Японская война 1905. Книга восьмая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

Крикун попался опытный, больно задел девушку — даже на расстоянии я увидел, как она побледнела. Но он не учел ту репутацию, которая уже успела сложиться у дочки президента, застрявшей во вражеском тылу. Ведь изначально и японцы, и даже наши не горели настоящим желанием следить за тем, чтобы все права пленных соблюдались. А вот Элис это делала! Сначала пыталась сама — ее слушали, только пока она стояла рядом. Потом она пару раз привлекла меня и Татьяну — и особенно после нагоняя от медиков все начало меняться.

Сложно считать чужаков своими. Но мы учились, и, как ни странно, это же в итоге работало в нашу пользу. Разговоры на заводах, слухи, ползущие по городам и деревням. Дополняя то, что мы рассказывали по радио, все вместе это помогало нам постепенно становиться частью американского юга. А Элис больше не называли странной Алисой из сказки, для всех она стала госпожой Рузвельт. И тому, кто не стал следить за своими словами, очень быстро прилетело по морде.

— Еще раз скажу, — девушка продолжила с каменным лицом, будто ничего и не случилось. — Генерал Макаров — не демон, моя душа при мне, а господин Лондон был гораздо интереснее как писатель, когда придумывал что-то свое, а не переписывал сюжеты за немцами.

Элис все-таки не удержалась и фыркнула. А потом удивила даже меня.

— Тем более вам всегда стоит держать в уме, — она повернула голову и с вызовом посмотрела в мою сторону. — Все, что вы сейчас будете строить и создавать, однажды станет работать на пользу Америке. Не «так или иначе», как говорит Макаров, а когда Новая Конфедерация проиграет точно так же, как и старая.

Кажется, однажды сказанные мной слова сильно запали ей в душу. Что ж, пока это идет на пользу дела — я поднял руку и показал девушке большой палец.

— Но если янки снова победят, — задумчиво спросил еще один пленник с техасским акцентом, — то что будет с заработанными нами деньгами?

— И это еще одна причина, почему я здесь. Деньги, квартиры, машины — все, что вы заработаете и сумеете сохранить, останется вашим. С тем, что будет уничтожено в процессе войны, увы, ничего не поделать, но… Кажется, генерал Макаров обсуждал с городским советом введение страховок.

Люди разочарованно заворчали. Платить за то, что, возможно, и не случится, никто не хотел. А я и не настаивал. Тем более пока мы просто готовим почву: а вот будет землетрясение, мы показательно выплатим все положенное нескольким десяткам счастливцев, а потом… Страховки станут неплохим бонусом для бюджета Новой Конфедерации.

Я немного увлекся мыслями о будущем, так что пропустил момент, когда Элис передала пленных их наставникам на заводе и плавно подошла ко мне.

— Кажется, у вас новое платье? — я обратил внимание на очередной оттенок синего, который девушка смогла раздобыть среди тонн хлама, что торговцы со всего света спешили привезти в Сан-Франциско, пока до нас не добрался американский флот.

— Думаю открыть модный магазин.

— Если перейдете от дум к действию, то я бы добавил пару моделей для мужчин от себя. А то русского, немца или англичанина легко нарисует парой характерных штрихов любой художник. И нам бы тоже стоило поработать над своим образом.

— Я над женщинами, вы над мужчинами?

— Почему нет? А потом проверим, захотят ли люди это носить. И если не угадаем, надо будет не давить, а отойти в сторону и дать попробовать кому-нибудь еще.

— Вы умеете заставить чего-то хотеть, — Элис мечтательно прищурилась. — Вот теперь несколько ночей спать не буду, пока не придумаю что-нибудь стоящее.

— Верю в вас, — я пожал девушке руку и хотел уже идти дальше, когда она впилась мне в пальцы и удержала.

— У меня есть еще один вопрос, — карие глаза смотрели на меня очень внимательно и серьезно. — Война — это, конечно, не мое дело, но… Я видела, что в город прибыло сразу несколько германских транспортов с тысячами и тысячами солдат. Что это значит? Просто раньше вы всегда говорили, что война — это внутреннее дело Америки. И пусть некоторые вам не верили, но вы по-своему следовали этому правилу… А тут столько чужаков! Вячеслав Григорьевич, — девушка почти плавно выговорила мои имя и отчество, — вы хотите привести к нам домой новую большую войну?

