Слуга Государев. Тетралогия (СИ) - Старый Денис

Безусловно, если бы использовался рассыпной строй, а противник был вооружён если не автоматами, то хоть бы пистолетами, палисад с его деревьями и кустами превратился бы как раз в отличную позицию. Но бунтовщики никогда не видели такого способа противостоять противнику.

Приказав стрельцам выйти из узкого дефиле, я даже не стал дожидаться, когда все бойцы изготовятся к стрельбе.

– Пали! – скомандовал я.

И лишь половина стрельцов выжала спусковые крючки. Другая половина просто‑напросто растерялась, не успела сообразить. Но и они достаточно быстро взяли себя в руки и уже вразнобой разряжали свои мушкеты.

Возможно, и нужно было дождаться, когда линия изготовится к бою. Но я упирал даже не столько на необходимость поразить живую силу противника, сколько на психологический эффект.

Вылетели конные стрельцы. Причём как со стороны ворот, так и глебовские. Стремянные расчищали для нас пространство, не увлекаясь, как и было договорено, боем.

А вереницы повозок всё шли и шли. И вот уже первая скрылась за вратами.

Казалось, всё идёт относительно гладко, хотя я видел, что были потери среди аерных нам стремянных. Выстрелы звучали не так часто, но и бунтовщики отстреливались. Вот только проблемы выходили с пушками – грозной артиллерии пока не было видно. Явно Алексей Дробатый отставал.

И тут два варианта развития: или усилить охрану пушек и иметь дополнительные потери, так как бунтовщиков всё равно много, и напасть на отстающих они могут; или же нарочно испортить пушки, чтобы они не достались врагу, и всем устремиться под защиту кремлевских стен.

Нет, пушки нам нужны!

– Дядька Никанор, бери свою сотню и отправляйся на помощь боевым холопам! – скомандовал я.

Десятник, которого я всё‑таки поставил на сотню, посмотрел на меня печальными глазами, но пошёл выполнять приказ. Мне даже показалось, будто бы он со мной прощался.

– Бах‑бах‑бах! – прозвучали выстрелы со стороны бунтовщиков.

Сразу с десяток стремянных вместе со своими конями завалились на брусчатку Красной площади. Бунтовщики стреляли издали, потому и залп у них вышел не особо слаженный, и ряд пуль пошёл в молоко. Но теперь‑то конные должны достать тех, кто в них стрелял.

– Сотня, стройся в линию! – командовал я, разворачивая стрельцов в нужную сторону, пока по фронту к обидчикам стременных.

Удивительно, но не все стрельцы знали право‑лево. Не говоря уже о том, что я велел им построиться по фронту на запад.

И тут я увидел: когда пушки уже были в метрах двухстах от ворот, к ним устремились два отряда бунтовщиков. Сотни три, не меньше.

Почему‑то перед глазами стоял тот прощальный взгляд Никанора, словно он угадал такой поворот. Нет, с этим дядькой я прощаться не хочу! Он мне поддержка, да и мудрый. И отец он мой крёстный.

Не дам погибнуть, не допущу!

– За мной! – прокричал я, направляясь на усиление к пушкам.

В правой руке шпага, в левой – пистолет. Я бежал, опережая свою сотню.

Стрельцы, что шли наперерез пушкам, даже не пробовали выстраиваться для стрельбы. Злые бородатые мужики с огромными топорами наперевес. Бердыши выглядели устрашающе.

– Бах! – стреляю я в толпу бунтовщиков.

– Бах‑бах‑бах! – разряжают свои пистолеты боевые холопы князя Ромодановского.

– Вперёд, братцы! – кричит дядька Никанор и с саблей над головой устремляется вперёд, на мятежных стрельцов.

Меня же будто бы не замечают. Так что я подбегаю к первому бунтовщику и колю его шпагой в голову. Лезвие встречает небольшое сопротивление, а после клинок входит, будто в пустоту. Резко выдёргиваю шпагу и тут же колю другого противника, уже в грудь.

– Вжух! – летит прямо мне в голову бердыш.

Лезвие грозного оружия отражает луч солнца и чуть было не ослепляет. С трудом я успеваю сделать шаг назад.

– Вжух! – этот же стрелец делает новую попытку достать меня.

