Врач из будущего (СИ) - Корнеев Андрей

— Германия и Япония… что ж, там действительно не самые дружественные нам режимы, — наконец произнес майор. — Италия… гм… Финляндия — враг малый, но потенциальный. Ладно. Ваше условие принимаем. Оформляем протокол.

Когда Иван вышел на морозный воздух, его била мелкая дрожь. Он только что, по сути, согласился на аферу государственного масштаба. Он должен был сознательно создавать менее совершенные лекарства и инструменты. Но красные линии он очертил. Знание будущего давало ему такую возможность, и он ею воспользовался.

Вернулся он поздно. Катя уже ждала его, на столе стоял остывший ужин.

— Лёва, что случилось? Ты весь бледный.

— Ничего страшного, — он постарался улыбнуться, снимая пальто. — Государственные дела. Новый проект. Сложный.

Он не мог рассказать, пока не мог. Эта информация была слишком опасной. Он сказал, что его привлекают к консультациям по вопросам экспорта, что все в порядке.

Но уснуть не мог. Пройдя в кабинет, он зажег свет и сел в кресло, глядя в темное окно, в котором отражалась его собственная усталая тень.

Вот так всегда, — пронеслось в его голове. Знание будущего не освобождает, а заковывает в цепи. Я не могу отказаться. Стране нужна валюта. Нужны станки, технологии. Мои «Крустозин-Э» и хрупкие капельницы помогут их купить. Они все равно будут лучше, чем то, что есть у них сейчас. Они спасут жизни. Но… это компромисс. Первый по-настоящему грязный компромисс. Я не просто врач, я игрок. И играю не только с болезнями, но и с государствами.

Он думал о Германии, о Японии. Он мысленно провел красные линии на карте будущего пожара. Италия, Финляндия… Пусть даже здесь это казалось странным, он знал, что был прав.

Отец предупреждал. Система не просто защищает, она использует. И я стал достаточно ценным активом, чтобы меня использовать. Теперь вопрос смогу ли я, используя систему, провести свои условия? Смогу ли я, создавая, не потерять себя?

Он чувствовал тяжесть на душе. Гораздо более тяжёлую, чем после бессонных ночей проваленных экспериментов.

На следующее утро он собрал в своем кабинете Катю, Мишу и Сашку. Дверь была закрыта наглухо.

— Коллеги, друзья, — начал Иван, обводя их взглядом. — То, что я вам сейчас скажу, не должно выходить за эти стены. Мы получили государственный заказ. Специальный.

Он изложил суть, опуская детали встречи, но четко обозначив задачу: создать упрощенные, менее эффективные, но коммерчески привлекательные версии их основных разработок.

Реакция была мгновенной и взрывной.

— Что⁈ — Сашка вскочил с места, его лицо покраснело. — Лёва, ты с ума сошел? Мы что, вредители теперь? Сознательно будем делать хуже⁈ Да я… да мы…

— Спокойно, Саш, — Миша, напротив, казался заинтригованным. Он снял очки и принялся нервно протирать линзы. — Технически… это любопытнейшая задача. Не улучшить, а ухудшить, сохранив при этом внешние признаки эффективности… Нетривиально. Нужно проработать параметры деградации…

— Миша! — Катя посмотрела на него с укором, а затем перевела взгляд на Ивана. Ее глаза были полны тревоги. — Лёва, это же… неправильно. Мы же спасаем людей. А здесь… мы будем продавать не самое лучшее.

— Я знаю, — тихо сказал Иван. — И я прошел через те же чувства. Но выслушайте до конца. — Он глубоко вздохнул. — Во-первых, эти «ухудшенные» версии все равно будут на порядок лучше того, что есть сейчас в Европе или Америке. Мы не продаем яд, мы продаем менее совершенное лекарство. Во-вторых, вырученная валюта пойдет на закупку станков, оборудования, которое нужно для нашей промышленности, для обороноспособности. Это приказ. И он с самого верха.

Сашка медленно опустился на стул, все еще хмурый.

— Задача, действительно, представляет определенный академический интерес, — заключил Миша, водружая очки на нос. — Я уже вижу несколько возможных путей дестабилизации молекулы пенициллина при длительном хранении…

Катя вздохнула. Она видела решимость в глазах Ивана и понимала, что спорить бесполезно.

— Хорошо, — сказала она. — Но я буду вести строжайший контроль качества. Чтобы наши «внутренние» образцы ни в коем случае не пострадали.

