Боярышня Евдокия 4 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

— Деда, не вздумай купить! — строго произнесла Евдокия. — Мама сказала, что у её мастериц полно работы и…

— Цыц! Без тебя разберусь!

Еремей Профыч поторговался, но видно было, что внучка сбила ему настроение и он ушёл, ничего не купив.

— Ты чего тут? — недовольно спросил он. — И где твой Гусев?

— Я к тебе, а Гусев не мой.

— Ха, видел я, к кому прилип племянник Товаркова, — хмыкнул дед, — а ты прозевала такого видного жениха!

— Смеешься, да? — наигранно обиделась Евдокия. Еремей Профыч хмыкнул и когда они с внучкой уселись в сани, спросил:

— Ну, говори! Зачем я тебе понадобился?

Боярышня помогла деду укрыть овчиной ноги и повернулась проверить, не оттёрли ли дедовы боевые её верного Гришаню с ребятами. Случайно взгляд Евдокии зацепился за благообразного старика, стоявшего между лавок и смотревшего прямо на неё.

— Гриша… — встрепенулась она, — вон там… — показала рукой, но старик заметил ее интерес и на удивление быстро юркнул в проход, чем ещё больше привлек к себе Дунино внимание.

— Я видел его, боярышня, — ответил Пахом, — это тот самый, что обеспокоил тебя на берегу реки.

Гришка с досадой посмотрел на старого воина и сердито бросил:

— Чего ж не поймал?

— Теперь обязательно поймаю, — пообещал Пахом, — но не сейчас.

Еремей Профыч одобрительно кивнул и вопросительно уставился на внучку. Она растерянно хлопнула глазами, пытаясь вспомнить свои новости, а то увиденные толстые шкуры, которые хотел купить дед, отвлекли её на мысли о подошве для обуви вообще. Подумалось, что можно было бы попробовать спрессовать стружку вместе с каким-нибудь суперклеем, а шкуры пропитывать не только маслами, а всякими неожиданными веществами. Да хоть тем же яичным желтком! И тут старик, потом дед…

— Деда, тут такое дело… в общем, мне нужен княжий зубной порошок.

— Зубной порошок?

— Да.

— Именно княжий?

— Да.

— И где такой продают?

— Деда, не продают, а он лежит в княжьих покоях рядом с зубной метелочкой.

— О как! А я думал, это что-то вроде царской рыбы, царского кирпича, царского барана…

— Деда-а-а, я серьёзно. Дело жизни и смерти.

— Думаешь, князь порошок ест? — усмехнулся боярин.

— Достаточно того, что этот порошок какое-то время находится у него во рту, а если у князя кровоточат десны, то происходит прямая доставка яда в кровь.

— Погоди, не спеши, — посерьезнел Еремей Профыч. — Объясни толком.

Евдокия рассказала о докладе своего человека ( так она солидно обозначила Петьку ) и сделанных ею выводах.

— Значит, лекарь-иноземец?

— Я подозреваю всех! Конечно, иноземца в первую очередь, но у этих лекарей можно чем угодно отравиться, а я печёнкой чую, что умысел происходящего тоньше, коварнее.

— Это бабские догадки, — фыркнул Еремей.

— Ладно, давай опрометчиво обойдемся без моей чуйки! — вспылила Евдокия.

Боярин прищурился, но внучка не дала ему увести её мысль в сторону :

— Если мы считаем корнем зла зубной порошок, то у нас вырисовывается такой список подозреваемых: иноземец, Глафира, — Евдокия осеклась, вспомнив, какой видела её при отъезде со двора, но дед просил обойтись без фантазий, и она поторопилась продолжить: — дядька Дормидонт и Тихон.

— Тихона вычеркиваем, — чуть подумав, решил Еремей Профыч.

— Почему?

— Я с ним общался и убедился, что он всецело предан князю. А ещё он достаточно умён, чтобы его могли использовать втихую.

— Но именно это происходит, — всплеснула руками боярышня.

— Нет, — отрезал Еремей.

— Как скажешь. А что насчет ключника?

— Дормидонт занимает свою должность, пока князь жив. Не будет князя — не будет Дормидонта, — Еремей Профыч с удивлением посмотрел на Дуняшу, недоумевая,почему она этого сама не понимает.

— Деда, ты всё время забываешь, что из князя делают дурачка, а не убивают насовсем.

