Трудовые будни барышни-попаданки 5 (СИ) - Дэвлин Джейд

А все благодаря новым возможностям Миши. В начале 1826 года скончался канцлер Николай Румянцев — кстати, отчасти из-за этого и заболела вдова-императрица, они дружили. И хотя эта должность ассоциировалась с Коллегией иностранных дел, царь предложил пост моему супругу. А тот его принял, став чиновником I класса и самым могущественным человеком в государстве.

По столичным салонам ходили шутки, посвященные моим капиталам и новым возможностям супруга. Я только посмеивалась.

В плане коммерции проще не стало. Огромные деньги по-прежнему уходили не столько в торговлю-производство, сколько на различные проекты. Не самым дорогим оказалось новое училище для талантливых девушек. «Для неблагородных девиц», — шутили в салонах, а также добавляли, что супруга канцлера принимает смолянок, исключенных за дерзость.

И пусть. Зато уже через четыре-пять лет появятся первые выпускницы, способные стать учительницами и врачами. А где им работать — уже понятно: в новых школах и больницах, последние становились также амбулаторными пунктами. Мы с Мишей так и не решили, что хуже — открывать учреждения без кадров или выпускать специалистов без доступных вакансий. Лучше синхронизировать процессы. А если в казне не предусмотрены средства, доплачу.

Приходилось тратиться и когда дело дошло до реализации и масштабирования идей, которые были прежде игрушками в моей усадьбе. Конечно же, железных дорог.

Мы с Мишей решили не столько менять историю, сколько ускорить. Первая чугунка, связавшая Питер и Павловск, была построена за казенный счет на десять лет раньше, чем в реальности. Еще до открытия начали прокладывать трассу между столицами. И ее — за казенные деньги. Но одновременно акционерное общество принялось строить железку Нижний Новгород — Москва. Которая, вместе с дорогой Москва — Питер, даст суперэффект: все товары, все грузы со средней Волги будут поступать в столицу и ее порт напрямую. А не обходной северной дугой, по рекам и Мариинской водной системе. И это уже будет не шаг — прыжок вперед.

Вот только купечество призадумалось: стоит ли закапывать капиталы в насыпи и чугунные полосы? Пришлось мне внести пай — 40 процентов от требуемой суммы. Плюс еще Миша постарался — прекратил гонения на староверов, что приободрило бородатых толстосумов.

Но все же в приоритете у нас была ликвидация крепостного права. «Без спешки, без рывков, но неотвратимо и неуклонно», — сказал Миша. А я добавила, что если мы не можем мгновенно отменить рабовладение, то временно поменяем его на упорядоченный феодализм.

Так и действовали. Исключили любые возможности продажи людей — купить можно деревню целиком. Но и купив, нельзя переселить жителей из-под Торжка в Таврическую губернию.

Ограничили произвол «насильственной лозы». Сразу помещичьи розги отменить не смогли, но каждый случай наказания должен быть занесен в специальный журнал, по особому формуляру, а в конце года — выписка в уезд. Если крестьянин или дворовый не согласен на наказание — пусть барин везет их в уездный суд, а там помещик заплатит пошлину за судебное решение, крестьянин же в любом случае, накажут его или нет, ничего не платит.

И за любые злоупотребления — немедленно имение в опеку. Так еще и половина доходов идет в специальный фонд, из которого их вернут помещику, только если в суде будет доказана его невиновность.

Между прочим, рекрутская служба в десять лет тоже стала хорошим путем выхода из крепости. Ведь солдатчина «очищала» крестьянина: снял шинель — уже не помещичий. Так еще казна стала принудительно выкупать солдатских жен, если те остались у барина. Мы помогали этим женщинам переселяться из деревень в города, поближе к месту службы супруга. Дело доброе, но большие расходы…

Офицеры, между прочим даже недавние члены тайных обществ, считали эту новацию едва ли не блажью. А пару лет спустя мнение изменили. Ведь недавно крестьяне не жалели денег, чтобы купить молодожену рекрутскую квитанцию, и вместо широкоплечих молодцов полки наполняли квазимоды и печальная мелюзга. Теперь же стать рекрутом — значит и самому от барина уйти, и жену с детьми освободить. Как заметил князь Трубецкой, кстати занятый разработкой военной реформы, рекрутов гренадерского роста стало поступать больше, чем егерского.

