Позывной "Хоттабыч" 10. Конец пути (СИ) - "lanpirot"

Артем Сергеевич медленно поднялся, его лицо застыло в холодной, официальной маске. Он поправил пиджак и произнёс, обращаясь ко мне:

— Мы еще не закончили — я скоро вернусь. И приготовьте мне отчеты за три предыдущих года.

И он прошел мимо Точилина, не удостоив его взглядом. Надзиратель проводил его мутными глазами, а затем показал ему в спину «фак» оттопыренным средним пальцем.

— Имели мы таких проверяющих… — фыркнул он, когда майор скрылся за дверью. — А ты чего встал, дед? Давай-давай, ковыляй шибче!

Я, кряхтя, поднялся со стула, снова превращаясь в дряхлого старика, сгорбившись и сделав лицо безразличным и пустым. Но внутри всё пело. Пело от давно забытого чувства — надежды. От того, что меня не просто вспомнили. Меня нашли. И за мной пришли не с пустыми словами утешения, а с холодной, стальной решимостью изменить текущее положение дел. И слава Богу, что есть у нас еще такие люди, для которых законность и справедливость не превратилась еще в пустой звук.

Воздух на прогулочном дворике, отгороженном высоким бетонным забором с колючкой, был густым и спертым. Я медленно, по-стариковски, зашагал по асфальту, где в своё время топали тысячи таких же заключенных. Мозг, давно приученный к «эконом-режиму», теперь работал на повышенных оборотах.

Я закрыл глаза, и сквозь запах махорки и сырости вдруг отчетливо почувствовал острый, колючий аромат хвои. Как тогда, в сорок седьмом, на лесоповале под Соликамском. Тогда мне казалось, что выхода тоже нет…

Я открыл глаза. От группы гогочущих арестантов отделились двое молодых, накачанных зеков с пустыми, как у Точилина, глазами. Они шли не спеша, но их путь явно лежал в мою сторону. Они искали встречи. Со мной. Это была не случайность. Я почувствовал всеми фибрами души, что эта встреча может окончиться смертельным исходом. Вот только чьим?

Они приближались. Я сделал вид, что не замечаю их, и продолжил свой неторопливый путь, будто размышляя о вечном. Но краем глаза я отмечал каждый их шаг, каждое движение. Правая рука одного из них была засунута в карман. Там могла быть заточка, выточенная из куска арматуры, или просто заточенная ложка.

Мы поравнялись, и один из утырков перекрыл мне путь.

— Дедуля, — сипло произнес он, — побазарим о жизни?

Я остановился и поднял на него усталые слезящиеся глаза.

— Чего тебе, внучок? — просипел я. — Не совестно вам? — произнёс я дрожащим голоском. — Отстаньте уже от старика. Дайте спокойно умереть!

— Если кипишевать не будешь, старый — спокойно откинешься, — произнёс тот зэк, что держал руку в кармане. — Мы тебя не больно зарежем — раз, и ты уже на небесах.

Ну, что ж, я этого как раз и ожидал. В этот момент я постарался забыть, что был столетним стариком. Спина выпрямилась, взгляд стал острым и колючим. Я видел, как торпеды на секунду озадачились. Они ожидали страха, покорности, а увидели нечто другое.

— Лучше катитесь отсюда, детки! — тихо, но четко сказал я. — Пока дедушка добрый! — И я злобно ощерился своими вставными протезами.

— Ах, ты, сука! — Рука зэка рванулась из кармана, блеснув острой заточкой.

Глава 4

Время сжалось, стало густым и тягучим. Весь мир сузился до лезвия, направленного мне в живот. Их было двое, но атаковал пока один — второй, поменьше ростом, с татуировкой паука на шее, остался чуть сзади, блокируя путь к отступлению и следя за тем, чтобы им никто не помешал.

Навыки, наработанные годами работы и тренировок в «конторе», проснулись мгновенно, словно у меня в голове щелкнул невидимый выключатель. Мозг, неожиданно заработавший на «ускоренных оборотах», которые я давно себе не мог позволить, выдал единственно верный сценарий.

Силы на прямое противостояние отморозкам не было: кости хрупкие, мышцы дряблые — неумолимая старость безжалостна. Но еще оставалась «память тела», понимание человеческой анатомии и физики механических процессов. Но даже с этими крохами можно было работать.

