Девять жизней Рода (СИ) - "Casperdog"

- Жива, хоть не столь здорова как хотелось. Три ранения, одно из которых несущественное. У неё процесс выздоровления происходит значительно медленнее. Начала ходить, хоть и с трудом. Думаю, скоро увидитесь.

Старик покинул палату, а вскоре, получив пару болезненных уколов и воткнув в вену капельницу, и остальные медики оставили меня в покое и. Закрыв глаза, я впал в какое-то странное состояние. Не дремал, но был словно в параличе, проигрывая перед глазами то, что произошло во дворе дома брата Ольги. Прокручивал ситуацию со всех сторон, выискивая как свои ошибки, так и своей спутницы. Конечно, первое, что пришло в голову – надо было уходит в парадную. Всяко там мы были бы лучше защищены. С другой стороны кто знал какое оружие имели боевики? Один выстрел в дверь из гранатомёта и мы двое просто прекратили своё существование, а из машины они выстрелить не могли. Или могли? Кто им мог помешать выйти с другой стороны и, прикрываясь бронёй, спокойно разрядить в нас оружие? Что помешало? Азарт боя? Отсутствие опыта или наоборот, имеющиеся опыт и понимание, что реактивная струя от выстрела их самих уничтожит? Теперь не расскажут…

В палату медленно, боком, подволакивая ногу, зашла Ольга. Ей помогала Маша, придерживая за поясницу.

Моя боевая подруга заметно похудела, осунулась и выглядела, прямо скажем, не очень. Особенно бросились в глаза бледность лица и на этом фоне воспалённые веки.

- Привет, – в унисон поздоровались друг с другом и улыбнулись.

- Саш, ты как?

- Сама видишь - каком книзу, но чувствую себя вполне нормально, а ты?

- Если честно, не очень. Не так нога, как рука постоянно ноет. Знаешь, что хочется? На берег озера, где смогу забыть про все болячки.

- Договорись с врачом, и поехали сегодня со мной домой.

- Как домой? – девушка удивлённо распахнула глаза. – Тебя уже отпускают? Не может быть.

- Надо уметь убеждать. Сегодня вечером или завтра с утра меня отпустят, я договорился, но поставили жёсткое условие, что бы за мной присмотрели.

- Ты как, поможешь? – Ольга повернулась, но Машутка отрицательно покрутила головой.

- Не смогу, как бы ни хотела. Сегодня заканчивается срок, на который меня отпустили родители. Если задержусь, шум поднимется до небес. Простите, ребята, в самом деле не могу.

- Понимаю, - мне было жалко отпускать от себя девочку, но понимал, что нельзя играть на чувствах Маши. Эгоизм до добра не доведёт. – Спасибо, милая, за заботу и уход. Честное слово, для меня ты всегда будешь самым желанным гостем в доме. Будет трудно, одиноко, знай, тебя всегда примут и окажут помощь.

- Саша, - Маша подошла к кровати и нежно поцеловала меня в губы. – Спасибо тебе за всё. – Шепнула, наклонившись к голове. – Береги Олю. Она за эти дни многое о тебе рассказала. Любит тебя… как и я.

Девушка погладила меня по голове и, подойдя к Ольге, чмокнула ту в щёку.

- Выздоравливайте, ребята. Надеюсь, ещё увидимся, - и через секунду за ней закрылась дверь.

- Убежала, - с тоской протянула Ольга. – Светлый человечек, мало таких.

- Ты права. За то время, что общались, Маша для меня стала сестрёнкой. Тёплая, смешная, открытая. Всё время хотелось её подхватить на руки и потискать как большого плюшевого мишку. Оля, твой брат жив? – без паузы перескочил на другую тему, отчего девушка на секунду растерялась.

- Он жив, а четверо всё-таки погибли. Двое, кто был в машине, телохранитель Димы и один из гражданских. Человек проявил любопытство и… поплатился за это.

- Больно и обидно, но нам не дали достаточно времени, что бы предупредить остальных. За пятнадцать минут… - Я с силой сжал зубы.

- Мы могли бы связаться по рации с охраной. Могли, Саша, я много думала, анализировала наши действия... Вчера меня повторно посетил следователь. Сообщил, что по его ведомству мероприятия закончились и руководством наши действия признаны удовлетворительными, но открыто другое производство, по которому мы двое являемся подозреваемыми в неправомерном использовании служебного оружия.

- В смысле неправомерного использования? Мы что, должны были палками отбиваться от нападающих?

- Ставят в вину, что сняли заглушки и пломбы с автоматов без разрешения начальника смены. Подобное могли сделать только после его письменного разрешения.

