Экс на миллион (СИ) - "Greko"

— Не сомневайся! Деньги есть.

— Ну, гляди. Ужо подъезжаем.

Коляска двигалась по Пречистенскому бульвару, похожему скорее на границу между городом и дачной местностью. С одного края мостовой — высокие дома, с другого, за кованой оградкой — разросшиеся деревья, вылезающие на проезжую часть своими ветками. Между их кронами, на противоположной стороне бульвара, степенно проплывала двухэтажная конка с империалом.

Пролетка свернула на Пречистенку. Недолго повизжала ободами по мощеной улице и свернула в переулок.

— Всеволожский! — радостно воскликнул извозчик. — Тебе, барин, какой дом нужон?

— Дом доктора Плехова.

— Так вона вывеска аптеки и дохтора.

И действительно. Двухэтажный длинный дом украшала вывеска «Складъ аптекарскихъ товаров Н. Чекушкинъ и Ко», а рядом примостилось небольшое объявление: «Доктор А. С. Плеховъ. Внутреннiя болез. желудка, кишекъ, крови и обмъна вещ. Прием: 9–12 час. у. и 5–7 веч.».

… Молодая м-м Плехова, Антонина Никитична, урожденная Чекушкина[2], страдала от извечной московской болезни. Не от язвенных колик, как можно было бы подумать, узнав о роде врачебных интересов ее мужа, а от всепоглощающей скуки. Сытой, откормленной на молочных продуктах дачного сезона в Пушкино, бездетной скуки, требовавшей чего-нибудь дерзновенного, чего-нибудь резкого, сокрушающего устои. Вроде замены самовара на дорогущую кофемашину из Италии за неимоверные десять тысяч рублей или участия в революционных митингах под красными флагами в пользу учредительного собрания. Появление в доме неожиданного пришельца с родины мужа внесло известный заряд электричества в ее воображение. Последствия себя ждать не заставили. Этот день своей жизни она запомнила надолго.

Но обо всем по порядку.

С супругой Тоней Антонину Сергеевичу повезло. Женщиной она была фигуристой, лицом приятной, нравом незлобливым, хоть и взбалмошным. И с достойным приданным. Вдовый папенька ее держал аптеку на первом этаже, в которую пустил, потеснившись, зятя с амбулаторным кабинетом. А жило объединившееся на профессиональной и родственной основе семейство на втором. Удобно! Никаких транспортных расходов. И место многим на зависть. В арбатских переулках хватало страждущего небедного люда, готового расстаться с золотыми червонцами ради провизорского товара или консультаций по поводу запоров, газов и прочих желудочно-кишечных неприятностей. Хоть и столица, но Москва, бывало, баловала, нередко поставляя покупателям откровенную дрянь или продуктовый фальсификат. Со всеми вытекающими последствиями. Так что семейство Плеховых-Чекушкиных не бедствовало, хотя, конечно, не могло позволить себе ни собственный модный самобеглый экипаж, ни смутившую душу Антонины Никитичны итальянскую кофеварку от миланца Луиджи Беццера[3].

Мое сообщение о происшествии в Плеховской усадьбе доктора возбудило не на шутку. Выслушал меня накоротке, уточнил, как меня звать-величать. Представил супруге и, отмахнувшись пока от денег и портфеля с документами, умчался на телеграф, чтобы организовать перевод брата из Липецка в Грязи, где и условия лечения, и врачи были на порядок выше.

Антонина же Никитична, угостив меня кофе, который она предпочитала чаю, затеяла подробные расспросы о событиях с Максимом Сергеевичем. С каждой новой деталью ее глаза загорались каким-то инфернальным блеском. Когда я подошел к самому финалу, она вскочила с мягкого дивана и заметалась по комнате. Нужно признаться, зрелище было приятное глазу. Нынешняя мода наловчилась подавать дам в весьма выгодном ракурсе. Длинные струящиеся элегантные платья очень этому способствовали. Как и высокие прически, размером с Эйфелеву башню.

— Если вам, Василий, оказалось по плечу противостоять толпе сорвавшихся с цепи мужиков, то вы в состоянии мне помочь в одном деликатном деле, — я поиграл бровями, давая понять, что все возможно в этом мире. — Понимаете, со мной давеча случилась неприятность. Я отправилась на Мясницкую пробрести ведро спирту за рубль восемьдесят копеек…

У меня отвалилась челюсть.

