Сакура-ян (СИ) - Кощиенко Андрей Геннадьевич

— Какой ещё — «менеджер»?

— Который ей помогает. Не может же ЮнМи сама всё делать?

— Я поняла. ЮнМи можно всё, а мне ничего!

— Ничего подобного! — возмущается мама. — Я воспитывала вас одинаково.

— Если так, то тогда ты едешь со мною в Японию! Мне нужна помощь, а ЮнМи тоже нужно воспитывать, не только меня! Согласна?

Мама в ответ озадаченно моргает, видимо, не в силах представить, как она будет это делать.

…. (Япония)…

… Тогда она должна быть здесь. Больше ей быть негде…

Достаю из большой сумки с вещами небольшую деревянную шкатулку, запертую на простой внешний замочек, открываю и… Бинго! Прямо сверху лежит забытая мною печатка, которую я когда–то собирался носить постоянно.

За продетую сквозь неё золотую цепочку вытягиваю кольцо наружу и, держа в руке, оставляю висеть прямо перед своим носом. Внимательно рассматриваю.

Закончив созерцать, бережно опускаю печатку на то место, где она лежала и закрываю крышку. Аккуратно убираю шкатулку в сумку.

Время ещё не пришло…

Время действия: третье августа, вечер

Место действия: дом семьи Акиро

Сижу за низким столиком, называемом в Японии чабудаем. Ужинаю вместе с семьёй Акиро. Лично сам бы предпочёл нормальный «европейский» стол, за которым можно сидеть, не думая: «а что там у меня с ногами»? Но сам же просил «традиций», поэтому располагаемся вдоль стола так, как принято в этой стране — на татами и специальных ковриках — забутонах. Вообще–то идею о «традициях» подал своим родителям Акиро, и ЮнМи совсем тут «ни при чём», но в виду обстоятельств приходится терпеть. Хорошо у меня женский скелет, и есть привычка сидеть в «восточных позах». Иначе бы нижние конечности моментом бы «взвыли».

Вместе со мной, Акиро и его родителями, трапезничают ещё двенадцать человек: братья и сёстры моего «потомка древнего рода», приехавшие вместе со своими «половинками», но, слава богу, без детей. Вечер только для взрослых членов семьи, пришедших посмотреть на гостью в их доме. После представления друг другу и знакомства возникло ощущение, что Акиро–сан, пожалуй, самый «лёгкий» из всех своих братьев. Те же, напротив, как–то потяжелее, посолиднее выглядят. Все женщины надели на себя кимоно. Один я припёрся в дорогущем шёлковом брючном костюме.

У Акиро было видение, что ЮнМи появится в его родительском доме, тоже, как и все, замотанная в традиционную японскую одежду. Но я ему заявил, что ещё не овладел в достаточной мере искусством ношения кимоно, и если он не хочет, чтобы его спутница создала неловкость, брякнувшись где–нибудь в неподходящем месте, то ей нужно нечто иное, привычное в ношении. Японец в ответ слегка нахмурил лоб, поразмышлял, но согласился, что конфуз не нужен. Поэтому дал добро на европейское платье, вполне допустимое для международной знаменитости. В результате, сегодня ЮнМи одета в лёгкое, дышащее одеяние из немнущегося, слегка тянущегося шёлка, позволяющего комфортно сидеть по–японски, но при этом не опасаясь, что на брюках разойдётся шов или всё помнётся словно тряпка, которую отродясь не гладили. Манжеты блузки я подтянул к локтям, оставив открытыми запястья, на которых красовались тонкие браслеты, естественно, «совсем не за три копейки». На шее у меня — взятое в прокат ожерелье из слоновой кости с жемчугом. По выражению лиц братьев Акиро я понял, что ЮнМи выглядит «интересно». Однако их женщины, своими взглядами, дружно дали понять о своём категорическом неодобрении. Но что поделать, я ведь не сто баксов, чтобы всем нравиться…

После завершения знакомства всех сразу пригласили к столу, пообещав попозже, перед десертами, показать мне дом. А сначала нужно поесть. Вот, сидим, едим. Справа от меня пристроилась Мульча, уже успевшая «наделать шороху». В доме есть ещё три кошки и хозяйка решила её с ними познакомить. Но ничего хорошего из этого не получилось. Увидев незваную гостью, местные животные буквально застыли в разных позах, вперившись в неё глазами. А после того, как моя «кошатина» внезапно изогнула спину и, зашипев, сделала в их сторону «боковой тыгдык», отмерли и рванули со всех ног во все стороны, вопя дурными кошачьими голосами.

