Спасти СССР. Манифестация (СИ) - Королюк Михаил "Oxygen"

- Нет, - еще раз сказал себе Леонид Ильич, - нет, как угодно комбинировать, требовать и обижать кого угодно из товарищей, но ни в коем случае не лезть самим. Взрослые ведь мужики - коммунисты, в конце концов, а, порой, хуже баб.

Хотя понять-то их можно... "Лишь бы не было войны"... Да ведь он и сам так же думал - притом не так уж давно, в семьдесят пятом - семьдесят шестом, когда убеждал товарищей на Политбюро согласиться с тем, что нерушимость границ оправдывает все.

Так ведь верил же сам и других заставил поверить, что все уступки по "третьей корзине" - это ерунда по сравнению с зафиксированными границами. Кто бы мог тогда подумать, что любые границы поползут, если нужным образом разыграть эту треклятую "третью корзину"!

Нет-нет. Поляки все должны сделать сами... Только сами. "Волки" - справятся. Должны, мать его! Ведь это - свои, товарищи! Притом, без "условных кавычек", самые настоящие.

Только не надо делать их цепными псами. Нельзя их ни стреножить приказами и инструкциями, ни просто спускать на волю... Дрессировать и дрессировать, потому что с привычками еще той, прошлой, внутренней войны они сами такого могут натворить, что потом вовек не разберемся и не отмоемся. Никого и ни в чем не убедим. Значит, и контроль с нашей стороны должен быть жестче. Но на контроль надо ставить не этих, "замшелых", что еще не поняли, что опять война на пороге.

Да, Объект, похоже, в той своей пояснительной записке прав: ныне особенная война получается - как война сорок первого не походила на Империалистическую, так и нынешняя совершенно не похожа на прежнюю, выигранную в сорок пятом. И ведется она не в окопах и не ударами танковых клиньев, а подло и исподтишка, по-бабьи - слухами и ударами в спину.

Войны Леонид Ильич не любил. А эту он бы, как офицер, и вовсе с удовольствием пропустил. Можно, конечно, попробовать, что Михал Андреич предлагает в присланной записке... Мол, коль Председатель КГБ тоже соглашается с данными Объекта о начале реализации американцами плана "Полония", так и надо прямо спросить американцев, попросту используя мидовцев и посольство в Вашингтоне: ориентируются ли США, как и три года назад, на продолжение политики разрядки или готовы вернуться к "Холодной войне".

Леонид Ильич был как раз не против самой идеи - надо это сделать, надо обязательно, но подозревал после целой недели бесед с Андроповым, Устиновым и Арбатовым, что внятного ответа из США не будет. Вернее, по-нашему говоря, "отписка" будет. Может даже лично госсекретарь Вэнс ее и привезет. Эх...

А Картер, скорее всего, на прямой вопрос ответит, что да, таки "привержен политике снижения уровня международной напряженности", но все это будет впустую - потому что там, за спиной Президента США и часто независимо от него уже проворачиваются и сдвигаются какие-то не до конца понятные Генеральному детали трансмиссии, детали привода политического механизма противника. Куда там подаренному Никсоном автомобилю...

И, значит, на старости лет - война. И проиграть ее никак непозволительно. Только побеждать, чего бы это не стоило.

А что в этой нынешней войне стало бы Победой? Где тот Рейхстаг, в который втыкать знамя?

Просто устоять? Уже немало, конечно, но... Хотелось большего.

Разгрести бы накопившиеся завалы да вывести Содружество на чистую воду. А там и на покой можно будет - хоть так, хоть этак. И уже будет не страшно...

Леонид Ильич вдруг почувствовал, что ему полегчало. Был ли то свежий ветер в лицо или просто он наконец утвердился в решении? Неважно. Да и хватит убегать, так войну не выиграть.

Он повернулся к вестовому, и голос его вдруг окреп:

- Возвращаемся, дела не ждут.

1 мая 1978, понедельник, утро.

Ленинград, проспект Москвиной

Опять Первомай...

За долгие годы этот день потерял заложенный в него изначальный смысл, и для многих вытаскивание себя поутру из уютной раковины-квартиры стало обязаловкой.

