Регрессор в СССР. Цикл (СИ) - Арх Максим

Сам же стал анализировать варианты, куда бы ещё я мог бы спрятать вещи, если бы у меня была возможность вернуться в прошлое? Куда? Закопал бы в землю, например? Тоже не особо вариант. Если бы неглубоко закопал, то, наверняка, нашла бы поисковая собака. А глубоко закопать я просто не мог. Лопаты не было. Времени не было. Да и заметить могли мои раскопки-закопки. Какой ещё вариант? Спрятать одежду в вентиляционных шахтах? Так это на крышу надо было пробираться. Да и не факт, что они бы и там не нашли. Раз по канализации лазили, значит, и в вентиляцию бы непременно заглянули бы. Тогда куда? Не под кровать же тот испачканный кровью комплект постельного белья прятать. Там уж точно найдут. Так что вариант с колодцем был неплохой. Просто следователи оказались профессионалами, а потому и так быстро нашли.

Вообще, по-хорошему, от тряпок надо было бы избавиться полностью. И в моём варианте идеальным решением было бы сжечь все улики в печи или на костре. Печей в части было две. Одна в кочегарке — но она не работала, потому что сейчас было лето. А другая — на кухне. И тоже не работала, но по другой причине — потому, что в тот момент на дворе была ночь. Я уж не говорю о том, что доступа к этим печам у меня не было. У уж тем более на кухню. Ведь туда так просто обычного новобранца или солдата никто не пустит, ибо солдат всегда голодный и там он всё съест, до чего дотянется. Ну, а костёр разводить на территории воинской части, да ещё и в ночи, это вообще палево, так что с открытым пламенем тоже, очевидно, не получалось.

Наверняка можно было бы ещё придумать кучу способов, как более тщательно спрятать вещи, например, засунув их в покрышки колёс или, разрезав на лоскуты, запихать в бензобаки неработающей автомобильной техники. Но у меня и времени тогда особо не было на такие заморочки. Моё долгое отсутствие в казарме могли заметить, а этого я допустить не мог, ибо моё алиби строилось на том, что я никуда не отлучался и постоянно был у всех на виду.

Да и не старался я те вещи так уж сильно спрятать. Я знал, что через них они на меня никак выйти не смогут, а поэтому особо и не переживал.

— Так ты сознаёшься? — вывел меня из раздумий усатый.

— В чём? — поинтересовался я ангельским голосом.

— В том, что простыни и колпак твои?

— Нет.

— Но ты же сам только что признался, что не предусмотрел тот факт, что мы эти вещи найдём.

— Я такого не говорил, — помотал я головой. — Вы меня неправильно поняли. — И пояснил свою позицию. — Я согласился с вами, что преступник, как вы его называете, действительно не предусмотрел то, что вы найдёте его одежду. Вот и всё — не более того.

— Опять изворачиваешься, Кравцов! — усмехнулся лысый. — Признайся, что одежда твоя. И тебе это зачтётся, как смягчающее обстоятельство.

— Чего вы такое говорите, товарищ? Что значит это Ваше «признаться», коль я этого не делал? А может быть, мне заодно признаться в убийстве гражданина «К»?

— Что за убийство? Когда оно произошло? Где? — тут же зацепился за слова усатый.

— В 1963-м году. В Далласе, штат Техас. Там Кеннеди убили. Между прочим, президента Соединённых Штатов Америки! Может быть, мне и этот эпизод взять на себя?

— Шутишь? А зря! Тут не до шуток!

— А я весёлый, вот и шучу.

— Веселись, пока можешь, но это недолго продлится. Одежда преступника у нас, и мы рано или поздно выйдем на след совершившего преступление.

— Вот как? Отлично! Мы все будем этого ждать, равно как и развития генетики. То есть того прорыва, который она обязательно в будущем совершит, и сможет по следам на одежде ответить на вопрос: надевал ли её человек или нет. А пока предлагаю с меня все обвинения снять, и встретиться на этом самом месте лет через тридцать. Думаю, к тому времени наука вообще и генетика в частности дадут точный ответ, является ли Кравцов ку-клукс-клановцем.

Усатый прыснул, явно сдерживая смех.

«Это что, — улыбнулся я про себя, — вот настоящий бы Кравцов от таких шуток точно бы ржал, как конь. Не, как целый табун!».

