"Фантастика 2025-2". Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Брайт Владимир

Появление нового героя — это всегда лишняя забота в его нейтрализации. И если верить чудотворцу Александру, он проявил себя, он готов противостоять хаосу и разрушению этого мира, он — помеха.

— Имя? — единственный удар грома, впрочем, не такой сильный, как в обычную грозу.

— Родя, — сказал сквозь сон Родя — что-то, знать, приснилось ему такое, требующее представиться. Не иначе, прием у какого-нибудь морского царя.

— Ктуооо? — из ближайшего болота вспучился гигантский пузырь метана.

— Илья, — ответил "старец". Не бывает безымянного героя, бывает стертая память о нем. Александр знал, что sankari справится, что ему помогут. Хаос — это бездействие, но противодействие ему — это уже жизнь.

9. Родивон, да Превысокие.

Вскользь оброненная фраза об успехе, как-то сорвавшаяся с уст Александра, глубоко запала в душу Роди. Музыкант — это, прежде всего, творчество, которое невозможно без самовыражения. Кто-то самовыражается с целью обогащения, подстраивается под всякую дрянь, считающую себя "uber alles" и от этого становящуюся непререкаемым знатоком вкуса. Ну, это ремесленники, им до творчества так же далеко, как сбившемуся в стадо быдлу до определения "народ".

Родя мог творить, он это понимал, но также понимал, что замыкать все свое творчество на себя — неправильно. Душа требовала публики. Пусть большая часть слушателей бросится с кулаками, яйцами и другими подручными предметами, но обязательно найдутся те, кто оценят. Александр — понял его музыку, Алеша — тоже, да и зверям лесным она пришлось по вкусу. Значит, есть повод для оптимизма. Будут еще ценители.

К чудотворцу приходили люди, нечасто, но с завидным постоянством. Словно где-то висел распорядок: четыре человека в неделю. Наверно, потому что места вокруг были глухие, заблудиться легко, а получить желаемое удавалось не всем. Не было ни одного посетителя, чтобы принес свою отраду, у каждого — своя боль. Оно и понятно, своя радость и чужое горе легче переносятся в домашней обстановке.

"Старец" не отказывал никому, слепые и хромые от него глухими не уходили. Каждый получал облегчение и настоятельный совет, что делать дальше, чем себя проявить, чтоб болезнь отступила. Родя, выросший в деревне, где на каждые два двора приходилась одна знахарка, а то и полторы — привык к атмосфере таинственности и трепета, сопровождающих лечение, либо изыскание. Разумеется, не всегда бесплатное.

Здесь же Александр беседовал о чем-то, и, вдруг, совершал нечто неожиданное: мог в воду спихнуть, мог сбить с ног в кстати выкопанную яму и начать энергично закапывать, а мог и ударить, как голой рукой, так и какой-нибудь закорюкой. Родя большую часть времени проводил на рыбалке, но иногда совершенно нечаянно бывал свидетелем таких действий. Он никогда не лез с расспросами к чудотворцу, предпочитая оставаться в неведении: зачем ему чужие проблемы?

Каждый вечер он играл на кантеле, каждый вечер Александр внимательно вслушивался, каждый вечер из леса на звук выламывался какой-нибудь зверь. Однажды пришел небольшой медведь, постоял, переваливаясь с одной передней лапы на другую, шевеля носом и пытаясь всмотреться своими близорукими глазами, потом жалобно замычал. Родя изобразил испуг, но "старец" едва заметно несколько раз махнул кистью руки: продолжай, мол, не стоит отвлекаться. Медведь дослушал песню и, пятясь, ушел обратно в темноту леса.

Запасы рыбы были сделаны изрядные: впору торговать или выставлять на мену. Соли у чудотворца было на удивление много, причем, качественной, немецкой, и ее запасы не иссякали волшебным образом. Вероятно, посетители приносили в знак благодарности. Родя завялил на зиму несколько мешков рыбы, закоптил почти столько же, из мелочи заложил несколько колод студня — говорят, самая лучшая закуска под брагу, которой, впрочем, у "старца" не водилось. Одну колоду — выдолбленный пень, заполненный вычищенными рыбешками с солью и кое-какой травкой и сверху плотно забитый деревянной пробкой — подломил на пробу какой-то зверь, наверно, не чуждый музыки медведь. Съел, подлец, все, даже дерево разгрыз. Оставалось надеяться, что прочие заготовки не тронет. Александр только плечами пожал: бывает.