Но на улице - ярко-ало, громко и весело. Медь оркестров, милиция в парадной форме, беззаботный смех. Стоит только немного пройтись, и вот уже втянуло тебя в какую-то разновидность бразильского карнавала, втянуло и завертело и хочется теперь гулять еще и еще, да не одному, а с закадычными друзьями и подругами; потом домой, к застолью - пельмешкам, пирогам и граненым рюмочкам. И как-то сами собой разглаживаются смурные морщинки на лбу, тянет рот улыбка от уха до уха, и мир вокруг мил забавными праздничными приметами.

Опять Первомай...

Уже второй. И круг замкнулся:

- Да, везет мне на Том, - вырвалось из меня негромко и мечтательно.

Моментально вспомнив и поняв, вспыхнула белозубой улыбкой Мелкая, а с другой стороны покрепче прижалась Томка.

- Желание загадывай! - закричал с азартом Паштет.

- А и загадаю, - засмеялся я, притянул Томок к себе и зажмурился.

Девчонки замерли, и я быстро-быстро перебрал желания:

"Нет... Нет... Не то... О! О-о-о... Чтоб не пришлось делать между вами выбор!"

Распахнул веки. Две пары глаз смотрели на меня от плеч серьезно и с вопросом.

- Все, - выдохнул я, - загадал. Все будет хорошо.

Очень хотелось чмокнуть в такие близкие носики, но я сдержался, а потом и вовсе через силу, с сожалением, выпустил девчонок из объятий.

Мелкая тут же надежно притерлась обратно к моему правому плечу. Рядышком с ней, словно тут и была, встала только что подошедшая Кузя. Она была чем-то довольна, и время от времени щурилась, точно сытая кошка.

Томка, вздернув с вызовом голову, стояла слева от меня. Сегодня она впервые принародно держала меня под руку и, поэтому, лицо ее время от времени вспыхивало, а голос звенел.

Волнуется. Зря, конечно. Лишь самые недогадливые в школе не знают, что мы пара, да и то лишь потому, что вопрос этот им неинтересен.

Я огляделся: проспект, вся проезжая его часть, был занят людьми. Они сбивались в кружки по симпатиям и интересам, и наш среди них был самым большим. Нас держало общее дело. Хорошо, что держит.

Вечером мы уходили в первую поисковую экспедицию. Пройдем демонстрацию, покружим по праздничному городу, потом по домам - поужинать да попрощаться и на ночной поезд - до Старой Руссы. Уже через сутки будем в поле, лагерь ставить.

Я еще раз вгляделся в лица своих ребят и девчат. Все ли понимают, что именно нас там ждет?

Ох, и вряд ли... Веселье, азарт, жажда порезвиться на свободе. Пожалуй, лишь Кузя посерьезней, но оно и понятно - поработай-ка санитаркой на хирургии. Эх, ей бы стержень Паштета, да на комиссара... Но нет - поздно, поздно, наверное, я за нее взялся... А потому надо срочно взращивать Пашку: без надежного второго номера это дело не проживет.

- Стройся... стройся... на линейку... - пробежало волной от головы районной колонны, и народ вокруг бестолково засуетился.

Все, кроме наших. Они просто ждали, глядя на меня.

Я повертел головой. Ага!

- Вдоль дома, - махнул рукой на близкие казармы Измайловского полка, указывая линию построения, - в четыре ряда.

Постепенно вокруг нас начало выкристаллизовываться какое-то подобие порядка.

- Фланги, внимание, - рявкнула в невесть откуда взявшийся мегафон Тыблоко, - десятый "А" - правое плечо вперед, восьмой "Б" - левое. Шаго-ом... Арш!

Выстроились.

Директрисса, склонив лобастую голову, выслушала какое-то негромкое наставление от подошедшего дяди Вадима, понятливо кивнула и опять поднесла рупор ко рту.

- Товарищи! Друзья! Сегодня у нас двойное событие! - Тыблоко с полоборота вошла в митинговый раж, и слова летели из нее легко: - Мы отмечаем шествием наш великий праздник - день международной солидарности трудящихся! Мы единимся сегодня с трудящимися всего мира в один братский союз для борьбы против всякого угнетения, за коммунистическое устройство общества, за мир во всем мире и счастье народов!