Японская война 1905. Книга восьмая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— На востоке, как только заканчиваются болота, есть брод и переправа у деревни Винча, — включился еще один офицер.

— Там нас тоже ждут, — Шереметев сверился с докладами разведки. — На востоке же Россия, и австрийцы думают, что мы могли бы попытаться сбежать. Но мы же не бежим, а значит можем двигаться куда угодно… Что на западе?

— Там река Савва. А дальше город Земун, Австро-Венгрия. Правда, туда ведет железнодорожный мост… Но его тоже охраняют. Поменьше, чем на мостах через Дунай, но тоже прилично.

Поменьше. Направление, где их ждут меньше всего. Детали начали складываться в единую картину.

— А вы читали записки Макарова, как они захватывали мосты в Америке? — Шереметев почувствовал, как его накрывает вдохновение. — Небольшая группа зачищает охрану, а потом держит переправу, пока не придут основные силы. Носков, посадите роту на лодки и без звука по течению спуститесь к мосту. Мы же начнем погрузку броневиков на составы… Хотя нет, заметят, так что пойдем своим ходом. Тем более в Земуне мы снова переправимся. Через Дунай!

— Но вы же тогда попадете прямо к основным австрийским силам! Разве вы не от них хотите уйти? — тихо спросила замершая в дверях Вера.

— Дело в том, что мы окажемся не перед ними, а за их позициями. Как если бы «Варягу» в свое время удалось прорваться и пошалить на японских коммуникациях, — сравнение пришло в голову неожиданно. Но метко. Тем ведь в свое время тоже сделали очень похожее предложение.

— А рейд по вражеским тылам — это то, что мы тренировали чаще всего! — капитан Носков опять шмыгнул носом. — Это… Это… Это невероятно, генерал!

— Вот сделаем и будем хвалиться, — Шереметев с трудом сдерживался. — За работу, господа, за работу!

Все тут же начали вскакивать со своих мест и разбегаться. Степану Сергеевичу и самому нужно было очень много всего сделать, но не успел он сделать и шага, как Вера прыгнула ему на грудь, обхватила шею изо всех сил и впилась в губы.

— Я в вас верила! — вот и все, что она сказала, когда отпустила генерала через несколько очень долгих и сладких минут.

Полковник Дроздовский сидел в Ляояне под домашним арестом. Не камера, конечно, но он не видел особой разницы. Все равно не знаешь ничего, что творится в мире, ничего не можешь делать, а еще… Несмотря на свершенную месть, в сердце все больше и больше разливается черная тягучая пустота. Словно что-то не доделал, где-то ошибся.

— Сидишь? — дверь в дом неожиданно распахнулась, и внутрь вместе с уличной прохладой ворвался Александр Александрович Хорунженков.

Дроздовский не особо с ним общался, да и вообще не видел с тех пор, как Столыпин забрал 1-й конно-пехотный для поддержания порядка на севере. И вот Хорунженков здесь. Бодрый, с красными щеками, так разительно отличающимися от бледности самого Дроздовского. И еще ведет себя так бесцеремонно.

— Что вы себе позволяете? — спросил он, впрочем, без особого энтузиазма.

— Сидишь? Сиди, — Хорунженков словно не обращал на полковника внимания.

Вытащил заброшенный в дальнем углу проигрыватель для пластинок, достал одну спрятанную у себя на груди, а потом включил. Раздалось шипение, а после бодрый английский голос начал рассказывать, как был убит генерал Макаров.

— Храбрые американские повстанцы при помощи дочери президента Рузвельта провернули операцию, которая войдет в историю. Несколько бывших солдат отринули идеи луизианских бунтовщиков, убили своих заблудших товарищей и захватили одну из стоящих в городе батарей. После этого великолепная Элис задержала генерала разговором и передала на батарею координаты выстрела. Увы, сама девушка тоже погибла, но ее подвиг навсегда останется в истории.

— Это ложь? — Дроздовский впервые за очень долгое время вскочил, и его тело было полно сил и готово действовать.

— Насчет самой операции — ложь. Там точно не было никаких пушек. Насчет смерти генерала… Наши ничего не говорят, только сообщают об отступлениях под усиливающимся давлением врага.

