Регрессор в СССР. Цикл (СИ) - Арх Максим

Начали снимать сцену в коридоре. Камера гудела, свет ламп бил прямо в глаза. Я шёл навстречу Марте — в роли Эдика. Ребята-статисты, набранные из местного института, должны были расступаться, когда я прохожу, но один рыжий парень не понял, что делать, и уставился прямо на меня. Мы прошли так пару раз, но он всё равно стоял столбом. Наконец я остановился и спросил:

— Тебя как зовут?

— Саша, — ответил он тихо.

— Значит, тёзки. Так вот тёзка, ответь мне на один вопрос: ты хочешь, чтоб тебя в кинотеатре показывали?

— Да.

— Тогда уже отомри и делай то, что делают все остальные! При виде нас ты должен немного отойти в сторону, будто тебе страшно. Понял?

— Не совсем, — буркнул тот. — А почему страшно-то? Ты ж вроде бы не здоровый.

Спорить было бессмысленно, и я, махнув рукой, спросил:

— У тебя с собой в дипломате книжка какая-нибудь есть?

— Да.

— Вот встань сюда к окну, открой её и просто читай, — сказал я, решив проблему, а потом отошёл на исходную и рявкнул: — Готовы? Мотор!

И так было почти на каждом шагу. Оно, собственно, и не могло быть иначе, ведь массовку по какой-то необъяснимой причине мы с собой в последний момент решили не везти, объясняя это нецелесообразностью и лишним расходованием средств.

А ведь я предлагал набрать ребят с первого-второго курса ВГИК. Они хоть и начинающие, но уже какие-никакие, а труженики сцены. Им гораздо проще объяснить, что нужно делать в кадре, а что не нужно, чем обычному студенту, который ни сном, ни духом в киноискусстве не понимает.

«Вот и сэкономили… Зато теперь дорогущей киноплёнки на несколько километров больше истратим. Ведь каждый дубль — это десятки, если не сотни рублей», — думал я, сочувственно глядя на оператора, которому предстояло весь этот процесс снимать не по одному разу.

После обеда снимали в учебной аудитории. По сюжету Белла сидела у окна и смотрела на улицу. Марта уже вошла в роль, и всё шло как по маслу. Но тут случился курьёз: кто-то из студентов открыл форточку, и с улицы влетела ворона. Она пролетела прямо над камерой и по-хозяйски уселась на шкаф. Осветитель, высокий дядька из Москвы, выругался:

— Да чтоб тебя, птица!

А ворона каркнула в ответ и так уверенно уселась, что вся съёмочная группа и актёры разразились смехом.

— Стоп! — поднял я руку, останавливая съёмку. — Не гоним её. Снимем так. Пусть сидит. У нас кино немного с мистикой, а потому ворона будет вполне уместна. Только закройте форточку, чтобы она прямо сейчас не улетела.

И кадры получились хорошие. Ворона не подвела и всю сцену действительно выглядела так, будто бы являлась специально приглашённой актрисой. Глубокомысленно созерцала суету жалких людишек где-то под своим «троном», косила чёрным глазом на стрекочущую кинокамеру, не торопясь чистила перья, всем своим видом выражая презрение к мирской суете. После того как получилось достаточное количество дублей, открыли все окна и дружно выгнали новоиспеченную кинозвезду на улицу, на прощание помахав руками.

Та недовольно каркнула, подхватила с земли какую-то гайку и исчезла с ней за крышей соседнего здания, а Марта, взяв меня за руку, произнесла:

— Эдик, ты настолько всесилен, что у тебя даже птицы в подчинении.

Эдику оставалось только открыть от изумления рот от осознания того, насколько сильно влилась в роль Белла.

Во второй половине дня съёмочная группа вышла во двор, чтобы снять уличные сцены. В том числе и ту, где Белла впервые замечает Эдика на улице.

Я стоял под деревом, смотрел куда-то вдаль, Марта проходила мимо. Сняли всё со второго дубля. Почему со второго? Да потому что на первом дубле на меня после порыва ветра свалилась здоровенная берёзовая ветка.

Все, разумеется, тут же бросились ко мне с криками: «Как ты, Саша?»

