— «Балладу о Мэкки-ноже». Её поёт уличный певец и рассказчик. Давай.
Генка встал у микрофона и ударил по струнам, и заголосил в стиле самодеятельного рока:
У акулы — зубы-клинья,
Все торчат, как напоказ,
А у Мэкки — нож, и только,
Да и тот укрыт от глаз.
А я спрыгнул со сцены, прошёлся до конца ряда, прислушиваясь, насколько внятно можно различать голос Генки. Заодно замечая, как реагируют зрители. Они слушали с интересом, не скучали. За последним рядом я остановился, прислушался.
— Неплохо, очень неплохо, — голос принадлежал тому мужчине в модном жакете и очках с бликующими стёклами. — Олег Николаевич, хотел вам кое-что предложить…
— Простите, а вы кто? — поинтересовался я.
— Брутцер Эдуард Константинович. Режиссёр и художественный руководитель театра «Наш дом». Знаете такой?
Я кивнул. А он сделал жест, чтобы я подошёл к нему.
— Извините, я занят, — бросил я невежливо, и отправился к сцене.
Когда я взобрался на сцену, Генка вопросительно взглянул на меня:
— Ну как, Олег Николаевич? Что-то получилось?
— Да, Гена, все отлично. И слышно тебя хорошо и поешь уже вполне. Только не сильно ударяйся в рок-н-ролл. Всё-таки это 30-е годы, эпоха джаза.
— А я не знаю, как джаз петь, — смущённо почесал затылок парень.
— Да, впрочем, не важно. Давайте продолжим репетицию.
Нам удалось пройти несколько сцен второго акта, но, взглянув на часы, я вспомнил, что обещал сегодня поехать к Глебу. Пришлось к неудовольствию присутствующих и моему собственному прикрыть лавочку.
Вместе с ребятами я упрятал всю аппаратуру в подсобку, закрыл актовый зал на ключ, когда оттуда вышли зрители, отнёс ключи директору. Спустившись вниз, к гардеробу, увидел галдящую толпу, которая окружила наших актёров. Они бурно обсуждали зрелище, повторяли строчки ролей, напевали песенки. На миг я остановился и попрощался.
— Олег Николаевич, а что так рано закончили? — разнылся Петя. — Могли ещё репетировать.
— Ребята, извините, я тороплюсь сегодня. Учите роли и тексты зонгов. Завтра продолжим в это же время. До свиданья!
— До свиданья, Олег Николаевич! — сказали хором.
Я выскочил наружу, и почти бегом направился к автобусной остановке. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, дождался автобуса. Влетел внутрь, и даже садиться не стал, хотя места нашлись. Не мог унять дрожи и радостного возбуждения от репетиции, от песен, и ощущения, что я всем этим руковожу, и все подчиняется моей воле.
Когда подошёл к подъезду, заметил стоящую напротив чёрную «Волгу». Решив, что это приехала машина, чтобы отвезти меня к Глебу, направился к ней. Но тут же понял, что ошибся. Хлопнула дверь водителя, показался Борис. Увидев меня, он сделал приглашающий жест, мол, подойди, поговорить надо.
— Что случилось? Зачем приехал?
— Садись на заднее сидение. Узнаешь.
Я открыл дверь, заглянул и увидел там Марину. Когда залез внутрь, она обвила меня за шею, прижалась, и почувствовал, как она дрожит.
— Я ушла от него, — такие простые слова заставили скакнуть сердце до горла.
— Ушла? И где ты будешь жить? — и я со страхом ожидал, что Марина скажет: «У тебя».
— Она у моей тётки на даче будет жить, — к нам повернулся Борис, положив руки на спинку кресла, в его глазах я увидел спокойствие и решимость.
— Это легко вычислить, и ты с работы вылетишь, — сказал я.
— Ну, и черт с ней, — Борис лишь усмехнулся. — А что ты предлагаешь?
— Сгоняем в Загорянское, — предложил я.
— Да ты чего? Марина будет у этого барыги Степана жить? С ума сошёл?
— Зачем у барыги? У Глафиры. У Глафиры Петровны, у которой я жил, когда попал в это село. Она добрая женщина, знахарка. Мои болячки залечила вмиг.
— Знахарка? — Марина явно заинтересовалась. — А она разрешит у неё пожить?
— Надеюсь, что да. Только подождите меня тут. Я за подарком сбегаю. Я купил ей.
Выскочив из машины, я ринулся в подъезд, взлетел на шестой этаж, перескакивая через пару ступенек. Вытащил ключи, решив открыть дверь сам, но ключ не поворачивался в замке. Пришлось позвонить. Через пару минут дверь распахнулась.
— Ты чего так трезвонишь? Торопишься куда?
Я кинулся в свою комнату, захватив коробку с подарком для Глафиры. И тут вспомнил, что нужно ехать к Глебу. Могу не успеть вернуться.
— Слушай, Люда, мне нужно отъехать. Может быть, визит к Петру Михайловичу перенести на завтра?
— Он сам звонил. Просил перенести на четверг. Глеб заболел.
— Отлично. Тогда я поехал. Машина ждёт.
Она лишь покачала головой, не спрашивая, что за машина и куда я вообще собрался.
Вернувшись в машину, я закинул коробку на переднее сидение и сел к Марине. Она тут же обвила меня за талию, положив голову мне на плечо, прижалась. И я вновь ощутил этот нежный, пряный тропический аромат её духов, от которых кружилась голова и нарастало дикое желание.
— Ну, что ж, поехали, — бросил Борис.
Конец 2-го тома. Продолжение следует
