапин:

— Беда, Леонид Иванович! На последней платформе брезент рвется. Ветер с реки такой, что крепления не выдерживают.

Пришлось остановить состав. Под порывами волжского ветра мы карабкались по платформам, наспех закрепляя сорванный брезент. Рихтер командовал работой:

— Двойную страховку на углы! И веревки крест-накрест!

Вдали уже виднелись ажурные фермы моста. Темно-серая лента Волги уходила к горизонту. На берегу суетились путевые обходчики, проверяя состояние рельсов.

— Как там на мосту? — крикнул я старшему обходчику.

— Ветер сильный, товарищ начальник! Идти можно, но медленно. И чтоб вагоны не раскачивало!

Паровоз дал протяжный гудок, извещая о начале переправы. Состав медленно пополз на мост. Под нами бурлила свинцовая октябрьская Волга. Ветер усилился, швыряя в лицо холодные брызги.

На середине моста случилось то, чего я опасался больше всего. Сильный порыв ветра ударил в борт состава. Вагоны качнуло. С платформ донесся тревожный скрип металла.

— Держите скорость! — крикнул я в переговорную трубу машинисту. — Главное не останавливаться!

Рихтер, вцепившись в поручни, пробирался вдоль состава, проверяя крепления. Его седые волосы развевались на ветру, лицо запотело от влаги, но движения оставались четкими и уверенными.

Мост, казалось, тянулся бесконечно. Каждая минута превращалась в вечность. Но вот наконец показался противоположный берег. Еще немного, и состав втянулся на твердую землю.

— Проверить груз! — скомандовал я, как только мы остановились на подходе к Казани.

К счастью, все обошлось благополучно. Только один трос лопнул на последней платформе, но запасные крепления выдержали.

Впереди показались пригороды Казани. Старинные минареты мечетей перемежались с заводскими трубами, на путях суетились маневровые паровозы. Город встречал нас промозглым осенним вечером.

— Большая техническая остановка, — сказал я Рихтеру. — Проверяем все до последнего болта.

В Казани нам предстояло пробыть сутки. Последняя передышка перед финальным броском к месту будущего месторождения.

Казанский вокзал встретил нас деловой суетой. Маневровые паровозы растаскивали составы, грузчики катили тележки с товаром, из громкоговорителя неслись объявления на русском и татарском языках.

Не успел наш состав остановиться, как дежурный по станции протянул мне пачку телеграмм:

— Вас ждали, товарищ Краснов. Вот, накопилось за три дня.

В станционной конторе, под мерное тиканье стенных часов, я просматривал московские новости. Орджоникидзе утвердил дополнительное финансирование. Бауман интересовался сроками. Величковский сообщал об успешных испытаниях нового катализатора.

За окном Рихтер командовал ремонтными работами. Казанские мастера помогали перебирать ходовую часть паровоза, меняли износившиеся детали на платформах.

— Леонид Иванович! — в дверь заглянул Лапин. — Там Глушков приехал, с московским поездом.

Николай Петрович Глушков, мой старый знакомый и по совместительству коллега Мышкина, выглядел усталым после дороги, но глаза блестели:

— Новости есть, важные. Только узнал с заседания коллегии.

Он достал из потертого портфеля бумаги:

— Ваш проект одобрили. Полное обеспечение, режим особой секретности. Но и требования соответствующие. Через месяц минимум нужны первые результаты.

— Успеем, — кивнул я. — Что еще?

— А еще… — Глушков понизил голос. — За вами следят. Студенцов своих людей подключил. Будьте осторожны.

В дверь постучали. На пороге появилась молодая женщина в военной форме:

— Товарищ Краснов? Военврач третьего ранга Зорина. Направлена в вашу экспедицию приказом санитарного управления.

Я с удивлением разглядывал нового врача. Тонкое интеллигентное лицо, короткая стрижка, внимательные серые глаза. Совсем молодая, но держится уверенно.

— Мария Сергеевна, — представилась она. — Два года работала в геологических партиях. Опыт полевой медицины имеется.

— Располагайтесь в штабном вагоне, — кивнул я. — Завтра утром отправляемся.

Глушков проводил ее задумчивым взглядом:

— Толковый врач. И характер есть. В прошлом году целую геологическую партию от тифа спасла.

Остаток дня прошел в хлопотах. Я встречался с местным начальством, получал последние метеосводки, проверял готовность состава. Рихтер доложил, что все системы в порядке:

— Можем выходить хоть сейчас. Паровоз перебрали, платформы укрепили.

Вечером в штабном вагоне собрался весь командный состав экспедиции. Над картами склонились Рихтер, Лапин, Кудряшов. Островский раскладывал какие-то схемы. Зорина изучала список медикаментов. Глушков в углу пыхтел папиросой.

— До места около трехсот верст, — я обвел карандашом конечную точку маршрута. — Самый сложный участок. Дорога неважная, места глухие.