Я был в порядке, и, как только чуть пришёл в себя, почесал шишку на затылке и изрёк:

— Ну что, товарищи, природа решила добавить нам неожиданных спецэффектов. А теперь давайте-ка снимем без них. Тишина на площадке! Оператор готов? Мальвина — на исходную! Все готовы? Работаем! Мотор!

К вечеру мы закончили всё, что планировали снять за день, и направились в гостиницу. Все были уставшие, но довольные. Главное, что все стали понимать, как именно будет происходить процесс съёмок, и теперь знали, что от них будет требовать режиссёр. И знание это им было важно, ведь теперь они будут готовы к моим бзикам.

Следующие дни оказались для нас настоящим испытанием — и для нервов, и для выдумки. Я, конечно, понимал, что кино — это всегда труд, но чтобы настолько…

Мы перебрались снимать в дом, который построили для семьи Петровых. Я хотел, чтобы зритель сразу почувствовал: эти люди живут не как все. Свет сделали особенный — окна затянули полупрозрачной тканью, чтобы даже днём в комнатах стоял мягкий сумрак.

Актёры, игравшие моих «родственников-вампиров», старались изо всех сил, и так как все они были профессионалами, отсняли мы всё довольно быстро.

Однако самое забавное началось тогда, когда мы добрались до сцены игры. В оригинале это был бейсбол. В СССР, конечно же, никто и не слышал толком об этой игре, а потому, решив, что для местного населения она будет неинтересна, я с лёгкостью заменил её на лапту.

Прочитав об этом в сценарии, многие актёры засомневались.

— Лапта? Это же уже старьё. В такое уже никто не играет. Да и вообще, это детская игра. Как мы будем выглядеть?

— А вы представьте, что играете не палками по мячу, а своими силами меряетесь, — пояснил им я, развивая тему. — И победа в этой игре будет зависеть от того, насколько высоко прыгает и быстрее других бегает та или иная команда. Мы же с оператором снимем всё как надо, а когда смонтируем, то, уверяю вас, что зритель рот раскроет и уже на следующее утро начнёт искать секцию по игре в лапту, ибо то, что у нас получится, перевернет представление человечества об этом виде спорта. А там, глядишь, и олимпийским его сделаем!

Подъехали краны. Техники развернули и собрали заранее продуманные системы тросов. Подвезли декорационный реквизит: с виду деревянные, а на самом деле сделанные из плотного пенопласта «биты», мяч, сделанный плотниками на фабрике — большой, из толстой кожи, набитый опилками. Камеры установили на штативы с двух сторон, чтобы снимать одновременно и удары, и бег.

Когда всё подготовили, я собрал актёров, изображавших семью Петровых, и сказал:

— Если бы я снимал в Америке, то у американцев в их фильме вампиры бы играли в бейсбол, потому что там гроза и гром заглушают силу их ударов. У нас грозы нет, зато есть осень, пустота и тишина. Лапта — игра простая, но в ней есть то, что нам нужно: резкость, скорость и сила. Представьте, что ваши движения быстрее человеческих. Зритель должен поверить, что вы — не люди.

Марта подошла ко мне и тихо сказала:

— А если Белла будет выглядеть слишком нелепо среди них? Я ведь обычная.

— Так в том-то и смысл, — ответил я. — Ты чужая среди чужих. Твоя простота, твоё неумение быть в такой компании и подчеркнёт их силу.

Изображать «вампирскую лёгкость» делом было весьма трудным, и тут, разумеется, всё зависело не столько от актёров, сколько от двойников-каскадёров, выполняющих сложные трюки, и, разумеется, техников, налаживающих ту самую систему тросов. Эти металлические тросы мы обмотали мягкой тканью, чтобы они не натирали тело, а актёров, когда нужно было заснять именно их, поднимали над землёй как можно осторожнее. И вот уже Белла смотрела снизу, а «вампиры» будто летали над ней. В кадре это выглядело так, словно те и правда были существами не от мира сего.

Конечно, не обходилось всё это дело и без курьёзов. Один раз при перемещении трос заскрипел так громко, что вся таинственная атмосфера в мгновение ока пропала, и вся группа легла со смеху. Другой раз один актёр с такой силой ударил по мячу, что тот полетел прямо в кусты, где, как оказалось, спрятались местные ребятишки. Мяч попал между деревьями и застрял. Мальчишки, визжа, кинулись за ним, и в кадре вдруг возникла целая толпа детворы в куртках.