— Стыдоба, от древних миноносок бегать придётся, — Владимир Иванович был человеком воспитанным, но сейчас ему хотелось изругать самыми последними словами умников, вооруживших «Урал» всего лишь парой 120-миллитметровых орудий и дюжиной малокалиберок, — да здесь десяток шестидюймовок можно воткнуть и не заметить, а сейчас побежим, как слон от мосек, уповая лишь на свежую погоду и скорость…
По команде командира крейсер начал отрыв от вражеских миноносцев дав сразу предельные (ну, почти предельные) 19 узлов. Волнение на море и довольно таки умелые действия расчёта кормового орудия, у которого собрались помимо Семёнова, почти все «свободные» офицеры «Урала» показали японским морякам, что так просто подобраться к махине бывшего лайнера не удастся. Тем более гонка в океане, на волне не сулила скорого сближения, а кормовая 120-миллиметровка, с «офицерским расчётом», стрельбой которой руководил целый капитан второго ранга, давала опасные и близкие накрытия.
Поизображав преследование около часа японцы отвернули…
Русский крейсер, после расставания с противником ещё час двигался на восток, а затем взял курс на север. Семёнову надо было точно знать, — удался прорыв Небогатова или нет. То, что в погоню за «Уралом» не были отправлены крейсера, было плохим знаком.
Значит пролив Лаперуза перекрывался только парой дивизионов устаревших миноносцев, а основные силы японского флота по прежнему сторожили Цусиму.
Впрочем, крейсера могли и увязаться ночью за «Изумрудом». За Ферзена и его корабль Семёнов почему то не переживал, тем более радиосообщений от быстроходного «камешка» так и не было. Следовательно, на «Изумруде» хранили режим молчания, пока была надежда проскочить незамеченными.
Чёрт! Слишком много «если бы» и «следовательно». Нужна информация, должны же остаться в живых хоть кто-то из русского гарнизона, не всех же убили или взяли в плен в Корсакове!
Семёнов, убедившись, что преследователи отстали, приказал идти на север, не удаляясь более чем на пару миль от восточного побережья Сахалина и внимательно осматривать берег каторжного острова.
Капитан второго ранга знал, что с 1904 года в Корсаковском посту была оставлена команда с «Новика» при батарее орудий, снятых с полузатопленного лёгкого крейсера, убежавшего из Порт-Артура, но до Владивостока кружным путём так и не дошедшего. А значит — были там и офицеры. Что должен сделать грамотный морской офицер, ожидающий прихода русской эскадры, но подвергшийся внезапному нападению противника? Он обязан изыскать возможность подать сигнал своим, дать знак опасности! Так наставлял Семёнов молодых офицеров «Урала», выставив их в помощь сигнальщикам, по левому борту и призывая быть зорче и внимательней.
— Три сигнальных костра по левому борту, направление на мыс Великан, — крик молоденького прапорщика, отвлёк командира крейсера от прокладки курса до устья Амура…
— Ход три узла, глядеть в оба, нам подвиг «Богатыря» повторять никак нельзя. Курс на дымы, боевая тревога, расчёты к орудиям, — Семёнов предпочитал перестраховаться, хотя и не верил в то, что пехота противника заняла Сахалин. Пока у России есть флот, пока идёт война в Маньчжурии, микадо поостережётся от крупных десантов на российскую землю. Но всё же, всё же…
— Семафорят, ваше высокоблагородие, — к кавторангу подбежал старшина сигнальщиков.
— Наши, флотские, с «Новика»!
На командира с благоговейным трепетом смотрели матросы и с нескрываемым уважением офицеры. После захвата «Ольдгамии», «предсказанного» Семёновым, давшим наиподробнейшую инструкцию досмотровой партии: как искать военный груз, обычно тщательно упрятываемый, где промышляющие военной контрабандой капитаны хранят документы — авторитет нового командира «Урала» взлетел до невиданных высот. А Владимир Иванович далее только повышал уважение к себе и своим познаниям в военно-морском деле. Вот и сейчас — сказал, что должны объявиться моряки с «Новика» — а они тут как тут!
На старой «на живую» законопаченной лодке на крейсер прибыл усталый, но по-флотски щеголеватый офицер с левой рукой на перевязи.
