Перемирие (СИ) - Градов Каин

— Непременно Николай Арсентьевич, — отозвался глава экологического ведомства. — Пожалуй, я займусь сбором комиссии прямо сейчас.

Он снял трубку со стоявшего на столе стационарного телефона и торопливо принялся нажимать на пожелтевшие от времени кнопки. Я же кивнул и направился к выходу.

Я вышел из здания ведомства, на секунду остановился на крыльце. Дождь уже стих, оставив после себя влажный блеск мостового камня и едва заметный аромат мокрой земли. В лужах отражалось серое небо и немногочисленные, прогуливающиеся с зонтами, прохожие. Редкие капли ещё падали с крыш, собираясь в блестящие нити. Я спустился по ступеням крыльца, подошел к авто и сел в салон. Морозов был на водительском сиденье, задумчиво барабанил пальцами по рулю и наблюдал, как капли ещё медленно скатываются по лобовому стеклу.

— Мастер Костомаров назначил комиссию для проверки данных про оленя, — начал я.

— И когда их ждать? — уточнил воевода.

— Судя по тому, как Николай Ефимович заинтересовался этим оленем, не удивлюсь, если они прибудут уже сегодня.

— Замечательно, — произнес Морозов, а затем повернулся ко мне и с интересом уточнил. — Но мы ведь прибыли в город не только ради Костомарова?

Я кивнул:

— Хотелось бы еще поговорить с водяным. Посмотреть, как он устроился на новом месте, а заодно кое-что обсудить.

Воевода кивнул, завел двигатель. Машина плавно тронулась, выехала на дорогу. Город за окном сиял умытый дождем.

Спустя пару кварталов, мы проехали мимо того самого здания старого архива. И я с удивлением отметил, что перед строением уже суетились рабочие в серых комбинезонах. Они возились у стен, перекрашивая облупившийся фасад. Лепнина оживала под свежей краской, окна блестели от дождя. А рядом с крыльцом лежали свежие доски, брус и несколько паллетов, на которых был сложен кирпич. Часть рабочих таскала в бывший архив мешки из подогнанной к ступеням машины. В углу у здания уже были аккуратно сложены старые деревянные рамы.

Морозов сбавил скорость, и я, опустив стекло, вдохнул этот густой, немного едкий запах ремонта. Один из рабочих, заметив наш автомобиль, поднял голову и, сняв фуражку, уважительно кивнул, приветствуя нас. И я отметил, что его ладони были в белой пыли.

— Похоже, Синод не теряет времени даром, — довольно пробормотал Морозов, глядя на работы. — Не успели подписать договор аренды, а уже вовсю ремонт делают.

— Одной проблемой стало меньше, — произнёс я тихо. — Осталось решить остальные.

Морозов только усмехнулся и выдал:

— И тут же найдутся новые, уж поверьте мне, княже.

Машина свернула на узкую улицу, ведущую к Портовому району.

Дороги были пустыми, так что до здания рыбнадзора мы доехали быстро. Морозов остановился напротив арки, заглушил двигатель, повернулся и посмотрел на меня.

— Надеюсь, Илья на месте, — пробормотал я, открыл дверь и вышел из машины. Шагнул в арку, и моему взору предстала очень интересная картина.

У забора, рядом с бочками старого конфиската, сидел худой мужчина в промокшей одежде, который был замотан в рваную рыболовную сеть и имел крайне напуганный вид. А над ним нависал Илья. Высокий, в зеленой штормовке с закатанными до локтей рукавами, и внимательным взглядом, в котором теплилась какая-то необъяснимая, и оттого страшная сила.

— Я еще раз спрашиваю: откуда ты приплыл? — жестко уточнял он, глядя на мужика. — Откуда сети взял? Кто покупает рыбу?

Пленник дрожал, но упорно молчал. Илья тяжело вздохнул, и мне показалось, что собравшаяся на крышке одной из бочек лужа дождевой воды едва заметно задрожала, словно чувствуя злость водяного.

— Ну что же, — спокойно произнёс Илья. — Молчи, коли хочешь. Но помни: если не расскажешь ты — придется спросить у воды, в которой ты безобразничал. Перед этим, правда, я тебя в той реке утоплю.

Браконьер поднял на него глаза мутные, затравленные, будто у зверька, загнанного в угол. Губы дрогнули, он сглотнул:

— Права не имеете! Это не по закону.