— А вы боитесь? — я почувствовал за ее словами то, что она не сказала прямо.

— А вы нет? Когда люди были сами по себе, каждый из нас был важен. Когда появились семьи, важнее стало уже их выживание — жизни отдельных людей начали падать в цене. Когда стали важны рода, племена, нации — эта цена стала еще ниже. И мне на самом деле страшно представить, а что будет с людьми, когда мы станем думать не о них, а о целом мире сразу? Просто случайная жертва, строчка на полях газет, даже не имена, а часть цифры, на которую уже никто и не смотрит.

У меня почему-то побежали по спине мурашки. Действительно ведь: если думаешь обо всех, то не думаешь ни о ком конкретно.

— Обещаю, — я внимательно посмотрел на Элис, — я не буду забывать о людях.

— А большая война?

— Не могу обещать за других, а свое слово я вам уже дал.

— Когда вы проиграете, — Элис опустила взгляд, — я тоже обещаю, что не забуду о вас.

Грусть сменилась хитрой усмешкой.

Мы разошлись, и я, обогнав новеньких, зашел в здание бывшей литейной. Тут стояли несколько десятков станков от «Прентис» и «Найлс». Токарные, фрезерные, сверлильные, даже более редкие для шестерен и сложных деталей. Питание от парового двигателя позволяло не экономить, запасные детали были, так что работало все это богатство почти без остановки.

— Добрый день, господин Макаров, — Патрик Боумен как обычно перехватил меня у самого входа.

Вот тоже странный человек. Застрелил своего прошлого начальника, чтобы не лить лишнюю кровь — я думал, что мы в итоге точно не сладим, но… Патрик, подхватив работу острова в первые дни, с тех пор не допустил ни единой ошибки. Люди пахали, все задачи выполнялись точно и в срок, словно это не чужая земля, а свой родной завод где-то в Маньчжурии. До сих пор не могу понять: то ли это скрытый талант, то ли какая-то сложная игра. Но Огинский держит руку на пульсе, и пока ничего странного тоже не заметил.

— Добрый день, — я кивнул в ответ. — Ну, показывайте мне новую линию. Говорят, вы перешли на полный цикл производства снарядов исключительно с использованием своего оборудования.

Немного жалко было перенаправлять мощности, которые могли создавать целые броненосцы, на что-то попроще, но… Грядет эпоха дредноутов, и уже скоро старые модели — то единственное, что мы бы смогли повторить — совсем потеряют в цене, а хороший снаряд — это почти золото. Абсолютная ценность.

— Все верно, — Патрик просиял. — Мы объединили несколько цехов в одну линию, добавили крышу, железные дороги, и вот… В купольных печах там, в дальнем конце, мы плавим чугун с ломом, дальше с помощью кранов разливаем по формам. Получившиеся цилиндры едут к тяжелым токарным станкам на грубую обточку — это уже не плавильня, а бывший механический цех. После того, как с заготовок снимут литейную корку, они отправляются на сверлильные станки, потом точная обточка корпуса. Наши станки хоть и старые, но за ними всегда следили, так что точность до двух сотых дюйма я могу гарантировать своими всеми целыми пальцами.

Я перевел цифры в привычные мне координаты. Половина миллиметра — не космические технологии, но здесь и сейчас для станков из прошлого века очень даже неплохой результат. Тем более что каждая партия снарядов отстреливалась на полигоне, и пока претензий к ним не было.

— Что дальше? — я вернулся к работе завода.

— Фрезерный станок с делительной головкой — там делаем канавки под медный пояс. Потом пресс — вставляем кольца — нарезка резьбы под взрыватель и контроль качества.

Боумен бросил немного недовольный взгляд в другой конец зала, и я понял его без слов.

— Пока идет война, заливка взрывчатки в снаряды будет производиться только русскими инженерами. А вот потом вся работа и вся прибыль будет уже только ваша. Если закончим в следующем году, как раз успеем поставить новые печи, и сможете нарастить производство в несколько раз.