- Письменного? Они там все разом головой о стены ударились? Какое разрешение, когда в нас стреляли?

- Мы сняли пломбы РАНЬШЕ, чем по нам был открыт огонь. В пломбах стоит какая-то электроника, и сигнал о разблокирования оружия ушел раньше, чем телохранитель Димы подал сигнал о нападении. По закону подобные действия являются злостным нарушением, которое может повлечь за собой наказание вплоть до тюремного срока. К тому же экспертиза показала, что гражданский погиб от выстрела из твоего оружия. Доказано, что произошёл несчастный случай вследствие рикошета, но семья погибшего уже подала в суд, требуя моральной и материальной компенсации.

- Офигеть. – Я был ошеломлён подобными известиями, но что делать? Оказавшись в очередной раз на берегу озера, попросить повторить сегодняшнее утро? Блин, получится как в одном фильме с закольцованным днём. Хотя иных вариантов попросту не существует. Странно, что об отце Ольга не сказала ни слова, как и о старшем брате. Интересно узнать, как те отреагировали на случившееся? Романов же прямым текстом сказал, что изначально нападение планировалось на меня и Ольгу. Ошибся сам или его разведка? Или слова специально были произнесены, что бы я чувствовал себя виновным. Для чего?... Не выдержал, спросил.

- Какова реакция твоего отца? И людей, кто был обязан побеспокоиться о должной охране членов семьи Императора.

- А нет никакой реакции от слова вообще. Отец в госпиталь ни разу не позвонил, не поинтересовался, как мы себя чувствуем.

- Ну, это он делать не обязан. Наверняка ему о нашем состоянии регулярно сообщают сами работники госпиталя. Но то, что за проведённое здесь время ни он, ни твои братья здесь не появились, наводит на определённые мысли.

- «Что мы зря взялись исправить естественный ход событий?» - в моей голове зазвенел голос девушки. – «Думаешь, я ошиблась в брате?»

- «Молодец, что сообразила не говорить эти слова вслух. Палата, скорее всего, прослушивается. Давать людям очередной повод для сомнений? Надо ли? Что касается твоего младшего брата, раньше времени судить о его поведении не надо. Может отец ему строго-настрого запретил вообще выходить из дома во избежание повторения произошедшего? Ты сама ему не догадалась позвонить?»

- «Очередной фон всмятку. В него попала пуля. Так что я вновь без связи, а просить у кого-то… не хочу. Да, Саш, есть отличная новость. Микрел Стефанович на поправку пошёл. Он, оказывается, тоже здесь, недавно перевели из окружного госпиталя. Уже наведалась, проведала. Бодренький такой, улыбается. Привет тебе передавал. Врачи гарантируют, что через месяц его выпишут».

- «Рад слышать. В самом деле отличная новость. Хороший он человек. Правильный» - Я перешёл на голос. - Ладно, Оля. Спасибо, что проведала. Ты иди, а я немного посплю. Усталость накатила. Того и гляди, вырублюсь».

- Выздоравливай, Саш. – Ольга доковыляла до меня и, нагнувшись, сначала поцеловала, потом слегка прикусила верхнюю губу. – Это тебе за Машу. Как предостережение. Понял?

- Никак стала ревновать? – я улыбнулся и погладил девушку по голове. – С каких пор?

- С самого детства, Александр Николаевич. Тебе уже рассказывала, повторяться не буду. Хотя, как поняла, память, которой хвалишься, у тебя избирательная. Всего, что касается меня, либо не помнишь, либо притворяешься что забыл. Всё, я пошла отпрашиваться. Неужели думаешь, что оставлю тебя дома одного… без пригляда?

* * *

Как говорится в гостях хорошо, а дома лучше. Хотя и прошло всего ничего, как этот дом стал ощущать своим. Если быть честным, не до конца. Он до сих пор для меня оставался отцовским, а вот где жила мама, да и сам я – то да, тот был МОИМ домом. Привезли на следующее утро одного на карете медпомощи. Хотя карета, это слово из прошлого. Ехал во вполне комфортабельном микроавтобусе. Подхватив с двух сторон, двое молодых парей чуть ли не на руках донесли по лестнице до дверей квартиры, но, по какой-то неведомой причине, внутрь квартиры заходить не стали – попрощались и побежали вниз. Открыл дверь, зашёл, огляделся. Тишина и покой. Никого и ничего, хотя вру. В голове раздался на редкость радостный голос моего спутника, хранителя, охранника, мучителя, учителя… вообщем, творца.