Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

Я кивнул Робинзону и показал пальцем на поганое ведро, рядом с которым он стоял.

На лице его просияла зловещая плотоядная улыбка. Я сделал шаг в сторону толпы и встал за спиной у Плеваки.

Зерна отобьются в пули,

Пули отольются в гири.

Таким ударным инструментом

Мы пробьём все стены в мире…

Я вложил в свой кулак всю злость, всю силу, весь гнев, всю ярость, которая к этому моменту оставалась в подростковом теле Серёжи Краснова.

Обращайтесь, гири, в камни,

Камни, обращайтесь в стены…

И вот этот, ставший невероятно тяжёлым и мощным кулак, я обрушил на правую почку Плеваки. Тыдыщ! И тут же сорвал, болтающуюся на поясе связку ключей.

– Вот, глядь, – пропыхтел Робинзон, и в момент, когда из глаз Плеваки летели практически видимые искры, опрокинул вонючее поганое ведро ему на башку.

– Пёс‑рыцарь, сука, – сказал я, и выскочил наружу. – Давай, Робинзон, где ты там?

Но он только помотал головой:

– Для меня среди живых места нет. Я уж здесь как‑нибудь…

Он отошёл от двери и опустился на пол у стеночки. А я захлопнул дверь и дважды провернул ключ. Двор был пуст, за исключением грузовика с надписью «Свежее мясо».

То, что я никого не видел во дворе, ещё не говорило о том, что здесь действительно никого не было. Поэтому действовать надо было осторожно. Я рванул к машине быстро, как только мог. Как гепард. Вжик, и стоял уже у двери. Она оказалась открытой, да только ключа в машине не было. Ни под козырьком, ни в замке, ни под сиденьем, ни в бардачке. Нигде. А время тикало. Время шло и работало не на меня.

Из барака неслись вопли по двери колотили, как по рельсу. Зазвенело стекло, кто‑то высадил окошко, и оттуда раздался истошный вопль. Это орал Плевака. Ну, что было делать?

Я рванул кожух и вытянул пучок проводов. Вообще, в экстремальных ситуациях тело человека способно творить настоящие чудеса, поднимать невероятные тяжести, проходить через огонь, не дышать под водой, рвать провода. И всё бы хорошо, да только времени на опыты с электричеством практически не оставалось.

Громко хлопнула дверь котельной, и по двору понёсся крупный, как йети, чувак. Он бежал к Плеваке, а значит, времени у меня оставалось очень и очень мало. В кино всё происходит просто и быстро, а в жизни всё немного труднее. Жизнь, вообще, штука непростая. Будешь много жить – скоро состаришься, короче…

Нужно было сообразить, что тут идёт от батареи, зажигания и стартёра. Казалось, что время тянется бесконечно медленно. А вот для того лося, что бежал через двор, время текло с обычной скоростью.

Сука, сука, сука! Так… спокойно. Нужно было успокоиться и действовать, как ни в чём не бывало.

Вжик… Вжик… Я соединил провода…

Бегун остановился и уставился на меня. Постоял. И вдруг сменил вектор. Развернулся и кинулся ко мне.

Вжик… Вжик… Эпическая сила!

Ему оставалось уже не больше десяти шагов, а у меня здесь дальше «вжик» ничего не шло.

Вжик… Вжик… Семь шагов…

Вжик… Вжик… Четыре шага…

Вжик… Вжик… И… Да!!!!!!! Сердце подпрыгнуло и чуть не разорвалось от радости! Да! Да!!! Мать вашу! Мотор взревел, я врубил дальний свет, полоснул по глазам бегуну и газанул. Машина дёрнулась, как ракета «Восток». Йети едва успел отскочить в сторону. Прыткий, сука. Прыткий! Я развернулся, сдал задом, прокрутился во дворе и рванул к воротам.

Йети видно не было. Ну и хер с ним. Я притопил акселератор и понёсся на ворота. И тут снова возник этот лось. Когда он успел я не знаю, но теперь у него было ружьё. Он стоял перед воротами и наставлял на меня свою аркебузу. Я пригнулся, и в тот же миг грохнул выстрел.

