Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 189
– И слышу, и все понимаю. Подай мне халатик вон там, в саквояже, и принеси, пожалуйста воды с кухни. А я пока переоденусь и еще кое-что вспомню... Велено было слово в слово передать, а мысли путаются...
Наполняя водой кипяченой водой из большого оцинкованного бака, я продолжал анализировать ситуацию. Мне ведь предписаны не только курьерские функции, я должен выяснить, не двойной она агент? А то, что пьяна, – не страшно, даже наоборот.
Не дурака ли, кстати она валяет, и не играет ли она со мной, а не я с нею? Да непохоже, я ведь считал – полтора стакана мадеры в «Мотыльке», две рюмки конька и четыре фужера шампанского в «Эрмитаже». А утром у нее наступит похмелье и адреналиновая тоска, тогда откровенного разговора может и не получиться.
Уроки Шульгина и полковника Кирсанова крепко сидели у меня в голове, и перед тем, как отнести ей воду, я зашел к себе и набрал нужный код на клавиатуре карманного переговорного устройства с жидкокристаллическим экраном. Шульгин называл его «пейджером».
Прибор пискнул, на экране появился знак вопроса. Я передал сообщение, убедился, что оно принято, и спрятал пейджер под матрас. От греха...
Людмила лежала на своей кровати поверх покрывала, разошедшиеся полы черного халата с японским набивным рисунком открывали левую ногу как раз до того места, где она заканчивалась. Непривычного дизайна белье вместе с корсетом грудой валялось у изголовья. Уснула, что ли?
– Принес воду? – спросила она слабым голосом.
Я подал ей стакан. Она привстала, осушила его в три глотка. Шумно вздохнула. – Запри дверь. Я, правда, с непривычки слишком много выпила.
Опустила ноги на коврик. Халат совсем распахнулся. Людмила отбросила его, не торопясь легла, прикрылась одеялом до пояса. Даже без поддержки корсета грудь у нее почти не обвисала. Соски, маленькие и розовые, торчали пуговками. Значит не рожала еще.
Ее губы приоткрылись не то в улыбке, не то в презрительной гримасе.
– Воспитанные мужчины в упор на женщин неглиже смотреть не должны. Неприлично. Тем более что ничего нового ты не увидишь, а я пьяная, и когда на меня так смотрят – за себя не отвечаю. А если нравлюсь, – она приподняла руками снизу груди и качнула ими, – лови момент. Какая б ни была, а на спине лежать могу...
Удивляясь самому себе, я ощутил, что действительно готов на это. Да просто в смысле этнографии интересно, какова она – женщина, рожденная в позапрошлом веке?
Тем более что выполнение оперативного задания никак нельзя трактовать в плане супружеской измены. Я погасил лампу и, не спеша раздевшись, лег рядом с Людмилой.
Небольшой, но многозарядный и мощный пистолет, выданный мне Шульгиным, я незаметно положил на подоконник за портьеру. Там его и утром будет незаметно, а схватить в случае чего, можно мгновенно, просто закинув руку за голову.
Тело у нее было мягкое и горячее, а грудь наоборот, тугая не по возрасту. Я прикоснулся к ней губами. Духами от груди, вообще от Людмилы не пахло, только цветочным мылом. И запах был довольно свежим. Я провел ладонью по приятно округлому животу, пушистому «холму Венеры», по нежным, шелковистым изнутри бедрам. Потом поднес ладонь к лицу. То же самое – запах недавно вымытого женского тела. Это меня уже всерьез насторожило.
Дорога от Риги занимает гораздо больше суток, а душевых в поезде пока не придумали. Даже в вагонах первого класса. Умыться можно, но и только. Вряд ли в тесном, не слишком чистом вагонном туалете она снимала корсет и прочее, чтобы ополоснуться холодной водой.
Так, может быть, она подсела в поезд лишь на ближайшем от Москвы полустанке? Тогда и «полковник», передавший ее мне, не наш, а вражеский агент? И я сам сообщил ему, что не простой курьер, а человек, имеющий право принимать ответственные решения. Из этого может получиться совершенно неожиданная коллизия...
Но логика логикой, а если не спал с женщиной больше двух недель и чувствуешь ладонью все подробности рельефа ее тела, то здравые мысли отступают на задний план, если не дальше.
Довольно долго Людмила лежала совершенно безвольно, позволяя мне делать все, что хочется, и в этом был какой-то особый утонченный эротизм. Только постепенно учащающееся дыхание и легкие сокращения мышц напомнили, что она живая, а не фторвиниловый муляж.
А потом словно очнулась, сообразила, что происходит и в таком положении следует делать.
Я часто слышал, что ни одна настоящая женщина не похожа на другую, и с каждой постигаешь нечто совершенно новое и неизведанное. Я-то сам не мог похвастаться богатым опытом, последние несколько лет общался только с Аллой, а еще раньше мои случайные подружки оказывались, как на подбор, очень вялыми и флегматичными. Похоже, что и в постель они ложились только из вежливости или потому, что в их кругах было принято время от времени отдаваться мужчинам. Но женщина из прошлого оказалась более чем темпераментной.
Обвив меня руками и ногами с такой яростью, словно собиралась переломать мне кости, Людмила дергалась и билась, словно в эпилептическом припадке, стонала, вскрикивала и рычала. Не скрою, это буйство низменных инстинктов возбуждало и затягивало. А вдобавок молодая, образованная, изысканно воспитанная женщина, переводя дыхание, бессвязно и грубо материлась, подстегивая меня и комментируя происходящее словами, которые вокзальные извозчики произносили, понижая голос.
С подобным проявлением страстей я встретился впервые. Впрочем, возможно, у здешних женщин это принято. Как знак эмансипации и равенства в борьбе полов.
Благо стены пансионата сложены в четыре кирпича, а толстые двери еще и занавешены бархатными портьерами. А то, боюсь, на шум сбежались бы обслуга и жильцы. Если, конечно, подобные эксцессы здесь не являются привычной прозой жизни.
После потрясающего, как в вагнеровских операх, финала Людмила отвалилась к стене, нескоро отдышалась, скомкав простыню, вытерла лицо, грудь и плечи.
– Дай мне папиросу...
Я нашарил на столе коробку, едва сумел зажечь огонь дрожащими руками.
– Ты доволен? – наконец спросила она нормальным, даже тихим голосом.
– Угу...
– Я тоже... Молодец, умеешь, давно такого не переживала. У меня ведь, честно сказать, с весны ни с кем ни разу не было... Разговелась. – Теперь она ничем не походила на воспитанную тихую скромняшку из кафе. Пожившая, давно забывшая о предрассудках женщина, как говорится – с непростой судьбой. Клеопатра с пистолетом за подвязкой. С таким темпераментом – полгода поститься. Нельзя не посочувствовать. Лукулл, испытывающий муки Тантала.