— А это значит, что ключник получает некоторую свободу, оставаясь при должности, — задумчиво проговорил Еремей и нехотя признал, что такое может быть. — Он безусловно подворовывает, но… — боярин не договорил, понимая, что всякое в жизни может быть, но как говорила Дунька, он печёнкой чуял, что Дормидонт не замешан в столь пакостном деле.

— Деда, ещё Глафира, — напомнила Евдокия.

— Чем тебе не угодила эта краса? — хмыкнул Еремей. — Или она Милославе не понравилась?

— Деда, если мы решили подозревать всех, кто держал в руках зубной порошок, то давай не делать исключения. Эта Глафира себе на уме.

— Вы все себе на уме! — весело ответил Еремей, но прежде чем внучка возмутилась, пообещал ей, что раздобудет щепоть порошка.

— Дедуля, ты лучший!

— Глафиру не обижай! — неожиданно велел ей дед.

— Чё? — вытаращилась на него Евдокия.

— Фу, где твоё вежество?

— Деда, это чё ваще такое щас было? — подозрительно оглядывая боярина, уточнила она.

— Дунька, я сказал — ты услышала! Всё, — набычился боярин.

Евдокия еле усидела рядом с дедом. Ей вспомнились её разговоры с братом о том, что дед мог бы сам жениться на какой-нибудь дамочке, но она имела в виду родовитую и обязательно одинокую сиротинушку княгиню, а не чопорную мегеру неизвестного рода-племени. Уже попрощавшись с дедом, она вдруг осознала, что ничего не знает о Глафире. Может, та всё же княгиня из забытого рода? Держится-то она королевной!

— Даринка, где ты пропадала? — оживилась Евдокия, заприметив свою девушку.

— Я…

— Все потом. Срочно, прямо немедленно узнай всё, что можно, про Глафиру! Откуда она родом, почему нос задирает и вообще… ах, вот ещё… кто к ней сегодня приезжал? Я видела, как она разговаривала с каким-то человеком. Его впустили во двор прямо с груженой бочонками телегой, но подъехал он не к кухне.

— Уже бегу, Евдокия Вячеславна.

— Стой! Сначала кота принеси мне на погладить, а то неспокойно мне.

— Так боярышня, этот стервец у тебя на кровати развалился. Другого места не нашёл!

— А, это он молодец! Ну, что стоишь? У тебя срочное дело, срочнее не бывает!

Глава 29.

Вцепившись в Пушка, Евдокия пыталась сообразить, что у неё получается с расследованием, но заступничество деда за Глафиру лишило её покоя. Еле хватило терпения дождаться Даринку со сплетнями.

— Никто не знает, кто приезжал к Глафире!

— Да как же это?

— Родня шлёт ей с оказией подарочки! — выпалила девица и с торжествующим видом уставилась на боярышню. — В бочонках квас. Его отнесли на кухню.

— И?

— Чего «и»?

— Даринка, не зли меня! Не могла стража пропустить во двор чужака. Что-то да должно быть известно о нём.

— Глафира вышла и сказала, что родственники подарки ей прислали.

— Тьфу ты! Как же узнать, что он ей сказал?

— Дык ведомо, что что-то плохое! Глафирку-то прямо трясло от злости! Про это все говорят.

— Даринка, от тебя на удивление никакого толка, — в сердцах возмутилась Евдокия и схватив кота, вручила его ей. — Покорми его.

Выпроводив сопровождающую, Евдокия решила поговорить с мамой насчет дедова интереса к Глафире, но Милослава легла спать после обеда. Тогда Дуня достала свою модную плетёную сумку, сложила в неё привезённые для себя сладости и отправилась искать Марфу или Степаниду, надеясь приватно поговорить с кем-нибудь из них.

Первой удалось найти Степаниду. Она ругалась во дворе, и Евдокия не захотела отрывать её от дела. Расспросы о Марфе привели её на второй этаж. Одна из челядинок сказала, что видела Марфу с девушками в больших княжеских палатах. Они там что-то натирать должны были, пока бояр нет. Евдокия не стала слушать, поскорее отправилась туда.

— Марфа! — крикнула она, проходя мимо пары пустых горниц, в которых во время княжьего приема всегда кто-то был. — Марфа, ты где? — открывая двери в княжеские палаты, позвала Евдокия.

В палатах никого не было, и обстановка показалась ей сказочной: через окна неравномерно пробивался солнечный свет, полосками зависая в побеспокоенной кем-то пыли. Легкий специфически сладковатый запах подсказывал, что недавно здесь натирали дерево воском, но пыль осталась непобежденной.