— Егор Андреевич, чуть не забыл! — он хлопнул себя по лбу. — Мы эту… потáшь-то наделали за два дня. Два горшка полных!
— Потáшь? — я замер на месте, не веря своим ушам. Вот это была хорошая новость!
— Ага, — кивнул Семён. — Как вы учили — золу вымачивали, процеживали, выпаривали. Получилось, кажись, хорошо.
— Молодцы! — я не скрывал радости. — Настоящие молодцы! А глины не додумались насушить красной?
— Всё сделали, барин, — Семён расплылся в улыбке. — И даже покрошили её мелко-мелко, прям в пыль. Ребятня целый день толкли, аж руки посбивали.
Это было даже больше, чем я ожидал. С потáшем и красной глиной мы сможем…
— Ну что ж, — я улыбнулся, глядя на удивлённые лица мужиков, — тогда нужно добывать металл.
Работа закипела быстро. Я развёл под ретортой сильный огонь. Внутри начался процесс — вода, оставшаяся в поташе, превращалась в пар, который, проходя через раскалённый уголь, преобразовывался в смесь газов, богатую водородом и угарным газом. Именно эта смесь и была нам нужна для восстановления металла из глины.
К отверстию в крышке я приладил глиняную трубку и направил её в другой сосуд, наполненный глиной, которую ребята перетёрли в порошок. Семён смотрел на всё происходящее с нескрываемым изумлением.
— Сейчас газ пойдёт через глину, — пояснил я ему. — И начнётся самое главное.
— Это как в прошлый раз? — спросил Семён.
— Да, металл из глины делать будем, — ответил я, не отрывая взгляда от нашей конструкции. — Газ заберёт кислород из неё, и уже потом можно будет собирать металл.
Гришка удивленно хлопал глазами не представляя как такое может быть. Но я был уверен в успехе — химические реакции подчиняются строгим законам, и результат будет именно таким, как я рассчитывал. Тем более, у нас уже один раз так получилось.
Процесс шёл медленно. Из трубки появился сизый дымок, который начал проходить через слой глины. Я внимательно следил за тем, чтобы огонь под ретортой не угасал.
Во второй половине дня закончили возиться с светильным газом и оставили глину остывать, а сами сели перекусить.
Ну а после пришли пробовать собирать металл. Я каждому раздал по магнетиту, чтоб каждый из них прочувствовал каково это собирать металл из глины.
— Смотри-ка, дело пошло! — воскликнул Семён, когда металл начал прилипать к камню.
Солнце клонилось к закату, а мы всё работали. Руки были в глине, лица почернели от копоти, но никто не жаловался. Все на столько были увлечены процессом, что не заметили как наступил вечер.
Петр заметил:
— А глина-то белая остаётся. Глядите, как мука!
— Это каолин, — объяснил я, разглядывая белоснежный остаток. — Ценная вещь, между прочим. Отложим в сторону — пригодится для внутренней обмазки кузнечной печи. А потом, глядишь, и фарфор освоим.
— Фарфор? — изумился Гришка.
— Именно, — кивнул я. — Но это потом. Сейчас главное — металл.
Когда стемнело, мы наконец остановились. Я собрал все наши металлические трофеи и взвесил в руке.
— Килограмма два, — объявил я с гордостью. — Для первого раза неплохо.
Мужики с уважением смотрели на металлические крошки, которые мы складывали в небольшое корыто.
Белую глину мы аккуратно собрали в мешки из холстины. Её набралось около двадцати килограммов — примерно то, что я и ожидал при выходе металла в десятую часть от исходного сырья.
Мы сидели у костра, уставшие, но довольные. Два килограмма металла лежали рядом — первый шаг к большим переменам.
— С этим металлом мы ещё такого наделаем, — я смотрел на огонь, представляя будущие возможности. — И это только начало, мужики.
Глава 4
За следующие пару дней мужики достроили оба дома и заканчивали укладывать солому на крышу. С первыми лучами солнца начался долгожданный переезд Фомы с Пелагеей и Петра с семейством.
— Ну, с Богом! — перекрестился Фома, берясь за сундук с пожитками с одной стороны, а с другой подхватил Митяй.
Пелагея семенила рядом, прижимая к груди узелок с иконами.
