– Будет щипать. Но кровь больше не пойдет. Лекарства от врача… который лечил короля. А его величество… дал мне саквояж. Подарок в плавание.
О’Райли не произносит ни единого слова. Откупорив один из пузырьков, Бентлей промакивает кусок ветоши и вновь ведет по свежим ранам. Он разодрал ее тело беспощадно. Наверное, было бы еще хуже, если бы он завершил приговор или позволил Спарксу закончить. Зеленоватый раствор, немного пахнущий травами, должен помочь. Он видит, как напрягаются мышцы. Пытаясь успокоить, поглаживает проступающие ребра. Ей это не нужно, она стоически вынесла три удара, но нужно самому Кеннету.
– И последний штрих. Заживет быстрее. – Бентлей наливает на ветошь содержимое другого сосуда и принимается перематывать всю спину, стараясь прижимать ткань как можно ближе к коже, чтобы закрылись все раны. – Готово. Теперь боль вас больше не побеспокоит.
– Меня и не беспокоила боль. До сегодняшнего дня, – она язвит, огрызается, так сделал бы любой зверь, ран которого коснулись руки человека, их оставившего. И он не может винить ее в этом. Уже можно поблагодарить за то, что она в принципе позволила о себе позаботиться.
В голову закрадываются мысли: что могло сподвигнуть Моргану, всю такую благородную, воспитанную, стать той, кем она стала? Не от хорошей жизни люди бегут в море – это Кеннет понимает, как делец, бизнесмен и торговец, которому приходится иногда иметь дело со сбродом, но, в сущности, он не может представить, как можно стать головорезом и преступником. Не то чтобы все люди, окружающие его – продажные политики, ростовщики, задирающие цены, торговцы, продающие плохой товар, – хорошие люди. Но есть зло необходимое и честное, а есть смутьяны, пытающиеся нарушить хрупкое равновесие, творящие еще большее зло, чем он сам.
Моргана натягивает сорочку обратно. Кеннет молча кивает, больше себе, чем ей. Сдавленность в груди и подступающий комок не дают нормально и слова сказать.
– Мор… кхм… Мисс О’Райли. Останьтесь. Вам нужно отдохнуть.
Пытаясь хоть как-то вернуть себе былую строгость, Кеннет делает еще один глоток бренди за плечом капитана «Авантюры».
– В следующий раз… если встретите очередного любовника, не останавливайтесь, чтобы помочь. Мои запасы не бесконечны… чистые сорочки в комоде справа.
Бентлей оставляет ее одну.
* * *
Хуже ночь Моргане тяжело вспомнить. Даже то время, когда желудок завязывался в узел от голода, а руки ныли от кровавых мозолей на пальцах и ладонях, выглядит проще и легче. Все познается в банальном и глупом сравнении.
Раны пульсируют под тугими повязками. В чужой постели она не может вздохнуть, не то что повернуться. Так и лежит на боку, чувствуя, как немеет правая рука, свешенная с края. Но ужаснее всего даже не задубевшие и ставшие деревянными кончики пальцев, а то, что чистая сорочка Кеннета на ее теле пахнет родным и знакомым, почти тем местом, откуда она бежала. А дом пахнет легкими травами, свежестью, которой нет в море, и… воспоминаниями.
Моргана не была там девять лет. И сомневается, что дома ничего не изменилось. Несколько лет назад она отправила отцу письмо, когда находилась в Порт-Ройале, но ответа так и не получила. Наверное, его очередная «любимая жена» просто устроила скандал, получив конверт, и потребовала сдать дочь властям, чтобы прибрать к рукам солидную выплату за ее голову – тогда она составляла почти три тысячи фунтов, сумма, позволяющая жить так хорошо и вольно, что в голове никогда не появится мысли жевать картофельные очистки.
Ни одна миссис О’Райли не потерпит писем от разбойника в своем доме. Ни одна ирландская женщина не упустит возможности заработать, даже если для этого придется избавиться от падчерицы. Кэт назвала бы это «благим делом» – пожертвовать свободой и жизнью ради тех средств, которые помогут выжить твоей семье.
Кэт слишком наивна для мира вокруг нее.
