Срезающий время (СИ) - Борисов Алексей Николаевич

Спустя час меня разбудили, и это было не приглашение к завтраку, — заказанные виконтессой блюда ещё томились — а возникший скандал под окнами гостинцы. Там и так было шумно, а собравшиеся вокруг зеваки ещё больше распалили спорщиков, предвкушая переход от слов к делу. Казалось бы, самой судьбой или проведением это место предназначалось для многочисленных дорожно-транспортных происшествий, заторов и прочих мероприятий, неумолимо уничтожающих нервные клетки участников событий. Не знаю как во Франции, а уж у меня дома, все подобные места, так называемые "временные узкости", неизбежно, с вероятностью больше или равной единице, приводят к появлению транспортного коллапса. По какому-то необъяснимому наукой закону, средства передвижения ломаются чаще всего там, где их поломка наносит максимальный урон движению. Но это полбеды, сама беда гораздо масштабнее: в этих местах чаще обычного встречаются упрямцы.

Прибытие экипажа новых постояльцев совпало с отбытием из города какого-то месье с замашками аристократа: судя по костюму и двухколёсной коляске им же управляемой, не особо богатого, но чересчур гордого и с непомерными амбициями. Последнее качество, видимо, и сыграло первую скрипку в начинающемся споре, кто кому должен уступать дорогу. И дело-то вроде совсем пустяшное, но отступать на несколько метров никто из спорщиков не собирался. Оппонент месье тоже был не лыком шит и через слово хватался за тяжёлую трость, запретив кучеру "кукушки" идти на поводу у здравого смысла. Можно было смело утверждать, что оба они были выделанные по одному и тому же образцу. Каждый из них наследовал от отца те же добродетели и те же пороки, которые точно так же, передались их родителям от дедов и прадедов. И если ассоциировать их с двумя обладателями рунного шерстяного покрова из известной басни, повстречавшимися на узкой тропинке, то любой француз пояснит, что это весьма характерно для бретонцев. Это были люди упрямые, слишком независимые и слишком много уверовавшие в самих себя, надеявшиеся исключительно на себя и не считавшиеся ни с кем кроме себя. Таковы были спорщики, встречающиеся здесь повсеместно со времён незапамятных и до нашего времени. Наконец, нервы будущего постояльца не выдержали, и его противник опал на мостовую как озимые, получив набалдашником трости промеж глаз. И едва стоило этому свершиться, как на улице установилась тишина, а люди стали расходиться. В целом и общем, дуэлянты во Франции измельчали. Ещё полвека назад шпаги были остры, а несчастные случаи часты, теперь же спор решился чуть ли не дракой на дубинках. Проигравшего бедолагу тут же занесли обратно в гостиницу, а победитель, скорее всего, преспокойно туда же заселился, как только экипажи были разведены. Однако это было только началом истории. Посматривая по сторонам, я пытался понять, куда же мы заселились.

В действительности гостиница на улице Гюгена была не очень велика, вокруг неё не было парка, который придаёт особенную грандиозность обиталищам, как и не было широкого подъезда, столь необходимого для удобства постояльцев. Впрочем, надо сказать, что дом сам по себе имел некую прелесть. Он был построен в дни Генриха III, в том архитектурном стиле, которому мы даём название фахверковый. Парадный вход с выдающимся вперёд подъездом, само собой разумеется, ни под каким видом не мог находиться посередине фасада из-за уклона улицы. Именно поэтому при входе в главную дверь справа красовалось одно окно, а слева — три. Из всех окон, придуманных архитектурой этого стиля, едва ли найдётся другое, более приятное на вид, чем то, украшенное цветами, что выходило на улицу из моего номера. Здесь, в Сен-Бриё, мне кажется, красота окон множилась ещё тем, что они не имели однообразной формы и не отличались особой правильностью. Некоторые были сравнительно более широки, другие, наоборот, узки. Но общий вид от этого ничего не терял, напротив, едва ли можно было придумать что-нибудь лучше, особенно когда из окошка дома напротив высовывается мало одетая молодая дама, торопливо заправляющая выбившую прядь из шикарной причёски, и улыбающаяся тебе. Тут и артиллерийского призматического бинокля не нужно, здесь как в первом ряду. "Так и манит, чертовка, — сказал я про себя, подмигнув даме. — И про холод забывается и на подвиги тянет".