— Ты смотри, не урони! — причитала она. — Там же бабкино приданое!
— Двадцать лет не ронял и сейчас не уроню, — буркнул Фома, но на всякий случай перехватил сундук поудобнее.
Петрово семейство двигалось следом — сам хозяин тащил лавку, старший сын волок мешки с одеждой, а жена Дарья руководила процессом, держа на руках младшего.
— Налево заноси, налево! — командовала она мужу, когда тот приблизился к новому дому. — Да не так! Ты что, окривел за ночь?
— Да попробуй с этой лавкой развернуться, — сопел Пётр, маневрируя в дверном проёме. — Она ж, зараза, не гнётся!
Я наблюдал за этой суетой с улыбкой, изредка помогая с особо тяжёлыми вещами. Настроение у всех было приподнятое, несмотря на хлопоты.
Забавный случай вышел с петухом и курами, которых Дарья решила перенести в новый курятник. Она поручила это дело своему среднему сыну, Ваньке.
— Только смотри, держи крепче, — наставляла она. — Особенно петуха!
Ванька, мальчишка лет семи, кивал с серьёзным видом. Но стоило ему взять в руки крупного рыжего петуха, как тот поднял такой переполох, что все куры разлетелись кто куда.
— Держи их! Лови! — кричала Дарья, показывая рукой на ошалевших птиц.
Мужики посмеялись, продолжая работу, а ребятня кинулась на помощь. Картина была та ещё — они с весёлыми криками гонялись за курами, которые с кудахтаньем носились между домами.
— Васька, заходи слева! — командовал Гиршка, подкрадываясь к пеструшке, примостившейся на заборе. — Сейчас я её…
В этот момент петух, улучив момент, взлетел прямо ему на голову.
— Ах ты ж, чтоб тебя! — Гришка отчаянно замахал руками, пытаясь согнать разъярённую птицу.
Все грохнули со смеху, даже Дарья, забыв про строгость, прыснула в кулак.
— Вот тебе и новоселье с почётным караулом, — хохотал Илья, помогая Гришке избавиться от воинственного петуха.
В конце концов, всех кур переловили и водворили на новое место. Петух, словно смирившись с переездом, важно прошествовал в курятник сам, будто так и задумал с самого начала.
К полудню основные хлопоты были позади. Пелагея расстелила в новой горнице домотканую скатерть и выставила угощение — хлеб, солёные огурцы и квас.
— Заходите, люди добрые, отведайте хлеба-соли в новом доме! — приглашала она, раскрасневшаяся от волнения.
Мужики не заставили себя упрашивать. Расселись на новых лавках, с одобрением поглядывая на ровные стены и добротную печь.
— А что, хорошо получилось, — Петр провёл ладонью по гладкому дереву. — Не дом, а загляденье.
— Ещё бы, — кивнул Фома с гордостью. — В таком и помирать не страшно.
— Типун тебе на язык! — всплеснула руками Пелагея. — В новом доме о смерти не говорят!
— Это я к слову, — смутился Фома. — Значит, долго жить будем.
Новосёлы были довольны, дома и впрямь вышли добротные — просторные, светлые, с хорошими печами.
После обеда я отозвал в сторону Захара и остальных служивых.
— Насчёт таунхауса, — начал я. — Решил его переделать.
— Это как? — нахмурился Захар.
— Каждую комнату разделим ещё на две, чтобы у каждого служивого была своя. Для порядка и удобства.
Захар почесал в затылке, обдумывая предложение.
— А что, дело говорите. Так-то сподручнее будет. Каждому своё место, да и приятнее, чем в ангаре. Мы то люди служивые, конечно, привыкли к неудобствам, но там то да — лучше будет.
Мужики со служивыми буквально сразу же пошли работать. Степан с Прохором пилили доски для перегородок, Илья с Петром устанавливали их, а служивые помогали с крепежом и подносили материалы.
— Не криво ли ставим? — сомневался Илья, примеряя очередную доску.
— В самый раз, — заверил его Петька, прищурившись на перегородку. — Ровнее некуда.
До вечера с работой управились. Последним делом перетащили топчаны из ангара.
— Тесновато будет, — заметил один из служивых, примеряясь к своей новой каморке.
