Государево дело (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

– Да как ты смеешь, пся крев! – заревел литвин и если бы не моё вмешательство, дело наверняка дошло бы до смертоубийства.

– Отставить, – коротко велел я, и положил руку на плечо своего телохранителя. – Подожди меня здесь, дружище.

– Государь, позвольте мне пойти с вами? – раздувая ноздри от гнева, попросил он. – Если понадобится, то я справлюсь и без сабли!

– Нет, – покачал я головой. – Со мной пойдет Рюмин, а ты останься здесь.

– Как вам будет угодно.

– Но если наш визит затянется, то…

– Будь покойны, государь, мы разнесем этот дом по камешку! – пообещал мой телохранитель.

– Я на тебя надеюсь.

Посланцы императора приняли нас в небольшой комнате скудно освещенной сквозь маленькое окошко лучами заходящего солнца. Фердинанд Баварский сидел в высоком кресле с молитвенником в руках, но, увидев меня, поднялся и наклонил голову в знак приветствия. Чех проявил больше почтения, что, в общем, неудивительно. Всё-таки он по сравнению имперским князем, каковым я был прежде, мелкая сошка. Что уж тут говорить о царе всея Руси.

– Мы счастливы приветствовать Ваше Царское Величество в нашей скромной обители! – начал Хотек голосом, в котором не чувствовалось ни малейшего энтузиазма.

– Взаимно, граф, – хмыкнул я, усаживаясь на стул.

– Прикажете подать Вам вина, или может быть закусок?

– Благодарю, я сыт.

– Тогда, быть может, вы расскажете нам о цели своего визита? – подал, наконец, голос епископ.

– Разумеется. Клим, изложи этим господам суть наших предложений императору.

Продолжавший стоять Рюмин, тут же развернул лист бумаги и стал зачитывать его содержимое:

– Мы, Великий Государь, Царь и Великий князь Всея Руси и прочая и прочая, предлагаем возлюбленному нашему брату Кесарю Римскому Фердинанду союз против султана Османа II…

– Что? – удивленно переспросил архиепископ, перебив Клима. – Возлюбленного брата?

– А что вас так удивляет, Ваше Преосвященство?

– Вы всерьез полагаете себя равным императору?

– А почему нет.

– Но это неслыханно! – возмутился курфюрст. – Император Священной Римской Империи – высочайший титул среди христианских государей!

– Осмелюсь напомнить, господа, – подал голос Рюмин, – что в переписке между Москвой и Веной, блаженной памяти государь Иван Васильевич именовался не иначе, как «Божьей милостью Цесарь, Владетель всероссийский и Великий князь»!

– Но Его Святейшество Папа не признает этого титула!

– И сколько полков может выставить Павел V?

Пока озадаченные посланцы императора переглядывались между собой, я продолжил «ковать железо, не отходя от кассы».

– Послушайте, господа. Это мое предложение вашему сюзерену и только ему решать, принять его или нет. Мы можем стать союзниками, можем соблюдать нейтралитет, а можем начать вражду. Выбор за ним.

– Мы передадим Ваше послание, – хмуро отозвался Хотек и тут же задал вопрос: – Ваше Величество, а известно ли вам, что Оттоманская Империя находится в состоянии войны с Речью Посполитой?

– И у поляков не так много шансов отбиться, – кивнул я. – Во всяком случае, пока Владислав занят войной, которая его совершенно не касается.

– Очень может быть, – покивал головой чех. – Но как вы думаете, куда направятся турки, если победят?

– Кстати, я совсем забыл поздравить Ваше Величество с взятием Азова, – добавил баварец и впервые за время разговора позволил себе скривит губы в усмешке.

– Спасибо, – вернул я ему улыбку. – Но знаете, что самое интересное? Мне ничего не стоит приказать казакам оставить его. Представляете ситуацию? Султан Осман II соберет армию и уже приготовится выступить, как придет известие, что цель достигнута, и нет никакой надобности тащиться по степям. Даже не знаю, что он предпримет в таком случае? Может снова ударит с освободившимися войсками по Речи Посполитой, а может, пойдет на Вену… Кто знает?

– Или на Персию? – пытливо взглянул на меня Хотек.