— А ты тут?..

— Мир словно взбесился после этих новостей. Китай при поддержке Англии двинул почти двадцать тысяч солдат, чтобы занять Мукден. Как они уверяют, исключительно по религиозным и крайне мирным причинам, но… Мы-то понимаем, что все это — просто повод. И у меня не хватит сил, чтобы их остановить.

— А армия? У нас же еще достаточно войск в Маньчжурии. Двадцать тысяч они разметают за полдня!

— Царь не хочет начинать войну. Официальный приказ: в сражения не вступать, на провокации не поддаваться. Штаб в Санкт-Петербурге считает, что даже если китайцы дойдут до Мукдена, то просто сами заведут себя в наше окружение… Вот только если мы ничего не будем делать, а они начнут стрелять, то все наши передовые части просто сметут. И лично я уверен, что враг сдерживаться не будет. Будет нужно, повод придумать не сложно. А им очень нужно.

— И ты хочешь?..

— 1-й конно-пехотный пойдет вперед, чтобы встретить врага так, как это и положено делать. И я подумал, что если ты поднимешь своих, то у нас будет больше шансов.

— За нарушение приказа тебя потом тоже посадят, — Дроздовский даже на мгновение не задумался о себе. Другой вопрос, послушают ли его солдаты, о которых во время операции в Китае он совсем не думал.

— Посадят — значит, судьба. Но и пенсия, чтобы всю оставшуюся жизнь вспоминать, что и как быстро мы просрали, мне не нужна!

— Меня охраняют.

— Я поговорил с Корниловым, просил прикрыть глаза, но…

— Что?

— Он сказал, что будет ждать тебя в расположении полка. Мол, тебе без нормальной военной разведки точно не обойтись.

— Лавр Георгиевич… — на глаза Дроздовского навернулись слезы.

Он потерял друзей, потерял ученика и почему-то решил, что жизнь закончилась. Вот только вокруг было еще столько хороших людей. Грустить и помнить — правильно, но и об остальном нельзя забывать. А то забудешь, и вот до чего может дойти.

— А Мелехов? — еще один очень важный вопрос.

Внутри все сжалось от одной мысли, что один из сподвижников Макарова может отказаться от его наследия и просто сдаться по приказу.

— Павел Анастасович не стал нарушать приказ, но он собирает добровольцев, которые смогут помочь нам. Неофициально. Но от них будет смысл, только если мы сдержим первый удар…

— Сдержим, — Дроздовский пошел в дальнему шкафу, где, позабытый, висел его старый мундир.

Полковника должны были лишить звания после завершения разбирательства, но оно еще не было закончено… А значит, хотя бы это сегодня будет по правилам.

Он застегнул пуговицы одну за другой, а потом пошел на улицу. За дверьми дома ревел ветер, стучал двигатель броневика, на котором и приехал Хорунженков, а где-то вдали… То ли начиналась гроза, то ли долетали уже звуки выстрелов. В любом случае и враг, и новый бой были уже близко.

Вячеслав Григорьевич Макаров открыл глаза, и его взгляд наткнулся на сидящую рядом Татьяну.

— Сколько? — сразу же спросил он.

— Неделя. И ты бы знал, сколько всего успело произойти за эти дни, — девушка начала быстро перечислять последние события, но вдруг остановилась и сказала то, от чего у лежащего в кровати мужчины сердце забилось быстрее, чем раньше. — Но ты жив, и это меняет все!

Все правильно: он жив, и он должен все изменить.

На этом 8 книга «Японской войны» подходит к концу.

Были мысли, что она может стать завершением серии, но… Все, что хотели, просто не помещалось, а про ответный удар всем тем, кто слишком много о себе возомнил, хотелось написать без спешки. С чувством, с толком, с расстановкой.

Поэтому 9-й «Японской войне» быть. И вот она уже будет последней книгой серии.

П. с. Так как скоро новогодние праздники, а паузы по сюжету не планируется… Мы решили, что начало следующей книги выложим уже завтра. А вот на НГ, когда первый акт будет завершен, всем можно будет и немного передохнуть)) Так что… До встречи сегодня же в полночь!