Нихера себе! Пуля по ходу медвежья. Дыра в стекле была с кулак! Я выжал газ до упора и… Бам!!! Заскрежетал металл, ворота грохнули, будто бомба взорвалась, распахнули свои железные крылья и отчаянный ездок с надписью «Свежее мясо» вылетел из сумрачного замка.

Ну, всё, твари! Надо было убить меня сразу. Теперь вам конец! Вам крышка! Кто сказал, око за око и зуб за зуб⁈ Хер там! За каждый зуб я буду вырывать челюсть! А за свою родную, тридцатилетнюю куртку, я сорву с вас шкуру с живых!

Как же я был зол! Всё что в течение дня мне пришлось сдерживать внутри и не подавать виду, теперь рвалось наружу. И я заорал, как бизон, как викинг, атакующий врага, как стадо слонов. Я вылетел на дорогу и свернул по знаку на город. Нихера себе они увезли меня. Аж на Якунинский разрез. Это было недалеко от города, но довольно далеко от Черновки.

Я пролетел мимо кладбища, где в эту минуту вполне мог копать могилы Круглый. Пронёсся по Нахаловке, затянутой угольным смогом из печных труб, вылетел на Кузнецкий и попёр в сторону центра.

Это точно! Это точно!

Блин! Или, как там говорил старина Робинзон, глядь! Глядь! Почему сейчас ночь! Мне нужен день! Мне нужно яркое солнце, чтобы заставить всю нечисть сгореть в его лучах.

Я доехал до центрального райисполкома и там во дворах у гаражей бросил свой мясовоз. На всякий случай вытер отпечатки, а потом попёр домой. Идти было минут десять, но я добежал за пять.

Мчал без куртки, в одной футболке, не замечая холода и, кажется, заморосившего к ночи дождя. Подлетел к подъезду, позвонил в домофон, чуть не сорвал дверь с петель, перескакивая через три ступени влетел на свой этаж и ворвался в квартиру.

– Серёжа! – воскликнула мама, но возможности вести разговоры сейчас не было.

Я молча отодвинул маму в сторону и, не разуваясь, забежал в комнату. Сбросил с дивана подушки и схватил мобилу. Нужно было звонить Романову. Был, конечно выбор. Романову или Чердынцеву. Я решил, что у Пети больше возможностей, накрыть этот бомжатник прямо сейчас, не дожидаясь, пока они, как тараканы расползутся по щелям.

– Серёжа! – снова позвала мама.

Позвала осторожно, впечатлившись, видимо, моим ярким возвращением.

– Серёж…

Вообще‑то… это не был мамин голос, а сердце вдруг, застучало, забилось, заволновалось. Так, бляха, никакого здоровья не хватит. Я почувствовал тонкий аромат духов и… резко обернулся, и увидел девушку с лицом ангела. Это была Ангелина. Анжелика. Или, как там её…Та самая, с вечеринки.

Самое интересное, что я знал её. Хорошо знал. Неизвестно откуда, но…

– А я уж думала, не дождусь тебя, скромно улыбнулась она.

– Да? – глупо переспросил я.

– Да, – кивнула она. – Я ведь утром улетаю…

– Далеко? – прищурился я.

– Далеко, – вздохнула она. – Всё туда же…

– Ну… – пожал я плечами…

– Послушай… Я знаю, Серёж, ты не хочешь меня видеть… Но мне нужно просто всё объяснить…

– Да не нужно, – великодушно ответил я и махнул рукой.

– Нет, Серёжа, нужно. Это нужно мне, в первую очередь…

До меня опять дошёл тонкий аромат, и от него защемило сердце…

А можно сделать как‑то так, чтобы сердце не щемило, тем более, не понятно почему? Чтобы, как в песне про гранитный камушек. Мне вот сейчас только этой хрени не хватало, честное слово. Милой и приятной девушке почему‑то очень нужно что‑то мне объяснить.

Ей надо, а у меня в груди непорядок. Хочет она, а корёжит меня? Ну что это такое? А это, дорогой мой Серёжа Краснов, закон жизни. Вот вырастешь, поймёшь. Как говорится, вам смешно, а мне жениться.

– Хорошо, – вздохнул я. – Раз ты считаешь, что нам нужно немного поворошить старое, давай поворошим, только немного совсем, хорошо?

Я посмотрел на неё в упор. И зачем только вспомнил я эту прилипчивую песню?