До завтрака время ещё оставалось, и я решил быстрым шагом пройтись до местной тюрьмы, дабы осмотреть и, если потребуется, зарисовать маршрут от казённого дома к порту. В том, что потребуется, я не сомневался. Витало что-то тревожное в воздухе, да и готовиться лучше всего сразу к худшему сценарию, а он подразумевал и силовой вариант, и подкуп, и шантаж. Спускаясь по лестнице, я обратил внимание на какое-то движение в вестибюле, где были размещены два плетёных стула и старый обшарпанный стол напротив зеркала. По обычаю гостиниц направо от небольшого вестибюля при входе располагалась кофейная комната, налево — столовая, и с лестницы был самый лучший обзор. Остановившись, я стал присматриваться и чуть не присвистнул от удивления. Передо мной развернулась интересная картина, являющаяся как бы продолжением сегодняшних уличных событий, а именно, как мужчина с тростью ловко обшарил лежащего без чувств недавнего соперника одной левой рукой, избавив его от нескольких монет и вытащив у него из дорожной сумки какие-то предметы. Он сложил их горкой на стол и полез ощупывать сапоги.

Остановившись за его спиной, я кашлянул.

— Месье, прошу прощения, — громко сказал мужчина с тростью, оборачиваясь ко мне. — Я заметил в отражении зеркала, как Вы подошли, позвольте представиться, помощник префекта Жан-Люк Видлэн. Не соизволили бы Вы оказать мне небольшую услугу?

— Какого рода? — спросил я.

— Извините, Вы не могли бы говорить чуть громче? После того, как возле меня разорвало пушку, я плохо слышу. Обычно я понимаю сказанное по губам, но с Вами это не получается, другая артикуляция. Вы, видимо, иностранец.

— Какого рода услугу? — повторил я, повышая голос.

— Мне необходимо составить опись вещей разыскиваемого за мошенничество негодяя, известного как Ричард Макларен.

— Англичанин? — с долей удивления уточнил я.

— Нет, месье. Хотя для меня нет разницы, кем является жулик: бельгийцем, каталонцем, провансальцем или гасконцем. У этой братии один корень. Однако если Вы интересуетесь, то, к сожалению, лежащий на столе — самый настоящий бретонец. Этот гад перебрался в Новый свет, взял новое имя и вернулся обратно.

— Понятно, — кивнул я. — Если это не займёт много времени, я готов.

— Не займет, месье. Просто Макларен нанёс мне укол в ладонь, и я не смогу писать.

— Так Вы ранены? Может, лучше сначала пригласить врача, а потом заниматься остальным? Должно быть больно…

Жан-Люк продемонстрировал мне замотанную чёрным платком ладонь и произнёс:

— Меня болью не испугать, я уже послал за помощью. В арестантском доме есть врач, он и посмотрит. А сейчас, если позволите, Луиза принесёт писчие принадлежности, и мы составим опись. Тут всего пять предметов, но если бы не фальшивые акции… Я бы попросил её, хотя она еле-еле выводит своё имя, однако этому препятствует одно обстоятельство: она несдержанна на язык. И ко всему прочему, мне надо спешить.

— Перо и бумага у меня с собой, — сказал я, показывая на планшет, висящий на узком ремешке через плечо. — Обойдёмся без говорливой Луизы, диктуйте.

Когда мы закончили, в гостиницу зашёл ещё один представитель силовых структур, приведённый хозяйкой гостиницы. Лишённый трёх пальцев на руке, он, тем не менее, ловко связал преступника, выпил мимоходом стаканчик вина, и погрузив Макларена на плечо, как мешок с отрубями, вынес того на улицу.

— Вы мне очень помогли, месье, — сказал Жан-Люк.

— Пустяки, — ответил я. — Там, откуда я родом, это называется гражданский долг.

— Простите, а откуда Вы родом? — поинтересовался Видлэн.

— А я разве не сказал? Из России.

— Из России, — медленно проговорил он, словно что-то пытался вспомнить, — ах, да! Знаете, у нас как раз находится под надзором какой-то русский. Он что-то проектирует в порту, и я думаю, если Вы там окажетесь, даже сможете с ним пообщаться. Осмелюсь предположить, что для него встреча с соотечественником на чужбине станет исключительным событием.