Своей выходкой Мульча напугала не только кошек, но и всех, видевших это японцев. Пришлось извиняться за поведение этой безобразницы, сетовать на её непростой нрав. Теперь она сидит рядом со мной, с довольным видом крутит головой, смотрит, кто что делает. Её я не прикармливаю, посчитав, что будет некультурно давать ей со стола. Подождёт.

Основное общение со мной взяла на себя хозяйка дома — мило улыбающаяся пожилая японка. Её муж, напротив, кажется, стремится выглядеть настоящим самураем. Немногословный, плотненький, с суровым выражением на лице, тщательно обдумывает каждую фразу прежде, чем её сказать.

Мама Акиро начала беседу с того, что взялась меня «развлекать», рассказав историю фамильной посуды, которая стоит сегодня на столе. Догадавшись, что мне оказали честь, позволив есть из «раритетов прадедов», внимательно выслушал, вежливо поблагодарил в конце за возможность увидеть действительно «исторические вещи».

Далее мне поведали какие кушанья в «раритетах» считаются традиционно–японскими и из чего именно их готовят. Вновь внимательно выслушал, снова вежливо поблагодарил и попробовал каждое. Все присутствующие с большим интересом наблюдали за тем, как именно я это делаю, словно намереваясь выставлять мне баллы за грациозность. Пока оценивал вкусовые качества блюд, реально почувствовал себя настоящей принцессой под взглядами придворных. Что можно сказать о еде? Специфично и не так остро, как корейские разносолы.

— А какие кушанья своей Родины вы можете порекомендовать? — поинтересовалась молодая жена одного из братьев Акиро, когда я закончил с дегустацией.

Печально ответил, что к своему большому сожалению не смогу этого сделать.

— Когда я училась в старшей школе, со мной произошёл несчастный случай на дороге, — добавил я подробностей, решив, что короткий ответ прозвучал суховато. — Меня привезли в бессознательном состоянии в больницу, где я умерла. Моё сердце не билось почти одиннадцать минут, но врачи всё же смогли его вновь запустить. Но за то время, пока меня оживляли, большая часть моей памяти где–то потерялась.

— С тех пор у меня есть проблемы, — улыбнувшись, пожаловался я. — Оказывается, при амнезии можно быстро вспомнить школьные знания, но восстановить с такой же скоростью социальные навыки невозможно. На это требуется годы. Проще начать усваивать новые культурные нормы в другой стране, где знают, что ты иностранка, чем вспоминать забытое на родине, где тебя считают «своей», и не делают никаких поблажек.

После моих откровений, тишина за столом царила минуты две. Присутствующие молча «осмысляли» историю жизни ЮнМи, потом прозвучал закономерный вопрос.

— Не делают поблажек, потому что не помнят, что я почти всё забыла, — ответил я на него. — Соотечественники считают, что если ты выглядишь как кореянка, то думать и поступать должна тоже как кореянка. А если этого не делаешь, то значит, ты какая–то дефектная. И все стараются тебе это не только объяснить, но и хотят, чтобы ты исправилась и перестала отличаться от других.

Выслушав жалобу на отсутствие идеального жизнеустройства в Корее, японский народ ещё помолчал, подумал и задал следующий вопрос: Наверное, вы сильно переживаете, что не можете вспомнить свою жизнь, ЮнМи–сан?

— Абсолютно нет, — улыбнулся я в ответ. — Если чего–нибудь не помню, то за это не переживаю. Этого просто не было в моей жизни. Причины для беспокойства просто отсутствуют.