Однако наше веселье лысый капитан не разделил. А потому допрос продолжился с новой силой.

Они опять стали спрашивать, где я был вечером. С кем и какие конфликты имел. Осматривали мои кулаки, одежду и, постоянно запугивая, настаивали на признании.

Я им отвечал со всей искренностью и убеждал, что к случившемуся я никакого отношения не имею. Как не имею я никаких конфликтов ни с кем. «Да какие ещё конфликты? Я тут меньше недели нахожусь!» Ну а после этого говорил о надежде на быстрейшее завершение расследования и о мире во всём мире.

Мои дружелюбные и крайне ценные показания в конце концов их настолько выбесили, что они, зачитав в который уже раз мне возможное обвинение, сказали, что я главный подозреваемый, практически обвиняемый, и что меня ждёт тюрьма.

Я помнил, что от тюрьмы и от сумы зарекаться не надо, а поэтому сказал:

— Товарищи следователи, вы собираетесь отправить меня под арест без каких-либо весомых оснований? Но это же нонсенс! У вас, товарищи, нет ни единого доказательства, что то ужасное преступление совершил именно Кравцов. Только слухи, доносы и кляузы. А ведь дело, что вы расследуете — серьёзное. Можно даже сказать — резонансное дело! А раз так, то оно непременно получит огласку. Не широкую, конечно, но всё же наверху знать обязательно будут. Оно и по другому быть не может — такое ЧП. У вас есть сомнения, что будет именно так? Нет? Тогда подумайте вот над чем: погладят ли по головке высокие начальники тех, кто по беспределу закрывает в тюрьму советских юношей, которые вчера окончили школу? Возможно, вы скажите, что вам всё равно, но так ли это? Подумайте, а не сломается ли ваша карьера, как соломинка, когда о том, что вы меня посадили без вины, узнает не только ваше начальство, но и на самом-самом верху? Ведь будет суд. И там я расскажу о судилище без вины. Хотите вы этого или нет, а кипиш я подниму нешуточный. Вы просчитали последствия? Ну, тогда вот ещё дровишек подкину, для размышлений. А что будет, когда об этом узнают на Западе и в их прессе появятся статьи, что в СССР вновь проходят репрессии, как в 37-м? Как вы думаете, кого в этом случае назначат виновным? Ваше начальство или вас? Думаете, не появится, потому что у нас холодная война? Ну, так я бы на вашем месте не был бы так уверен в полной изоляции страны.

Глава 17

Нет вины

— Ты что, нас пугаешь? — набычился лысый.

— Я вам рассказываю вероятное, ближайшее будущее. Там нас ждёт громкий судебный процесс, в котором будет осуждён по надуманным причинам безусый юнец. А вы уж думайте сами, имеет ли вам смысл носом рыть это дело или нет. Тем более, как вы прекрасно знаете, эти избитые солдаты устроили в части фактически рабство. Тот, кто их остановил и поставил на место, достоин не наказания, а награды. Я не знаю, кто это сделал, но знаю, что он сделал мир лучше. И если бы я его когда-нибудь увидел, то обязательно пожал бы ему руку за то, что он остановил, хотя бы на мгновение, хотя бы в одной конкретной части, такую распространяющуюся заразу, как дедовщина, которая калечит вчерашних детей.

Лысый вздохнул, поиграл в пальцах шариковой ручкой и, посмотрев на меня, произнёс:

— Я согласен с твоими выводами, что дедовщина — это неправильно. И что, вполне возможно, эти потерпевшие заслужили всё, что с ними произошло. Но ты пойми, начальство обязательно потребует результатов. Замять дело не получится. Так что преступник должен быть найден, изобличён и должен понести наказание! Другого варианта нет.

— А если нет? — произнёс я в задумчивости, а потом поправился: — В смысле да — варианта нет, но что если нет и преступника? Как вам такая версия?

Двое следователей удивлённо переглянулись, пару секунд помолчали, а потом усатый уточнил:

— Как это нет? Он же всех избил, и его все видели.

— Кого? Ку-клукс-клановца? Вам самим то не смешно? Это же бред.

— Но бред не бред, однако почти все шестьдесят потерпевших видели человека, одетого в белые простыни.