— Естественно, — кивнул Иван, чувствуя, как камень с души сваливается. Его команда осталась с ним. Они прошли первое испытание на прочность в этой новой, сложной игре.

Работа закипела. В одном из изолированных боксов лаборатории начались эксперименты по созданию «Крустозина-Экспорт» и разработке чертежей капельницы с преднамеренно усложненной конструкцией и менее надежными соединениями.

Следующие несколько дней Иван провел в напряженной работе, пытаясь заглушить внутренний дискомфорт. Но вечером, когда они с Катей остались одни в своей просторной квартире на Карповке, она не стала ждать.

Она пришла к нему в кабинет, где он сидел над отчетами с проекта «Экспорт», и села в кресло напротив.

— Лёва, мы не можем так продолжать, — тихо сказала она.

Он поднял на нее взгляд, отложив карандаш.

— О чем ты?

— Ты знаешь, о чем. Ты замыкаешься в себе. Эта новая работа… она тебя съедает. И мне кажется, я знаю, почему. Потому что ты идешь против своей природы. Ты же созидатель, а не фальсификатор.

Иван хотел было возразить, но она не дала.

— И я хочу вернуть тебя. К жизни. К нам. Помнишь, мы говорили о ребенке? Ты тогда сказал, что я нужна тебе здесь, как сотрудник, как правая рука. Но, Лёва, посмотри вокруг! — Она сделала широкий жест рукой. — Наша лаборатория разрослась. Там больше ста человек, считая прикомандированных! У меня уже три заместителя, которые справляются с рутиной не хуже меня. Я не прошу уйти с работы. Я буду работать! Посмотри на Анну Борисовну, она же всю жизнь проработала врачом, родила и вырастила тебя! Посмотри вокруг все наши друзья, все коллеги… У Сашки и Вари скоро будет ребенок! Все справляются. А мы… мы откладываем. Я прошу… я прошу дать нам шанс. Продолжить нашу жизнь в новом человеке. Дать ему все то хорошее, что мы с тобой создали здесь.

Она говорила нежно, но очень настойчиво. Ее глаза сияли в свете настольной лампы, и в них была не просьба, а скорее уверенность в своей правоте.

Иван откинулся на спинку кресла. Он смотрел на нее: умную, красивую, сильную женщину, свою жену, своего самого верного соратника. И он понял, что она права. Его затянула воронка государственных игр, и он начал терять главное, то ради чего все это затевалось. Не ради абстрактного «будущего страны», а ради счастья конкретных людей. Начиная с них самих.

— Я… мне нужно подумать, Катюш, — честно сказал он. — Это очень серьезно. Дай мне немного времени.

— Хорошо, — она улыбнулась ему, встала и, подойдя, поцеловала в лоб. — Я подожду.

Он снова не мог уснуть. Но на этот раз его терзала не государственная тайна, а куда более личная дилемма. Он лежал в постели, глядя в потолок, и в его голове выстраивались два безупречных, врачебных списка.

ДОВОДЫ ПРОТИВ:

Война. Через каких-то пять лет. Ужас, кровь, смерть. Как я могу привести ребенка в мир, который знаю обреченным на это? Ответственность. Чудовищная ответственность. За его жизнь, здоровье, будущее. Уязвимость. Сейчас мы с Катей команда, мы мобильны, мы можем много рисковать. Ребенок сделает нас уязвимыми, привяжет. Время. Его катастрофически не хватает, я не начал еще множество направлений для лечения болезней, но сейчас нельзя распыляться. А смогу ли я уделять ему достаточно внимания?

Он перевернулся на бок. За окном горели огни города, того самого города, который он полюбил всем сердцем.

ДОВОДЫ ЗА:

Катя. Я люблю ее. И я вижу, как она этого хочет. Это сделает ее счастливой. А ее счастье это и мое счастье. Одиночество. В прошлой жизни у меня не было никого. Здесь у меня есть все. Но ребенок… это другая степень близости. Это продолжение. Смысл. Я борюсь за будущее. Но что это за будущее, если в нем нет места новой жизни? Если я только оттягиваю чью-то смерть, но не даю начало новой жизни? Моя миссия должна быть и созидательной. Вера. Я уже изменил ход истории. Спас тысячи жизней. Я создаю щит для страны. Значит, я могу создать и безопасное будущее для своего ребенка. Это моя самая главная ставка в этой игре. Если я не верю в это, то зачем все?