Фрейлина (СИ) - Шатохина Тамара

Руки тряслись, и ужас… ужас! Глупый, иррациональный — от неожиданности. Сердце колотилось. Оглянулась — ко мне кто-то бежал. Господи… я в жизни так не визжала. Стыдно как — спрятала я лицо в ладонях и сразу испуганно оглянулась вокруг — их же тут сотни, тысячи.

— Таисия… Алексеевна. Я искал вас! — вместе с шорохом каменной крошки раздалось совсем рядом.

Я потерянно взглянула. Замерла, узнавая мужскую фигуру в морской форме.

— Костя… Господи, Костя! А тут мыши… напали. Летучие мыши, — смеялась я и сразу же плакала.

— Не нужно, не бойтесь — они не опасны, — обнял он меня, успокаивая.

— Ой, да я знаю! — затихла я под надежной мужской защитой. Становилось смешно. С опозданием, но…

— Простите меня… простите, Константин Николаевич, сама не знаю — никого вокруг, сумерки и тут — это… три целых. И прямо на платье, — отстранилась я, смеясь и вытирая слезы сразу двумя руками.

— Оно светлое, почти белое… все из-за этого, Таисия… Таис, — странно изменился его голос — будто не хватало воздуха: — Я не стану больше молчать — зачем? Не знаю, когда это случилось, но все мои мысли только о вас, только вы перед глазами — моя звезда… Я влюблен в вас, Таисия Алексеевна… влюблен по уши! — чуть запнулся он и шагнул ближе.

Слова… эти Слова он писал о ней, о той… почти слово в слово — продрало меня морозом. А потом сказал отцу — «или она, или никто».

— Вы молчите. Считаете подлецом, зная, что предложить мне вам нечего? Но я могу, я стал теперь совершенно другим человеком! И в первую очередь думаю о вас — я напишу отречение. В конце концов — я не цесаревич! Дядя отрекся от короны будучи первым в очереди и…

— … спровоцировал этим Сенатскую площадь, — прошептала я.

— Тогда просто скажите, что безразличен вам, этого и довольно! — злился он и сразу умолял: — Но, Таис… я люблю вас — услышьте меня… поймите насколько сильно, — снова обнял он меня, прислоняясь щекой к виску.

Я глубоко вдохнула, открыла рот, решительно подняла голову и… мягко-мягко его губы коснулись моих, замерли… чуть шевельнулись, обдавая лицо теплым дыханием. Он обхватил его ладонями, еще приближая к себе.

И все правильные слова куда-то делись. Только где-то на краю сознания еще металась мысль, что нельзя… Но все органы чувств, все нервы и рецепторы уже сосредоточились там, где моей кожи касались сухие и обветренные мужские губы.

Глубоко вздохнув через нос, он мягко обхватил мою нижнюю, и я осторожно повторила, бережно взяв в плен его верхнюю.

Сердце мощно вздрогнуло и понеслось куда-то. Стало вдруг жарко, почти невыносимо…

Мы не двигались, прикрыв глаза и ловя взволнованное дыхание друг друга. А потом так же нежно — едва касаясь, он стал целовать мое лицо: щеки, нос, лоб, глаза.

Вернулся к губам и решительно захватив их, замер… тихо застонал, притянув меня за талию еще ближе. Пальцы второй руки зарылись в волосы на моем затылке, пустив волны мороза по голове и шее. И даже волосы, казалось, встали дыбом! Я поднялась на цыпочки и сама потянулась к нему — мало! Что-то нужно еще — мне было мало… Вспорхнули руки-веточки, кончики пальцев прошлись по гладко выбритым щекам, легли на эполеты… упала под ноги шаль, оголив плечи и…

И прохлада вечера заставила прийти в себя. Дала такую возможность.

Я почти не узнавала свой голос — хриплый шепот, полный ужаса:

— Господи… нельзя же, Костя. Нам же нельзя!

— Не говори так — возможно все. Совершенно все, Таис… — опять притянул он меня к себе, — не томи, разреши сейчас… — горячо поцеловал еще раз, — мы вправе делать это — верь мне, — и опустился вдруг на одно колено, стягивая перчатку с моей правой руки и целуя ее. Мужской голос опять изменился, став решительным и даже торжественным: — Таисия Алексеевна, позвольте мне…

— Боже мой… — простонала я, понимая, что он уже видит тонкий ободок на безымянном пальце.

Медленно встав, Константин притянул мою руку к глазам, приложил к своей щеке… прикрыв глаза, задумался.