Легкая тоска тонким кисейным платком окутывает мысли. Ирландия осталась позади, когда они бежали с Колманом Мерфи прочь от того, что любили. Тогда у нее была лишь одна мечта – убраться подальше от подкрадывающейся и глядящей из тени нищеты, каждый раз все наглее и наглее стучащейся в дом, голода и неравного брака, в котором она никогда бы не была счастлива и в лучшем случае стала бы вдовой в двадцать три года, а в худшем – бросилась бы под проезжающий мимо нового дома экипаж или телегу. Теперь у нее есть все: корабль, состояние, возможность жить свободно наравне с «джентльменами удачи», но она не может позволить себе вернуться домой в родное графство Каван, проданное прадедом англичанам – захватчикам, убийцам и тиранам.
Она поклялась себе стать той, кто вернется в Ирландию со Сферой и отвоюет землю. И, возможно, станет той самой женщиной, с которой будут считаться наравне с Грейс О’Мэлли. Вернется, спасет всех, и никто больше не будет вправе решать ни ее судьбу, ни судьбу ее дома.
А теперь помогает… кому? Захватчику, тирану, лорду Ост-Индской торговой компании, желающему прибрать к рукам не только Ост-Индию, но и весь свет. Мужчины никогда не останавливаются на достигнутом, сколько бы земель, денег, власти и женщин у них ни было под боком, – им всегда мало, такие люди, как Кеннет, не останавливаются тем более. Воплощение джентльменства, но со злобной безжалостностью внутри. Холодная непоколебимость в серых, как промозглая осень, глазах и равнодушие к судьбам тех, кого он сломал. Паршивый человек, но хорошие редко выбиваются в люди. Он почти раздражает Моргану своей принципиальной жестокостью, которая сегодня, однако, дала неожиданную трещину.
Крепкая льняная сорочка с рюшами на рукавах все еще пахнет домом.
О’Райли слабо стонет, переворачиваясь на живот. Утыкается носом в подушку и чихает громко, отчего сводит мышцы шеи, – пудра. Такой Кэт укладывала волосы. Милая, любимая кузина Кэт. Она бы пришла в ужас от того, что происходит с Морганой. Побледнела, упала на тахту, и ее бы отпаивали чаем или теплым молоком. Сама Моргана пришла бы в ужас, если бы ей когда-нибудь сказали: избитая плетью, она лежит в постели своего мучителя. Позволяет гладить руке, что ее била.
* * *
Не взять плащ – еще одно опрометчивое решение этим днем. Он словно за одни сутки решил совершить все самые глупые поступки, какие только можно было придумать. Одно желание избавиться от скуки привело к тому, что в собственных глазах он заимел статус тирана, а в глазах Морганы – труса. Кеннет касается пальцами фальшборта. Его вообще не должно волновать мнение О’Райли. И тем не менее факт есть факт.
– Сэр? – неуверенно обращается к нему солдат, несущий вахту.
Никто на «Приговаривающем» не привык, что в столь поздний час Кеннет покидает каюту.
После девяти вечера лорд Бентлей Кеннет никого не пускает к себе, кроме людей со срочными донесениями, к десяти – просит подать чай, а к полуночи – откупоривает бренди. Эту привычку он заимел еще в Лондоне, когда только приобрел особняк на площади Королевы Анны и решил, что лучшим решением будет пристраститься к чему-то действительно свойственному богатым людям – распитию спиртных напитков в одиночестве.
Кеннет не обращает никакого внимания на встревоженность солдата, на его слегка съехавший головной убор. Он прекрасно знает, что обеспокоенность вызвана нарушением моратория на азартные игры: в офицерской каюте частенько играют в карты, а на нижней палубе – в кости. Но устраивать проверку и гневно отчитывать офицеров Бентлей не собирается. В иной раз он бы обязательно направил Спаркса разобраться с данным вопросом, если бы не был отягощен мыслями.
– Патрулируйте лучше корабль. Кто сегодня на вахте? Завтра ко мне. Первым делом, – строго, но все же немного растерянно, отчего не требовательно, произносит Кеннет. Он скользит ладонью по гладкой перекладине, глядя в чернеющую глубь моря.
– Есть, сэр.
Ее спина была так близко. Перед глазами все еще горят раны. Он вдыхает полной грудью. От такого глубокого вдоха у лорда трещат ребра, хрустят позвонки. Бентлей впивается подушечками пальцев в зашлифованное, лакированное дерево.