– Тоже возможно. Кстати, у меня с шахом Аббасом прекрасные отношения.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ничего, кроме того, что персы и турки могут урегулировать свои разногласия, а могут сойтись в новом противостоянии. Всё в руках Божьих, не так ли?

– Аминь, – кивнул архиепископ и осенил себя крестным знамением.

– Ну, вот и поговорили, – решительно поднялся я со своего места. – Доброй ночи, господа. Нам надо поторапливаться, а то мои спутники, оставшиеся на улице, могут превратно истолковать такое долгое отсутствие.

– Я передам Его Величеству все, что вы сказали, – заверил провожавший нас Хотек.

– Прекрасно. Я надеюсь на вас, любезный граф.

– Но неужели вы и впрямь настроены столь решительно, что готовы выступить против императора?

– Как вам сказать, – остановился я и пристально взглянул в глаза чеха, – на беды Фридриха Пфальцского мне, откровенно говоря, плевать! Но если войска Фердинанда хотя бы приблизятся к моим границам, это, несомненно, станет казус белли [107].

– Я понял вас, Ваше Величество.

Собрать протестантских князей оказалось проще. Услышав, что я желаю с ними переговорить, они сами явились в резиденцию занятую герцогом Августом и теперь с нетерпением ожидали моего возвращения.

– Что вам сказал Фердинанд Баварский? – с нескрываемым любопытством поинтересовался Ульрих, встретивший меня буквально у порога.

– Ничего особенного. – Жаль, что вы не взяли меня с собой. – Не стоит сожалений, встреча была довольно скучной. Князья собрались?

– О, да!

– Прекрасно, – отозвался я и решительно двинулся вперед, пока датчанин не засыпал меня очередной порцией сплетен. Интересное дело, моя благородная матушка, хоть и была женщиной, рассказывая мне об участниках съезда, говорила исключительно об их деловых качествах, а так же давала краткую характеристику экономики их владений. А вот брат датского короля, напротив, делал упор на любовные похождения, скандалы и тому подобные вещи. Причем, было очень не просто разобраться, что в его повествовании хоть как-то соответствует действительности, а что является откровенным вымыслом.

– Итак, господа, я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие, – начал я свою речь. – Легкая победа над Богемией и Пфальцем вскружила императору голову. Он и ранее не слишком жаловал протестантов, а теперь и вовсе созрел для окончательного решения религиозного вопроса!

– Это вам сказал граф Хотек? – хмыкнул герцог Саксен Лауэнбургский.

– Нет, сударь мой, но это ясно как Божий день!

– Но, что вы предлагаете? – с надеждой в голосе спросил Фридрих Датский. – Войну?

– Нет, конечно, – улыбнулся я его горячности. – Начать боевые действия легко, а вот закончить их, да ещё так, чтобы послевоенный мир был хоть чуть-чуть лучше довоенного, куда сложнее.

– Но тогда что?

– Я полагаю, надо показать католикам нашу решимость и сплоченность. Если мы преуспеем в этом, возможно, гроза минует наши земли, но если нет…

– Что тогда? – сдавленно пискнул граф Блакенбург, владелец крохотного даже по германским меркам, но при этом вполне самостоятельного княжества.

– Тогда, нам даже Господь не поможет.

– Господа, – счел своим долгом вмешаться Юлий Эрнст. – Но, быть может, истинное положение дел не столь печально, как описал нам Его Величество? Как мне кажется, император Фердинанд настроен миролюбиво и вполне ясно дал это понять.

– К тому же содержание войск может оказаться непомерным, – мрачно добавил герцог Август.

– Не говоря уж о том, что мы не сможем выставить армию сопоставимую по силе с имперской.

– Но нас непременно поддержит король Кристиан! – запальчиво возразил ему принц Фридрих.

– Как бы это лечение не оказалось хуже болезни, – проворчал отчим, бросив на меня быстрый взгляд.

– О чем вы? – удивился датчанин.

– О вашем дяде, – саркастически усмехнулся герцог. – Его Величество Кристиан IV славится своей любовью вмешиваться в дела, которые его совершенно не касаются. Я, конечно же, не хочу быть католиком, но и перспектива стать датчанином нимало меня не прельщает.