Позади Александра Ивановича маячил кто-то еще, тщетно пытаясь протиснуться в комнату.
— Да что там…
Александр Иванович шагнул вперед. Из-за его спины тут же выкатились двое в форме. Определенно сотрудники того же отдела, но значительно моложе Александра Ивановича. Может, стажеры?
— Твою ж… — выдохнул один из них.
Я отметила, что в этом мире матерятся так же забористо и вдохновенно, как в моем.
— Рот закрой! — рявкнул Александр Иванович. — Тут дети!
— Эти, что ли? — хмыкнул другой, понаглее.
Я мысленно согласилась с обоими. И «твою ж», и зверинец вместо спальни для девочек.
— Работайте, — велел Александр Иванович. — Ведьму я забираю.
Он в упор посмотрел на меня, а я лишь повела плечом. Мог бы и сказать, что засаду устроит. Глядишь, и я не прокляла бы этих дур.
А проклятие вышло крепким. При свете я рассмотрела, что внешне девочки все же изменились. У кого-то нос превратился в пятачок, у кого-то в клюв, а кое-кто обзавелся шерстью, завернутой в колечки.
Александр Иванович поманил меня пальцем и кивнул на дверь. О, это с удовольствием! Только рада буду убраться из этого дурдома.
Впрочем, двое его напарников уже «работали»: погружали пострадавших от проклятия в сон. Наверное, так правильно. В первую очередь, «зверье» нужно успокоить.
Едва мы с Александром Ивановичем вышли из комнаты, он присел на корточки и ощупал меня. И руками вдоль моего тела поводил.
— Цела? — спросил он, наконец.
Я пожала плечами.
— Не стыдно? — задал он другой вопрос.
— А вам? — дерзко ответила я.
Правда, тут же об этом пожалела. Я вновь чуть отдалилась от Яры, забыла, что должна вести себя, как ребенок.
Александр Иванович молча встал, взял меня за руку, и мир вокруг потерял четкость.
Я испугалась. Воздух будто уплотнился, потяжелел, и такое чувство, что мне на нос надели очки с толстыми стеклами. Тот же коридор, но иной. И под ногами… песок? А над головой уже не потолок, а небо — темно-синее, насыщенное, с россыпью кроваво-багряных облаков.
Шаг, другой… И вокруг меня уже не воздух, а желе. Переставлять ноги трудно, но Александр Иванович не выпускает моей руки, тянет за собой. Третий шаг самый трудный. И…
Отпустило.
Глаза слезятся, но я понимаю, где нахожусь. Обычный мир, обычный кабинет. Стол, заваленный бумагами. Стулья. Металлический шкаф. За окном — рассвет.
— Что ты видела? — поинтересовался Александр Иванович.
— Что это?
Я проигнорировала вопрос. Голос мой звучал испуганно, и в том не было ни капли притворства.
— Что ты видела? — повторил Александр Иванович терпеливо.
— Не знаю, — ответила я. — Оно… странное. Тягучее, как резинка.
Он кивнул и усадил меня на стул. Осмотрелся и, сняв мундир, накинул его мне на плечи. Я поежилась. Только теперь поняла, что мне холодно. Еще бы, из спальни меня уволокли, не позволив одеться.
Из ящика стола Александр Николаевич достал носки. Шерстяные, связанные не спицах.
— Никогда не угадаешь, что пригодится, — пробормотал он, натягивая их на мои босые ноги.
После он включил чайник — воткнул вилку в розетку. Из другого ящика стола извлек заварку в картонной коробке и кусковой сахар.
Мы оба молчали. Александр Иванович сосредоточенно заваривал чай. Я куталась в мундир, пытаясь согреться.
— Пей. — Передо мной поставили чай в подстаканнике. Пододвинули ближе блюдце с сахаром. — Лучше сладкий, быстрее согреешься.
Александр Иванович собрал со стола все бумаги, запер папки в металлическом шкафу.
— Дверь на замке, сюда никто не зайдет, — сказал он. — Пей чай, я скоро вернусь. — Он вздохнул. — Яромира, без глупостей. Договорились?
— И не собиралась, — заверила его я.
Чай был крепким, сахар — сладким. А вернулся Александр Иванович, и правда, быстро. Минут через десять, если верить часам на стене. Я даже не успела подумать о том, что меня теперь ждет.
Честно говоря, думать не хотелось. Мысли текли как-то лениво, плавно, сонно. Чай согревал, и лечь бы сейчас, свернуться клубочком. Вот хотя бы на этом диванчике в углу кабинета. И как я его раньше не заметила…
— Да ты спишь совсем, — усмехнулся Александр Иванович, взглянув на меня. — Яра, сосредоточься, пожалуйста. И отвечай честно. Ложь я почувствую.