— Костя… Константин Николаевич, это… — давилась я словами, не представляя, что и как сказать. Вся моя смелость и даже наглость куда-то делись. Сейчас я была юной и потерянной… нет — уже насмерть убитой Таей.

— Понимаю, — отмер наконец Константин, — это отец.

— Нет, все не совсем так — он просто ускорил…

— Да, конечно… Когда это случилось, кто муж, Таис? Это ведь тоже решаемо и очень быстро решаемо.

Слушая глухой решительный голос, я внутренне готовилась пробить дно. Падать все еще было куда.

— Это хороший человек, который помог мне, Константин Николаевич. Брак фиктивный и не предполагает близости меж нами. И еще я скажу сейчас… то, что заставит вас пожалеть об этом вечере и своих Словах. Такое понятие… согрешить по неведению, оно существует — такая… реальность. Я не знала, как устроен мужчина и не понимала, что со мной делают… Не стану больше оправдываться — не за что! — выпрямилась я, расправляя плечи: — Я узнала только на днях — будет ребенок, и Фредерик Август согласился стать ему отцом. Это все и… я, пожалуй, пойду… уже, — давилась я слезами, сгорая от дикого стыда.

— Столько препятствий… — прошептал он, удерживая меня за руку: — Здесь нужно думать.

— Здесь придется смириться. Но если вам…

— Тебе… говори мне «ты», — попросил он.

— … станет хоть немного легче — это мой первый поцелуй, и я буду верна тебе — обещаю. Ревновать нет смысла, злиться на принца тоже. Вам с отцом нельзя ссориться, он ничего не знает о моем грехе — я подала прошение на брак, и он даже взял на себя все траты. И будущая война… ты единственный, кто сможет… сумеет…

— Опять ты за свое? — грустно улыбнулся Костя.

— И всегда буду, — упрямо тряхнула я головой.

— Еще раз… только один, — притянул он меня к себе.

Я не знаю, сколько мы еще целовались бы, но на плечи мне капнуло… и еще раз…

В домик заходила, как пьяная — почти ничего не видя и не замечая. Прислушиваясь к глухому топоту конских копыт, удаляющемуся в сторону Александрии.

Сев на постель, дала возможность горничной пройти и снять салфетку с давно остывшего ужина.

— Холодным придется есть, — протянула она с сожалением, отводя взгляд.

— Ничего не было, Ирма, я знаю свое место. Скажи Марии Дмитриевне — не было ничего и не будет, — прошептала, нечаянно облизнув губы. Показалось, наверное… но они были чуточку солеными, как ветер Балтики.

— Меня никто не искал — маменька, муж?

— Елизавета Якобовна нашла вам прислугу в дорогу, она будет к завтрашнему дню. Вот записка — маменька ваша тоже обещается быть с утра.

— Ага, ладно тогда. Давай поем и будем спать. И ты устала сегодня, и я… так устала, Ирма! — и не сдержалась, заплакала.

Он даже не искал меня. Что же я наделала? Куда так спешила?

А — нет… все очень даже правильно.

Но как же мне хорошо было, Господи… и как же хорошо продолжает быть сейчас!

Глава 33

Непогода с моросью продолжалась и утром. И все-таки этот дождь был летним, в осенний сплин не тащил. Наоборот — картина за окном воспринималась благостно: Финский кутался в дождевой туман, заботливо пряча корабли в ожидании солнца, мокрый парк за окном притих, упиваясь прохладной влагой…

А для меня солнце уже взошло, согревая изнутри и заставляя светиться — зеркало отражало совсем другого человека. Первый раз я любовалась собой, внимательно разглядывая Таины черты. Старалась понять, что ему понравилось больше всего. Радовалась, что нравится.

Прикрыв глаза, трогала губы… вспоминала. И благодарила — и мир наш, и время это, и Бога.

Будь у меня хоть какой-то жизненный выбор и тогда чувство, которое только-только… но так мощно родилось, стало бы пыткой, сплошным страданием. Сейчас же я наслаждалась им.

Неожиданно жизнь преподнесла драгоценный подарок, и я видела в нем совершенно новый, светлый и даже возвышенный смысл. И, как никто другой, наверное, понимала сейчас Ольгу.

Огромная духовная ценность внутри давала силы не просто жить дальше, но жить счастливо. Сейчас казалось — я излучаю собой это счастье, как мощный прожектор… может, даже питая им эфир. Если так, то он просто шиковал сейчас, кайфовал безбожно.