Двадцатый съезд взорвал и расколол общество. Кипели страсти на людных собраниях и в кухонных разговорах шёпотом. Но хотя интеллектуальные возможности у меня вроде бы более или менее восстановились, я не понимала того, о чём все говорили. Как ученик, который много проболел, не может освоить тему нового занятия…
Сказать, что круг моих интересов свёлся к работе и прогулкам, тоже неверно: у меня вообще не было выраженных интересов, а были только привычные способы ощупью и бочком двигаться сквозь жизнь…
В июне пятьдесят седьмого всех, кого только было возможно, «выгнали» в отпуск и отправили в здравницы, чтобы не болтались в Москве во время проведения фестиваля, не сводили знакомств с вражескими шпионами в разноязыкой толпе. Так что фестиваль я благополучно пропустила, чудесно проведя время на Кавказе в прогулках среди цветущих горных лугов и плодоносящих садов.
Правда, в санатории по вечерам громко включали радио на площадке перед центральным корпусом. Радио беспрерывно восхищалось фестивалем, представляло его событием мирового масштаба, потрясающим и страну, и всё прогрессивное человечество. Это тревожило, поскольку во мне жило смутное убеждение, что я обязана быть вместе со всем прогрессивным человечеством, в гуще событий, а не на отшибе. Однако вернувшись в опустевшую, притихшую после праздника Москву, я совершенно успокоилась и забыла про фестиваль.
Поздним осенним вечером соседи заполошно позвали меня слушать важное сообщение:
– Таисия! Скорее! Искусственный спутник Земли! Мы в космосе!
Важное правительственное сообщение было торжественно дочитано, тонкий размеренный писк позывных отзвучал.
– Думаете, правда? – понизив голос, спросила соседка, обращаясь ко всем присутствующим.
– Ну, сейчас радиолюбители начнут ловить сигнал. Посмотрим, что наловят, – неуверенно ответил сосед из другой комнаты.
– А что сигнал? Вы разве можете определить его источник? Если вы – радиолюбитель, можете определить?
Вот так. Сгоряча возникшая эйфория от сообщения об искусственном спутнике Земли уступила место вязким сомнениям. После съезда и последовавших за ним ошеломительных разоблачений люди незаметно для себя утратили доверие не только к тому руководству, которого уже не было на этом свете, но к руководству вообще. Обещания и заверения обесценились навсегда. При этом пошептаться с соседями о своих сомнениях – уже вроде и не крамола; даже модно.
Довольно скоро сообщения о новых спутниках, даже о собаках на орбите, стали казаться многим обыденными, но я тихо радовалась каждому: прорыв в другой, незнакомый и манящий, мир был для меня источником светлой надежды – только не ясно на что.
– Здравствуйте, фрейлейн Линденброк! Давно мечтала с вами познакомиться.
– Перед вами сеньора Эдмайер.
– Это – только плод ваших девичьих мечтаний и хорошей работы паспортиста. Подделка. Ульрих Эдмайер посмертно стал вашим мужем лишь в вашем воображении.
– От кого вы явились и с каким предложением?
– Лишняя суета с вопросами и ответами! Разве вы не ясновидящая?
– Чтобы увидеть, мне придётся взломать вашу защиту.
– Взламывать было бы бесполезно. Читайте: я открыта.
– Море света. Дешёвая рисовка!
– Да читайте же! Информация доступна вам. Свет – не рисовка.
– Русская… Вы были сильными противниками на тонком плане…
– Для простоты: меня зовут Рита. Можно так и обращаться.
– Вы разыскиваете преступников? Но лично я не совершила ни одного преступления, я чиста перед законом и готова предстать перед любым судом… Что дальше?
– Смотрите, не ленитесь!
– С какой стати вы экзаменуете меня? Я не нуждаюсь в вашей оценке моих способностей!
– Я не ношу с собой фотографию. Вам придётся смотреть мысленно. Узнаёте?
– Хайке? Предательница Пляйс. Ещё жива?
– Вы знаете, что жива и что она не предавала своей родины.
– Что?! Что вы хотите сказать?
– Не знали? Не догадались?!
– Вы пытаетесь убедить меня, что девчонка вела двойную игру, попав к вам?