Но это были отдельные диверсии против крепости. Требовалось крушить стены.

Создали Земельный банк. Он действовал методом софинансирования: если крестьяне готовы всем селом выкупить землю, то банк оплачивает три четверти стоимости недвижимости. А если соотношение иное и крестьяне готовы дать 60–70 процентов, то тогда они освобождаются от любых повинностей и налогов на несколько лет. Заодно вводился закон и о выкупе дворни, причем и в индивидуальном порядке. Принцип был прост: покупать людей в розницу можно только для освобождения.

Увы, и солдатские жены, и Земельный банк — все требовало экстраординарных расходов. Вот тут-то мы с Мишей и вспомнили давнюю идею насчет неоткрытых золотых россыпей.

— Два дня спорили с Большим Пумом. Пумы — это такие рыси в Америке. Не хотел продавать делянку под намыв, а я — уходить с речного берега со своей группой. Наконец решили побороться.

— И как вышло? — с беспокойством спросила Лизонька.

— Поборол, конечно, — рассмеялся Алексейка. — Я же обещал Эмме Марковне без золота не возвращаться.

Уже скоро вечер, а импровизированное празднество, начавшееся утром, продолжалось.

Как меня чуйка не подвела! Никого не пригласила из чужих на пятнадцать лет своего второго рождения в этом мире.

Только свои, да еще подружки Лизоньки — ведь и ее именины.

Кое-кого даже пришлось спровадить. Наследника престола, который последние года три проводил больше времени в Новой Славянке, чем во всех дворцах правящей династии, вместе взятых.

Александр Николаевич оказался постоянным гостем моей усадьбы не просто так. Хорошо поработал его тезка, мой сын: «Не хотите ли, ваше высочество, и у меня погостить, как я у вас?» Царевич уговаривал-уговаривал отца да и уговорил отпустить с двумя ночевками. Правда, по интрижке вдовы-императрицы — с небольшим сопровождающим придворным штатом, от главного воспитателя поэта Жуковского до двух престарелых генералов.

Отлично! С этой публикой без интриг не прожить. Миша заранее собрал досье на группу сопровождения. И каждый получил то, что хотел. От великолепной стерляжьей ухи и партии в шашки до задушевного разговора на интересующие темы. Пришлось потрудиться. Зато через два дня у нас появились десять агентов влияния, мечтавших побывать у нас еще раз.

Иногда царевич приезжал с отцом, чаще без. И оставался на неделю-другую. Как шутил Михаил Палыч, «Николя отдал сына в корпус Орловой-Шторм».

Конечно же, гость не столько развлекался, сколько учился. В индивидуальной группе с Сашей и Алешей. Естественные науки — череда физических и химических опытов. Даже на уроке истории можно и подержать в руках меч эпохи Каролингов, и увидеть, как создавали средневековые витражи в соборах.

И все же главным были не знания и показательные опыты. А общение с помощниками этих рукотворных чудес — моими учениками. И даже ученицами. Они относились к цесаревичу без фамильярности, панибратства, но и без раболепия. Не скрывали, что знают и умеют больше, чем он. И царевич видел: для них учеба — не утомительная нагрузка, а радость. И понимал, что ему предстоит управлять сильными, свободными людьми…

Первый шаг на пути к будущему сделан. И это не власть придержать за хвост нынешнего царя, не давая разгуляться «палочнику». Это воспитание того, кто придет следом. Кому предстоит вести отечество во времена гораздо более стремительные и трудные. И мы сделаем все, чтобы Александр справился.

И все же. Какое счастье, что папенька позавчера затребовал сына в Петергоф.

Так что сегодня — никого чужого. Все свои, все, кто меня принял, кто помогал. Иногда обманывал, даже предавал. Был прощен и доказал — не зря.