Он работает бердышом, словно оглоблей. И, как ни странно, выходит весьма эффективно. У меня не получается у нему подступиться.

По‑моему, уже в третий раз мимо меня пролетает бердыш. И вот тут уж мощного и умелого стрельца чуть повело в сторону следом за своим тяжёлым оружием.

– И‑ух! – на выдохе я колю его в грудь.

Не успеваю вынуть шпагу – она остаётся в теле умирающего бунтовщика. Но тут догоняет моя сотня и с ходу врубается в сечу.

Бунтовщиков оттеснили на метров пять, и теперь я смог извлечь из тела убитого стрельца свой клинок. Тут же вижу в его недвижной руке пистолет. Проверяю – заряжен.

Цель найти несложно: красные кафтаны выделяются на фоне пёстрого соцветия мятежников, и их я обхожу. Уже прицеливаюсь в одного… взгляд выцепил вражеского бойца, что подкрадывается к рубящемуся в самой гуще дядьке Никанору.

– Бах! – стреляю.

Тот, замахнувшись уже своим бердышом и почти пустив его в ход, падает. А я вновь врубаюсь в бой, подмечаю увлекающегося врага и прокалываю его со спины.

И тут сражение заканчивается. То ли мы одолели отряд бунтовщиков, то ли они испугались приближающейся чуть ли не полутысячи стремянных. Но теперь бунтовщики бегут.

Они концентрировались, у них появились командиры, которые выстраивали в линии своих стрельцов, но никто больше на нас не наступал. И мы не стремились уничтожить остальных бунтовщиков.

Да, и вправду мы не можем уничтожить всех бунтовщиков, которые стоят на Красной площади. Они же не могут одолеть нас.

Но важно то, что после этих боёв мы становимся сильнее, а вот враг теряет боевой дух. И листовки пораскиданы везде, где только можно. Стратегически – это победа.

Не настало ли время для переговоров? Теперь можно вести речь с позиции силы. А это совсем другой разговор.

От автора:

Поехал к друзьям на дачу, и очнулся на полу в полутёмной комнате. Люди вокруг величеством называют. Ну, здравствуй, император Александр, будем знакомы.

https://author.today/reader/343966/3156370

Глава 5

Москва. Кремль.

13 мая 1682 год.

Удивительное всё‑таки отношение в это время к военной службе и в целом к обстоятельствам, связанным с войной. Хоть бы кого‑нибудь особо волновал вопрос о том, сколько было потеряно людей в последней операции! Признаться, я ожидал уже какой‑то отповеди от бояр или, что для меня было бы даже более неприятным, от самих стрельцов.

Но вопросов не было – все ликовали.

Я уверен, что Ромодановский и Языков прикидывают, сколько им нужно будет заплатить мне и моим стрельцам за «спасённые» богатства. Ну а бойцы, соответственно, в свою очередь ожидают, что ж там насчитают «хозяева». Сколько перепадет каждому стрельцу в отдельности. И это занимает все умы.

Но стоит ли осуждать кого‑то, если и сам такой? В целом, мне деньги, сами по себе и не нужны. Мне важно заполучить те возможности, что предоставляют нынешние серебряные монеты. Ведь планов громадье. Как только выдается свободная минутка, вот, как сейчас, многое в голову приходит из того, что обязательно нужно сделать.

И с деньгами воплотить в жизнь планы будет куда как легче, чем без них. Еще бы и социальный статус повысить. Дворянство заполучить, хотя бы. Но, думаю, что и это мне удасться. В конце‑концов я спас жизнь царю.

Порядок распределения добычи во многом был определён ранее. Мне, как возглавлявшему всё это безобразие, было положено сто долей от суммы. Ну и далее – по убыванию. Рядовой стрелец получит одну долю. И вопрос состоял в том, сколько это.

С трех усадеб, даже не представляю, сколько возьмем. Тем более, что с усадьбы Головкина, где уже были грабители, но мы у них перехватили, полностью вывезли добро. А с ним не договаривались. Да я и не знаю, что за Головкин. Не тот ли, что в иной реальности стал канцлером при Петре Великом. Но если что… То мы не грабили ту усадьбу. Мы лишь перехватили добро. Может и решим и поделим все.