Лето вышло на финишную прямую. Они вместе достроили купальню, обложив ее камнями.

— Зачем она? — спросил по простоте душевной Родя.

— А ты — крещенный? — неожиданно обиделся Александр.

— Ну, — замялся музыкант. — В основном — да.

— Как это?

— Бесплатно, — словно оправдываясь, сказал Родя. — Нынешние попы говорят, что это не в счет. Обряд неправильный, даже языческий. Надо было заплатить священнику, тогда он перекрестил бы правильно, по-человечески.

— Эта иордань как раз для таких случаев, — кивнул на купальню Александр. — Пусть само таинство буду проводить по старинке, но зато никто не усомнится в правильности. Разве что попы.

— Бесплатно? — на всякий случай уточнил парень.

— А сколько Иисус Крестителю заплатил?

Родя не ответил, пристыженный вопросом. Хотя какая-то низменная его часть прошептала в одно ухо: "А ты что, сравниваешь себя с Крестителем?" Но тут же в другое ухо другая его часть, возвышенная, наверно, пробормотала: "Он учил, как крестить. Что же — не доверять Учителю?"

— Понял? — голосом "старца" поинтересовалась третья часть, та, что посередине.

— Да, ладно, ладно, — сказал сам Родя.

— Завтра придут люди с Ладоги, с ними ты и уйдешь, — между делом предложил Александр. — Сыграешь?

Музыкант достал свой инструмент и подумал: "Откуда он знает, что завтра кто-то придет?" Он играл как всегда и даже немного лучше. Медведь не пришел, оно и понятно — Родя был готов набить ему морду, ворюге неблагодарному. Прибежали какие-то хорьки, понюхали руки Александра и ввинтились в пейзаж, только их и видели.

Это было последнее выступление Роди на берегах Свирского озера перед отшельником Александром, по совместительству — чудотворцем.

Назавтра, как и было предсказано, пришли два человека, две женщины. Одна из них была сумасшедшей, другая — полностью сумасшедшей. Александр пересчитал их количество, потом снова в обратном порядке — ничего не изменилось. Родя, случившийся поблизости, решил раззадорить ту, что была повыше ростом, но она ловко и метко кусила выставленный вперед с непонятной, но, наверно, указующей целью, палец, и музыкант решил отступить. Тем более что палец был его собственностью, и был предназначен совсем для других целей, нежели быть искусанным странной женщиной.

Александр воспользовался ситуацией и вывел кусачую даму из строя. Родя на всякий случай поспешно отбежал в сторонку, кляня себя и баюкая уязвленную конечность. И чего он сунулся, что хотел показать?

Музыкант ушел по своим делам, искупался в озере, потом окинул взглядом готовые к употреблению рыболовные снасти и сделал вывод: сработано все в лучшем виде. А потом сделал еще один вывод: ему незачем здесь более оставаться. А потом он вспомнил, что давеча Александр сказал, что сегодня он уйдет.

Где-то у купальни выла, рычала и гавкала женщина, каталась по земле и царапала ее пальцами. Рядом с другой, той, что кусалась, стоял Александр и держал свою руку у нее на лбу. Дамочка молчала, скосив глаза на чужую ладонь и мелко-мелко дрожала, зубы ее клацали.

Родя ухмыльнулся: пусть бы повыпали — не будет в следующий раз кусаться. В следующий раз! До него дошло: ведь именно с этими особами ему придется идти в люди. Незадача! Того и гляди, загрызут и исцарапают. Он решил переговорить с Александром, может быть, уйдет попозже, не с этими сумасшедшими?

Однако спустя некоторое время ему пришлось передумать.

— Мне нужно, чтоб ты вывел этих дамочек на дорогу, — сказал Роде "старец". Выглядел он не самым лучшим образом: щеки ввалились, скулы очертились, глаза выкатились. Трудно, видать, пришлось на этот раз. Вообще-то, быть может, такое истощение с ним случалось всякий раз после сеанса "терапии". Просто Родя не обращал внимания.