— Мичман Максимов, — представился он, — командир батареи крейсера «Новик». Ждали вас, третьи сутки как в Корсакове хозяйничают японцы, мы отошли на побережье, подаём сигналы. Радиостанции нет, к сожалению, приходится мудрить с кострами…
Семёнов упреждая вопросы офицеров крейсера, повёл мичмана в свою каюту.
— Что известно об адмирале Небогатове, Александр Прокофьевич?
— Прошёл Цусимой Николай Иванович: пять броненосцев, шесть крейсеров, восемь миноносцев во Владивостоке!
— Минус миноносец, вполне терпимо, огромный успех! — Семёнов ещё на палубе, по репликам новиковских матросов, прибывших с Максимовым, понял, — ПОЛУЧИЛОСЬ! Но кавторангу хотелось знать подробности, хотя откуда мичман, законопаченный волею начальства на каторжанский Сахалин, может досконально изложить ход прорыва.
— Точно не знаю, господин капитан второго ранга, — Максимов болезненно скривился, — чёрт, отдаёт в плечо, здоровенный осколок ребята вытащили. Но было передано — прошли Цусиму без потерь, счастливо избегнув встречи с неприятелем.
— Когда это произошло?
— Да в обед 18 мая, пришли известия о прорыве Небогатова и инструкции нам, по встрече второй части эскадры, идущей Лаперузовым проливом. А через пару часов в залив вошла эскадра Камимуры и как на учениях раскатала нашу батарею и все укрепления, которые были устроены. Били чётко, знали куда стрелять. Удивительно как раньше нас не раздолбали, чего японцы ждали? Мы только три выстрела в ответ успели сделать и всё. Сравняли с землёй батарею крейсера «Новик». Семь человек погибли, двенадцать ранены. Столько времени готовились и всё напрасно…
— И японцы готовились, Александр Прокофьевич. Судя по всему, зевнув при Цусиме, узкоглазые подданные микадо плотно перекрыли и Сангарский и Лаперузов проливы. У адмирала Того выбора нет — уничтожить отряд Клапье де Колонга, либо вспороть себе живот по древнему самурайскому обычаю…
— Эскадру ведёт Клапье де Колонг? — Максимова сей факт невероятно поразил.
— А чему вы удивляетесь, господин мичман, огромная нехватка адмиралов в воющем российском флоте, да и Дмитрий Густавович Фёлькерзам на госпитальном «Орле» последние деньки доживает…
— Господин капитан второго ранга, Владимир Иванович! Прошу — примите на «Урал» меня и всех новиковцев, за исключением раненых, конечно. Не смотрите на мою руку, орудием я командовать вполне смогу!
— Александр Прокофьевич, пару десятков ваших орлов, я с удовольствием взял бы на борт прямо сейчас, да и вас, как опытного, боевого офицера, невзирая на ранение. Общеизвестно, у моряков раны быстрее в море затягиваются. Но дело вот в чём. Вы сейчас на суше нужнее. Оставайтесь здесь, оборудуйте наблюдательный пост. Новиковцы уже огромное дело для флота совершили, дав столь нужную информацию идущей на прорыв эскадре. Я думал, до Николаевска на Амуре сбегать придётся, а теперь сразу к Клапье де Колонгу поспешу. Но пока расскажите по возможности более подробно, какими силами противник блокирует пролив, какие суда участвовали в обстреле Корсакова, какие высаживались десанты — моряки с кораблей, или же пехотные части…
— Были четыре броненосных крейсера, уничтожившие батареи, это, как я думаю, «Идзумо», «Якумо», «Ивате» и «Асама». Потом они ушли, появились миноносцы, «Акаси», «Нанива», и чёртова «Цусима». С миноносцев высаживались десантные партии, а орудия крейсеров подавляли сопротивление нашей пехоты. Вглубь острова японцы не удалялись, сначала хотели поджечь уголь, но делать этого не стали, только взяли угольный склад под охрану.
— Испугались задымить все окрестности, нас насторожить, — понимающе усмехнулся Семёнов.
— Да, я тоже так подумал и, поставив в известность сухопутное начальство, передал на их попечение раненых и двинулся на побережье, решил сигнальными кострами предупредить эскадру. Полковник Арцишевский телеграмму о необходимости содействия флоту читал, с его стороны возражений не последовало. Тем более орудия наши разбиты. А пользы от моряков на суше немного…
