— Ваш приказ будет выполнен, мой фюрер!
Гитлер деловито повернулся к министру иностранных дел:
— Мой дорогой Йоахим, эти снимки должны попасть к нашей военной разведке. Они все же больше компетентны в анализе военной техники, чем ваши люди, хотя выражаю вам благодарность за отличную работу. Быстрота мышления и действия! — экзальтированно воскликнул фюрер. — Умение представить сведения не тогда, когда получится, а тогда, когда они нужны!
Глава военной разведки еще раз почтительно наклонил голову. Это также позволило ему скрыть удовлетворение. Из весьма неприятной ситуации выйти удалось с минимальными потерями.
Заканчивался январь 1940 года.
Доктор Бурденко делал обход. Это была его обязанность как лечащего врача, но также долг как ученого. Все же эти загадочные методики и материалы впервые были применены в клинической практике.
Лейтенант Перцовский, лежа на своей кровати, думал весьма позитивно. Он из разговоров с соседями прекрасно понимал: то, что ранение не болит сейчас, совершенно не означает, что оно не разболится при ходьбе. Он не знал, сколько придется лежать, но был уверен: рано или поздно передвижение на своих двоих предстоит. Осталось лишь спросить об этом доктора. И эта возможность вошла в палату вместе со свитой.
— ДОвайте ПОсмОтрим, — прогудел Николай Нилович с сильным оканием. — ЧтО у нас тут? Кхм… ЧтО ж, если так дальше пОйдет, то рОзрешу вам через неделю хОдить на кОстылях.
Бурденко был настолько доволен результатом осмотра раненого, что это заметили все, в том числе сам пациент. По этой причине Марк осмелился на вопросы:
— А дальше что, профессор? Мне бы скорее снова в часть…
Среди свиты прошелестел шепоток.
— ТОрОпитесь, м ОлОдОй челОвек, — в гулком голосе хирурга прозвучала укоризна. — КОсти дОлжны вОсстОнОвиться. Два месяца! Не меньше! А ПОтОм вынуть тОт стержень, кОтОрый сейчас их держит. А пОсле кОмиссия решит, мОжнО ли вам служить.
Николай Нилович сознательно не стал рассказывать молодому лейтенанту все подробности лечения и восстановления — а там можно было насчитать намного большее количество этапов. Точно так же профессор не стал просвещать пациента насчет того, что он был первым, кого прооперировали по новой методике — правда, тот уже был в курсе. Не было ничего сказано насчет врачебного риска, тем более, что результат явно получился хорошим.
Нахальство не изменило Перцовскому. В результате он спросил:
— Профессор, а как мои шансы нормально ходить?
Бурденко читал методички более чем внимательно. Результаты там описывались, но опытный хирург на основании громадного опыта высказался весьма осторожно:
— Обещаю, чтО к перемене пОгОды рОнение будет ныть. ЧтО дО игры в футбОл — не ручаюсь. — тут палец врача наставительно взделся к потолку. — НО если все пОйдет хОрОшО, то хОдить будете без усилий. ХрОмОта, вОзмОжнО, Останется.
Предвидя, что лейтенант может продолжить расспрос, Бурденко повернулся к сопровождающим врачам и ординаторам и стал раздавать указания.
Несколько иначе сложился осмотр лейтенанта Кравченко.
По окончании осмотра Бурденко вывалил на голову Валентины полный боекомплект оптимизма.
— Вам пОвезлО, милая. ВО-первых, зОживление идет быстрО. ВО-втОрых, пОзнакОмьтесь: это инженер Лернер ВлОдимир ИсаакОвич. Он Объяснит вам, чтО есть нОвейший прОтез кисти.
И с этими словами врачебный персонал удалился.
Сначала лейтенант чуть удивилась, что рассказывать о медицинском устройстве будет человек, не являющийся врачом. Но, чуть подумав, решила, что уж коль скоро советская наука и техника дошла до таких вершин, как ее Ми-28, то и протез наверняка сложный. И приготовилась слушать.
Инженер волновался так, что заметили это все обитательницы палаты. Впрочем, рассказ получился довольно связным.