– Вовсе нет.
– Скажите ещё, что Пляйс – русская!
– Да.
– Какова цель вашей лжи… Рита?
– Линденброк, я понимаю, вам трудно признать очевидное: стыдно, что не раскусили девочку ещё тогда. Но правда…
– В действительности меня не интересует Пляйс и никакая правда о ней.
– Но вас до сих пор связывает с ней ваше проклятие. Не пора ли освободиться?
– Она сама себя прокляла. По её доброй воле за ней задули чёрную свечу.
– Ну, чёрную задули. И к лучшему.
– Блеф. Вы прекрасно знаете, что это означает. Она могла остаться невредимой, только сохраняя верность кругу и его хозяину – как я, как другие.
– Верно, если бы Хайке было её настоящее имя. И если бы она в действительности звалась Хайке, вам бы не потребовалось создавать куклу с лицом – хватило бы ведьмовского наговора. Вначале вы так и сделали: читали заклинание. Оно не подействовало. Тогда слепили куклу без лица, нарекли Хайке и проткнули её. Сработало лишь отчасти. Тогда вам пришлось нанять художника, который по фотографии из личного дела вылепил лицо. Чтоб наверняка сработало, на сей раз каждый из вас троих пустил в дело личный рабочий инструмент вместо обычных наговорённых иголок. Мне любопытно: вы понимали, когда делали это, что навсегда привязали себя к ней?
– Только до той поры, пока она не сдохнет.
– Заблуждение!
– Меня не интересует то, что будет после. Кто сдал вам информацию?
– Кто только не сдавал мне информацию за прошедшие пятнадцать лет! Конкретно по теме нашей с вами беседы у меня есть не только информация. У меня есть кукла с вашей спицей. Прекрасно сделанная на заказ немецкая куколка из мягкого каучука с фарфоровым лицом. И в её голове – ваша спица. Палочку и жезл их владельцы вернули себе. Дело за вами.
– Вы правы, Рита: надо смотреть правде в глаза. Я вынуждена признать, что фрейлейн Пляйс была русской. Но я пока не освоилась с этим. Получается, что она опоганила…
– Высшую расу? Священные стены «Аненербе»? Думаю, наоборот: украсила и облагородила их своим присутствием. Марта, ну, в самом деле, какая там высшая раса, если она вас переиграла?
– Нет. Последнее слово осталось за нами. Коль скоро вы разыскивали куклу и колдунов, значит, с ней случилась беда. Нам удалось её остановить и покарать. Я так и чувствовала все эти годы: она живёт, не помня себя; её душа мается в застенках ущербного разума. Верно? Такая жизнь – хуже смерти. Как это произошло? Расскажите, что конкретно с ней случилось! Нам с вами, коллега, обеим интересны пути воплощения колдовства. Есть что обсудить!
– Да. Но не буду рассказывать. Ей уже гораздо лучше, и я не стану возвращать прошлую беду даже мысленно. Считаю, мы всё обсудили. Теперь ваша задача, Линденброк, взять куклу и вынуть из неё спицу.
– Вы только ради этого разыскали меня? Не могли самостоятельно вынуть спицу?
– Я думаю, это принесёт облегчение только на физическом уровне, а на тонком плане спица сохранится. Она потом рассосётся, но это займёт много времени, может и жизни не хватить.
– Меня это устраивает. Пусть несёт своё наказание.
– Линденброк, да вы же остаётесь привязанной к Хайке! Неужели вас это не тяготит?
– Нет. Справедливо, что мой враг страдает.
– Ясно. В таком случае мне придётся тебя заставить, Марта.
– Попробуй, Рита. Ты одна, за тобой нет поддержки. Организация, к которой ты принадлежала, больше не существует.
– Отчего же? Я служу в мощной организации, и за мной – вся страна.
– Я веду речь о другом. У Сталина была своя оккультная организация, но её давно нет. Мы здесь хорошо это чувствуем. Остались жалкие ошмётки, разбросанные по разным ведомствам. А со мной по-прежнему – мои товарищи по борьбе.
– Мои товарищи – тоже со мной.
– Я никого не чувствую за тобой… из оккультистов, ты понимаешь.