Илья устало усмехнулся:

— Не имею, — подтвердил он. — Все верно. Так и ты рыбу на нересте сетями ловить права не имеешь. Так что придется обставить все, как несчастный случай. Что ты в сетях своих запутался и поэтому утоп. А я уже утопца и выловил.

Водяной говорил спокойно, словно бы подтверждая факт, что судьба у несчастного браконьера незавидна. А затем Илья ухватил мужика за ворот куртки и рывком поставил на ноги:

— Ну все, идем.

Браконьер задергался, пытаясь вырваться. Но водяной держал крепко. Зашагал к пристани, таща за собой насмерть перепуганного мужика.

— Не надо, — взмолился тот, когда под подошвами тяжелых ботинок водяного заскрипели доски настила. — Я все расскажу, только не топите.

Илья остановился, обернулся и вопросительно посмотрел на браконьера, явно ожидая продолжения.

— С Беломорья я, — затараторил тот. — Нас там пятеро было. Сети купил в порту, у людей каких-то не местных. Рыбу везли торговцам. Они платят. Хорошо платят…

Илья слушал молча, не перебивая, только нахмурился. Дождь снова начал моросить, и редкие капли, блестя, скатывались по его волосам. Он на миг прикрыл глаза, будто прислушиваясь к чему-то. А затем тяжело вздохнул и уточнил:

— Где искать этих купцов?

— В городе! На пристани! Они каждый вторник приходят. С баржи торгуют, — торопливо выпалил мужчина. — Только не трогайте, я всё сказал!

Илья медленно выдохнул. Сжал и разжал кулаки.

— Вот, видишь, — произнес он негромко. — А ведь можно было и без лишних разговоров. Только времени у меня сколько отнял.

Из здания рыбнадзора выскочил юноша, явно стажер, и Илья тут же его окликнул:

— Эй, пацан, позвони начальнику жандармерии Зубову. Браконьер во всем сознался и хочет, чтобы его судил самый гуманный суд в мире.

Илья же провёл рукой по лицу, будто стирая раздражение:

— Ну вот, поедешь в острог, потом может быть, на каторгу.

— Не надо каторгу, — пискнул мужик. — У меня семья и дети.

— И у рыбы той, которую ты сетями тягал, дети были, — спокойно парировал водяной. — Только вот тебя это не останавливало. Хотя в чем-то ты прав. Утопить бы тебя по справедливости. Чтобы тем же рыбам, которых ты ловить пытался, корм был.

Последние фразы водяной произнес с какой-то мечтательной интонацией. От которой мужик вздрогнул и как-то мелко затрясся. И, видимо, после этого каторга не казалась ему каким-то страшным наказанием.

Илья вдруг замер, словно почувствовав мой взгляд. Затем резко обернулся, и на его лице появилась лёгкая, усталая улыбка:

— Добрый день, Николай Арсентьевич, — начал он. — Вы к руководителю?

Я покачал головой:

— Как раз нет. Вас собирался навестить. Узнать, как вам новая работа.

Илья коротко усмехнулся, опершись рукой о бочку:

— Чувствую себя как рыба в воде, — ответил он. — Спасибо, что помогли с устройством.

— Я вижу, — произнес я, глядя на пленника. Тот, съёжившись, сидел у забора и явно старался стать меньше.

— Этот решил половить форель сетями. Да не рассчитал: у нас нынче течения сильные.

Я только кивнул.

— А вообще, в последнее время развелось таких ловцов, как тины весной, — продолжил водяной, глядя на браконьера. — На протоках, в устьях. Не местные, все из Беломорья. О реке не думают. В глазах только жажда наживы. Придётся, наверное, поговорить с начальством, чтобы усилили патрули вдоль водоемов.

Я задумчиво потер ладонью подбородок. Сказанное Ильей напомнило мне слова Митрича о браконьерах, которые пробрались в его лес. И такое совпадение невольно натолкнуло меня на мысль, не одна ли компания кроется за всеми этими делами.

Илья хмыкнул и вдруг прямо спросил:

— Неужто вы пожаловали просто так, Николай Арсентьевич?

— Не совсем, — честно ответил я. — Можно вас на пару слов?

Водяной кивнул, и широким шагом пересек двор.

— Бежать тебе некуда, — предупредил он, проходя мимо пленника. — Только если в воду прыгнешь. Но там ты или утопнешь, или я тебя настигну. Хотя, скорее всего, первое.