Правильно считав мою реакцию, м-м Плехова залилась смехом, который ей очень шел. Хороша была чертовка, черт ее побери!

— Нет-нет, вы не так все поняли. Спирт не для внутреннего употребления, как вы подумали. Всего лишь для заправки светильников и кабинетных фонарей от фирмы «Синумтра». Увы, мы пока не можем себе позволить проведение в дом электричества. Есть надежда, что вскоре рядом с нами построят большой доходный дом, и вот тогда… — она мечтательно закатила глаза. — Пусть нас уверяют подкупленные винокурами эксперты, что спиртовое освещение гигиеничнее, дешевле керосина и светлее электрического, но я — за прогресс!

Я развел руками: мол, и сам такой, но хотелось бы понять, что от меня требуется.

— Извините, — мило покраснела Антонина Никитична. — Я такая болтушка, постоянно скачу с темы на тему. Меня еще в пансионе ругали… Итак, магазин на Мясницкой. Его владелец негодяй!

— Неужто спирт не тот⁈ Не светит, как должно?

— Хуже! — отрубила м-м Плехова. — Он позволил себе наговорить мне дерзостей. Его следует проучить.

— Эээ… Как вы себе это представляете?

— Ну, вы такой большой… Сильный… Вы могли бы его как-то наказать…

— Морду что ль начистить? — по-простецки брякнул я и, оказалось, попал в самую точку.

Антонина Никитична сделал этакий пас рукой, в который умудрилась вложить и свое согласие на мордобой, и свое личное полное отрицание толстовской идеи о непротивлении злу насилием.

— А как же Антонин Сергеевич? — растерялся я. — Не будет ли возражать ваш муж?

Последовал очередной взмах белой ручкой, пояснивший мне без слов, что в некоторых вопросах Плехов-старший приучен ходить по струнке.

Так все и вышло. Когда Антонин Сергеевич вернулся, на идею жены среагировал странно:

— Конечно, следовало бы мне… Но мое положение…. — замямлил он. — Не вызывать же его на дуэль… У него дюжие приказчики, чтобы вы знали…

— Ни слова больше, доктор. Вы мне жизнь спасли! Накажу нахала, не сомневайтесь.

Плехов подскочил ко мне с глазами, полными признательности, и потряс энергично руку.

— Вот просто выручите, голубчик! Натуральным образом, выручите!

— Доктор, встречная просьба. Не одолжите мне рублей сто? В кармане шиш да не шиша, но это поправимо. Вы не сомневайтесь: отработаю, отдам.

Доктор расстался со сторублевым кредитным билетом без колебаний. Взял его из той пачки денег, которую я притаранил на себе из Липецка. Еще и замямлил нечто вроде «за хлопоты, за документы, за брата следовало бы тебя отблагодарить».

— Свои люди, Антонин Сергеевич! Сочтемся! — остановил я поток благодарностей.

— Василий! За мной! — решительно объявила уже собравшаяся на выход мадам, постукивая зонтиком по ладони.

… Пока мы добирались на извозчике от площади Пречистенских ворот до Мясницкой, Антонина Никитична поведала мне о глубине падения нравов в среде торговцев осветительными товарами. По ее словам (я не был уверен, что им можно доверять на сто процентов), мерзкий Мшковский, хозяин магазина, в крайне грубой форме отказался продать ей спирту и на глазах посетителей попросту выставил ее за порог.

— Я пыталась призвать пристава, чтобы выписали протокол, но мои попытки не увенчались успехом. Уверена, околоточный кормится с магазина, как и все их полицейское племя. Правильно кричат на улицах: долой самодержавный режим!

— Разберемся, мадам, — успокоительно повторял я.

Легко сказать, да трудно сделать. Как ни странно, Мшковский таки оказался негодяем, причем трехобхватного размера. При виде нас он разорался на весь зал, требуя очистить помещение, позволяя себе непарламентские выражения и тряся сложносоставным подбородком.

— Вы бы, уважаемый, коней придержали, — попытался я его урезонить.

Владелец лавки некоторое время буравил меня взглядом, пытаясь разобраться, что за гусь к нему в лавку пожаловал. Наверное, его сбила с панталыка моя простоватая соломенная шляпа. Приняв меня за дачника-недотепу, он без всякого стеснения излил уже в мой персональный адрес накопленную за полдня злобу.