Я кивнула.
— Это твое первое проклятие?
— Ага.
— Ты понимала, что делаешь?
— Я точно понимала, что меня это все достало. Сотворила ли я проклятие осознанно? Нет. Оно… само. Я и не знала, что получится. У меня четверка. Предельная четверка.
— Шесть с потенциалом роста.
— Что?
— И способности эспера в перспективе.
— Кого?
— Эспера, — повторил Александр Иванович. — Странная ты девочка, Яра. Телефон секретного отдела службы имперской безопасности знаешь наизусть. А кто такие эсперы… не слышала?
— Я же говорила, кто сказал… — вскинулась я.
— Тише, тише, — перебил меня он. — Я помню. У младшего княжича Шереметева длинные уши. И длинный язык.
— Ему ничего за это не будет? — спохватилась я. — Я думаю… он просто хотел помочь… потому что я… потому что меня…
— Он не сделал ничего плохого. — Александр Иванович не спускал с меня внимательного взгляда. — Он хотел помочь, ты права. И он помог. И ты ни в чем не виновата. Ты защищалась, я тому свидетель. Но, Яра, запомни на будущее. Если вновь кого-то проклянешь, это тебе с рук не сойдет. Сейчас ты не понимала собственной силы, защищалась, действовала на эмоциях. Но если захочешь повторить, это расценят, как злоумышленное преступление.
— Я поняла. А если мне вновь придется защищаться?
— В тот приют ты не вернешься, если ты об этом.
— В другом будет иначе?
— Зависит от тебя. Но сомневаюсь, что ты будешь жить в приюте.
— А где же еще?
Александр Иванович рассмеялся.
— В этом кабинете вопросы обычно задаю я, странная девочка Яра.
— Ничего не странная, — пропищала я капризно, старательно изображая обычного ребенка. — Я устала. Вы же и сами все обо мне знаете.
— Ладно, кто такие эсперы, я тебе позже расскажу. Сейчас хорошо бы проклятие снять.
— И не подумаю! — воскликнула я.
— Яра…
— Они сами виноваты!
— С этим сложно спорить, — согласился Александр Иванович. — Но проклятие надо снять.
— Вот сами и снимайте!
— Так… оно твое. Ты его сотворила, тебе и…
— Думаете, я знаю, как⁈
— Желание, Яра. Искреннее желание.
Вот с ним у меня проблемы. И Александр Иванович, похоже, это прекрасно понимал, потому что подошел ко мне, погладил по голове и произнес почти ласково:
— Надо, Яра. Не бери этот грех на душу. А хочешь, давай поменяемся? Ты снимешь проклятие, а я исполню любое твое желание.
— Любое? — поинтересовалась я не без ехидства.
— Все, что в моих силах, — пообещал Александр Иванович.
Вернуть мне родителей точно не в его власти. А из возможного… о чем бы попросить? Интуиция подсказывала, что мелочиться не стоит. Но…
— Расскажите, что сделал мой отец, — попросила я. — Какое преступление он совершил?
Александр Иванович ничего не сказал, но выражение лица его стало презабавным. Вот уж не думала, что этого дядьку можно так удивить.
— Вы полагаете, мне кто-то говорил об этом? — добавила я. — Я даже не понимаю, за что меня ненавидят! Просто расскажите все, как есть.
Это всяко быстрее, чем копаться в архивах. Еще и ждать пришлось бы, когда меня в эти архивы пустят. А еще он, наверняка, знает больше, чем написано в газетных статьях.
Глава 10
— Эм… Может, лучше об эсперах? — Александр Иванович все же отмер. — Я не уверен, что смогу объяснить…
— Тогда девчонок сами расколдовывайте, — заявила я.
И обиженно оттопырила нижнюю губу.
Получилось очень даже по-детски. Я уже поняла, что тут можно и на своем настоять. То, что я сотворила, вполне могло ухудшить жизнь Яры. При желании меня обвинили бы в преступлении, и скидку на возраст делать не стали бы. И клеймо дочери врага Российской империи помогло бы забыть о смягчающих обстоятельствах. Однако Александр Иванович обращался со мной хорошо: не кричал, не бил, не запугивал. Причиной тому навряд ли стала его личная симпатия. Скорее, уровень моей силы и «способности эспера в перспективе». Не зря же он спрашивал, что я видела при переходе. Или правильно назвать это телепортацией?