— Вот, товарищ лейтенант, это схема… здесь вживляются электроды… тут, следовательно, как раз нервы проходят, а они… вот это источник питания, его придется подзаряжать, аккумулятор там, такой очень маленький… а здесь главный электродвигатель с распределением усилия…
Кравченко терпеливо выслушала, хотя поняла не все. По окончании пояснений последовал вопрос:
— Каковы возможности этого протеза, товарищ Лернер? Что я с ним могу делать?
Специалист заметно приободрился.
— Вы, товарищ лейтенант, этим протезом сможете управляться с ложкой и вилкой, даже с отверткой.
Тут увлекшийся инженер сообразил, что говорит что-то не совсем то, и продолжил восхваление в ином ключе:
— Вы сможете держать в этой руке пудреницу! И пудриться! И даже красить губы!
Все перечисленное не было жизненной целью Валентины Кравченко. Поэтому ответ прозвучал холодновато:
— Это все хорошо, но смогу ли я летать… — тут лейтенант замялась, вспомнив многочисленные данные ею подписки, и закончила фразу обтекаемо, — …авиационным штурманом.
Инженер Лернер имел о штурманской работе самое смутное представление, поэтому ответил с энтузиазмом:
— Ну, товарищ лейтенант, читать карту вы можете, даже вовсе не имея руки, а у вас будет протез, позволяющий ее держать. А писать вы научитесь и левой. В… э-э-э… бумагах, что мы получили, сказано, что с протезом почерк у вас будет не из лучших.
Специалист не знал, что вертолетный штурман должен выполнять также работу оператора, а это, в свою очередь, требует быстрой и точной работы пальцами. Но у Лернера хватило ума понять, что вторгся не в свою область, поэтому ответ был с примесью тумана:
— Сами понимаете, ваша пригодность для этой специальности — тут не я решаю. Врачебная комиссия…
И в этот момент Владимира Исааковича посетило вдохновение. Он затараторил:
— Но ведь у вас есть еще возможность! Вы можете пойти на предподавательскую работу, то есть на инструкторскую должность, а то и побольше. И боевой опыт впридачу! И ордена!
Правда, Валентина знала, что ее представили к награде, но официального сообщения не было. Что до глубоко штатского инженера, то он в наивности своей полагал, что само наличие тяжелого ранения обязательно ведет к награждению орденом.
От таких слов Валентина впала в задумчивость. Она точно знала, что подобные ей специалисты наверняка наперечет. Может быть, еще какую-то часть тренировали, но уж таких, чтобы были обучены, да с боевым опытом одновременно — их просто не могло быть. Иначе слухи не могли не пойти, это точно.
И слова легли в память — а на нее штурман Кравченко никогда не жаловалась.
Глава 9
По результатам военных действий на заседании Политбюро докладывал командовавший войсками СССР Жуков. Но в зале собралась не только верхушка ЦК партии.
Доклад излучал оптимизм.
— …в результате перемещения государственной границы устранена непосредственная опасность для Ленинграда, — тут указка в руке командарма проиллюстрировала сказаное на большой карте. — Также СССР получил… потери следует полагать низкими…
Заседавшие слушали без особого интереса. Ход войны подробно освещался в центральной прессе, а к этому добавлялись ежедневные сводки. А чего тут внимать? Красная Армия побеждала, как и ожидалось. Но большой опыт подсказывал собравшимся, что после доклада вполне могут последовать неожиданные выводы.
Доклад закончился. Сталин осведомился, есть ли у кого-нибудь вопросы. Таковые нашлись.
Ворошилов был военным, пусть из не самых способных. Но из доклада он кое-что уловил, а потому спросил:
— Так что, товарищ Жуков, выходит, нашей победе мы в основном обязаны полку осназа?
Спрошено было с подтекстом. На самом же деле красный маршал поинтересовался, почему только один полк именовался в докладе эффективным и умелым. Но Георгий Констатинович после беседы с коринженером Александровым был хорошо подготовлен к такому повороту темы:
— Само собой, данный полк проявил себя с наилучшей стороны, чему способствовали как прекрасная обученность личного состава, так и боевая техника. Комполка Черняховский получил все самое лучшее, что было в СССР на тот момент, и прекрасно этим распорядился. Но также следует отметить, что вопросам взаимодействия осназа и других частей было уделено самое пристальное внимание. С этой целью предприняты особые меры, касающиеся связи… это дало результат… по каковой причине и удалось…