Я не стал отскакивать в сторону — мои старые ноги, с суставами, побитыми артритом, все равно не успели бы. Вместо этого я сделал полшага навстречу летящему лезвию заточки, подпуская его на опасную близость к собственному животу.

Левая рука, трясущаяся от старости, резко взметнулась вверх и ударила пальцами, сложенными в щепоть в локтевой сгиб нападающего. Это был не сильный удар, но невероятно точный (на мгновение я сумел унять предательскую дрожь) — по локтевому нерву.

Зэк вскрикнул, но не от боли, а от изумления — жгучее онемение пронзило его руку до самых кончиков пальцев. Они сами рефлекторно разжались, и заточка с легким металлическим звоном упала на асфальт. Его глаза — пустые секунду назад, реально округлились от непонимания происходящего.

А вот я не стал развивать свой успех, действуя против него, чтобы не попасть в ловушку. Сейчас настоящая опасность грозила мне со спины — от второго утырка. Я прямо задницей это почувствовал. Мне пришлось делано споткнуться о собственные, якобы запутавшиеся ноги, и грузно упасть на бок.

Падение моё, при всей его кажущейся неловкости, было рассчитано до миллиметра. Я рухнул не просто на асфальт, а в единственную на тот момент безопасную зону — прямо в ноги второму нападающему, тому самому, с пауком на шее.

— Ох, сердце… — громко простонал я, хватая его за штанину.

Он ошеломленно посмотрел на меня и инстинктивно попытался оттолкнуть меня ногой. Это было его роковой ошибкой. Пока его подельник тряс онемевшей конечностью и дико ругался, я, корчась от мнимой боли, умудрился разглядеть растерянность в маленьких, близко посаженных глазах «паука».

Этой секундной заторможенности мне хватило. Моя правая рука, всё это время прижатая к груди, будто защищаясь, метнулась вбок — к его ступне, стоявшей на земле. Вторую ногу, которой он хотело меня пнуть, я на мгновение придержал на весу — на большее не хватило сил, но этого было вполне достаточно.

Мои дрожащие пальцы снова сложились в «смертоносную» щепоть и нанесли короткий, точечный удар по малоберцовому нерву, что проходит совсем близко к поверхности чуть выше щиколотки. Он даже не вскрикнул. Лишь издал удивлённый, короткий выдох «ох» и его правая нога подкосилась, будто подкошенная.

Его тело инстинктивно наклонилось вперёд, чтобы удержать потерянное равновесие. Естественно, что я не позволил ему этого сделать, слегка дернув за штанину ноги, подвисшей в воздухе. И он рухнул, «случайно» встретившись изумлённой мордой с моим поднимающимся коленом.

Удар вышел сильным, да и точности у него было не отнять. Твёрдая кость коленной чашечки пришлась прямиком в переносицу этого говнюка. Раздался глухой хруст. «Паук» захрипел, дернулся и рухнул навзничь. Его тело конвульсивно дернулось несколько раз и замерло, орошая асфальт темной кровью из разломанного в хлам носа.

Время, сжавшееся было в опасную пружину, резко отпустило. Оно снова потекло привычно, почти лениво. Я, кряхтя и опираясь на руки, медленно поднялся. Первый зэк, всё ещё с безумными глазами, смотрел то на своего неподвижно валяющегося подельника с окровавленной мордой, то на меня, то на блестящую на асфальте заточку. В его взгляде читалась уже не злоба, а животный, первобытный ужас перед непонятным.

Не дожидаясь, когда его паника сменится новой вспышкой ярости, я отступил на шаг, всё так же двигаясь с показной, старческой неуклюжестью, и повернулся к нему спиной. Это был жест презрения, окончательный и бесповоротный. Я сделал несколько шагов прочь, слушая спиной его прерывистое дыхание и влажные хрипы второго.

На данный момент они уже не были опасны. Один — в полной отключке и с поломанным носом, второй — с отсушеной рукой. Его куцые мозги никак не могли переварить всего случившегося и уложить это в своей тупой голове. Что ж, шок — это по-нашему!

А я… я просто пошёл дальше, чувствуя, как в висках снова начинает гулко и тяжело стучать кровь, а дряхлое тело ноет от перенапряжения и непростительной для моего возраста дерзости. Падение, хоть я и старался упасть как можно ловчее, всё равно не прошло даром. Да еще и отбитая коленка ныла. Но я был жив. А это, на данный момент, главное!